Багровый полумесяц (СИ) - Христов Игорь Александрович "Гор Диприх"

<p>

          Хуан, которого удивило отсутствие шума, решил узнать в чём дело и оставил своих спутниц, пошёл к толпе и стал через неё пробираться ближе к старику. Он постоянно наступал на ноги то одному, то другому человеку и ловил в свой адрес проклятия. Извиняясь за свою неуклюжесть, студент продолжал пробивать себе путь к эпицентру событий. Наконец он увидел старика, сидящего на стуле, и остановился. Старик, скорее всего, уже продолжительное время рассказывал какую-то историю или байку.</p>

<p>

- Прошу прощения, милостивый сударь, но не изволите ли вы мне вкратце изъяснить, что здесь, собственно, происходит? -  любезно спросил Хуан у своего соседа слева.</p>

<p>

- Это…старик Мигель, он…рассказывает…одну историю, - еле ответил высокий бородатый мужчина, которого немного качало от принятого на душу алкоголя.</p>

<p>

- Да-а-а?! – заинтересовано ответил студент, затем замолчал и продолжил смотреть в сторону старика. Потом, осознав, что он ничего так и не понял, решил обратиться к соседу справа.</p>

<p>

- Покорнейше прошу меня извинить, но не соблаговолили ли бы вы мне сказать, о чём, собственно, рассказывает этот приятель?</p>

<p>

- О войне в Италии. Это любимая история Мигеля, - с улыбкой сказал среднего роста человек с блестящей лысиной на голове и потрёпанными усами.</p>

<p>

- О-о-о! Ничего себе! Италия?! Интересно будет послушать, - оживленно сказал Хуан и сосредоточил всё своё внимание, какое только у него осталось, на рассказе. Старик оживлённо рассказывал свою историю.</p>

<p>

- Я истинную правду вам говорю, сеньоры! Если бы не выстрелил из своего аркебуза мой товарищ в того мерзкого француза, я был бы уже давным-давно покойником и не имел бы чести рассказывать вам всё это! Одно вам скажу точно, сильно мы тогда под Черезоле дали по мордасам лягушатникам, но, к сожалению, сами отхватили немало. Из моего полка осталось чуть больше трёх десятков парней. А всё из-за этих швейцарцев! Истинно вам говорю, если бы не швейцарские наёмники, мы бы в пух и прах разорвали французов и до Парижа бы дошли, если к нам был бы милостив Господь. Все мы бились как львы в тот день! Но до сих пор у меня кровь стынет в жилах от того, что у нас в войске тоже были наёмные швейцарцы и вы бы видели, как они бросались друг на друга в рукопашном бою! Звери, а не люди! Свои же бьют своих! А всему виной проклятые деньги! Из-за них все беды, а ещё если добавить тот факт, что швейцарец очень верен своему контракту – всё! Пиши пропало! Он предпочтёт провалиться на месте, чем предать своего хозяина. Эх…тяжёлые времена были. Это ж надо подумать! Я, Мигель Эрнандес, был отправлен в далёкую Италию на войну Бог знает за что! Правда по возвращении я получил хорошее жалование, – с лёгкой улыбкой заметил он – Да и ко всему прочему немало трофеев с поля боя подобрал! Сильно ранен не был я за весь период кампании. Да чего уж там. Не жалуюсь я в общем. Тяжёлые были времена…</p>

<p>

          На этой фразе старик приостановил свой рассказ и начал потягивать свою трубку, испуская обильные клубы дыма. Он видимо задумался о чём-то, так как на какое-то время полностью замолчал. Несколько мгновений царила поразительная тишина. Все ждали, когда Мигель продолжит свою историю. Вдруг неожиданно в окне сверкнула молния и раздался гром. Дождь стал усиливаться. Старик, который доселе был в какой-то степени весёлым, резко помрачнел, почти положил свой подбородок себе на грудь, рукой погладил седую бороду и, испустив кольцо дыма изо рта, вдруг проговорил мрачным голосом:</p>

<p>

- Но не это я вам хотел рассказать, сеньоры. То, о чём я хотел вам поведать, на мой взгляд намного страшнее, чем пушечные ядра, пики и мушкеты. Давно это гложет меня, и я бы хотел рассказать вам обо всём, что пережил тогда. Но не судите строго.</p>

<p>

- И что же может быть страшнее, чем смерть на поле боя?! – насмешливо спросил один из солдат.</p>

<p>

- Жизнь…после смерти – загадочно ответил старик.</p>

<p>

          Слушатели, несомненно, удивились этому ответу и некоторые между собой стали переглядываться.</p>

<p>

- Что ты имеешь в виду? Как может быть жизнь после смерти? – спросил кто-то из толпы.</p>

<p>

- Я вам расскажу как! Известное дело, что у солдат на поле боя есть командир. И нас судьба не обделила им. Наш капитан завоевал себе мрачную славу, скверную. Несколько лет мы сражались под его предводительством. Во время баталий подобно вихрю он врывался на поле боя и устраивал своим противникам ад на земле. В битве при Черезоле он сражался яростно и храбро, однако всем нам казалось, что он очень часто шёл на неоправданный риск и ввязывался в бой всегда там, где было истинное пекло, откуда мало кто выбирался живым. На своём черном как ночь коне он много раз пробивался сквозь ряды пикинеров. Он наскоку срубал головы и отсекал конечности. Его латы были прочнее всех прочих. Его меч был острее косы самой старухи Смерти. В его глазах пылало адское пламя безумства и ярости. С каждым новым замахом его меча в воздухе раздавался свист и когда противник падал замертво, по долу меча уже обильно стекала кровь. Шлемы французов и швейцарцев бессчётно летали в воздухе после его ударов. Никому не удалось хоть раз одолеть его в битве.</p>

<p>

Этот искусный воин будто желал себе смерти. Кто-то из нас его боготворил, а кто-то, боялся. Я не могу объяснить словами свои ощущения, пережитые при виде этого человека. Если он и был человеком. На мой взгляд он был кровавым чудовищем. Из-за его яростных и безрассудных постоянных атак на неприятеля от нашей терции почти ничего не осталось, а на нём не было ни царапины. Многие мои товарищи, с которыми я не раз бился бок о бок, остались лежать и гнить на полях сражений, превращаясь в корм для воронов. В армии нашего капитана прозвали «жнецом Смерти» и в этом прозвище был двоякий смысл. С одной стороны, он всегда приносил победу там, где достичь её было не то чтобы маловероятно, но невозможно, тем самым нанося огромные потери врагам. И с другой стороны, эти победы давались слишком большой ценой.</p>

<p>

Несколько раз я замечал за капитаном некоторые странности, но приписывал это к помутнению своего рассудка вследствие пережитого в бою. Но позже, как оказалось, все странности капитана больше нельзя было приписывать к моему бурному воображению, так как многие факты были слишком очевидными и не стоило больше поддаваться сомнению. Лучше б я не видел того, что увидел своими собственными глазами так чётко и ясно, как вижу сейчас всех вас, сеньоры…</p>