Дин Кунц - Видение

«Форд» двигался по слабо освещенной улице. Дождь колотил по ветровому стеклу. Машина промчалась на красный свет.

— Прислушивается... прислушивается после каждого шага... Осторожен... Нервничает... Достает нож из кармана пальто... С улыбкой разглядывает острое лезвие... Такой огромный нож!..

В указанном ею квартале они остановились на обочине у светофора, перед третьим домом на правой стороне улицы: парные магнолии, выложенная плиткой дорожка, двухэтажный особняк с освещенными окнами на первом этаже.

— Черт возьми! — произнес Голдмэн с большей уверенностью, чем раньше. — Это точно соответствует описанию.

Сирена взвыла в темноте последний раз, и Барнс вылез из машины.

Красные сигнальные огни оставляли пляшущие тени на асфальте. Следом подъехала другая — бело-черная — машина. Из нее выскочило несколько человек. Два офицера в форме, Мэлон и Гонсалес, догнали Барнса. Мэр Гендерсон, круглый и блестящий в своем черном виниловом дождевике, был похож на надутый балон, двигавшийся вдоль улицы. Следом за ним, не отставая ни на шаг, торопился худощавый, невысокий Гарри Оберландер, наиболее голосистый критик Гендерсона в городском совете.

Замыкал группу Алан Таннер, брат Мэри Таннер Берген. Обычно он ездил в первой машине со своей сестрой, но они с Максом накануне крепко поссорились и старались держаться подальше друг от друга.

— Мэлон, Гонсалес... окружите дом, — приказал Барнс. — Обойдите его с двух сторон так, чтобы встретиться у задней двери. Я пойду с парадной. Вперед!

— А я? — спросил Голдмэн.

— Тебе лучше остаться здесь, — вздохнул Барнс.

Достав из кобуры свой «магнум-357», он направился к дому. На почтовом ящике была написана фамилия «Харрингтон». Только он нажал на звонок, дождь припустил со всей силой.

Привлеченная звуком сирены, она наблюдала за ним из окна и сразу же ответила на его звонок.

— Миссис Харрингтон.

— Мисс Харрингтон. Я взяла свою девичью фамилию сразу же после развода.

Это была миленькая блондинка немногим за сорок. У нее была плотная фигура, но ни грамма лишнего веса.

Похоже, главным ее занятием была тщательная забота о себе. Судя по ее виду, она не собиралась никуда сегодня вечером — на ней были джинсы и футболка, но волосы были тщательно уложены, а макияж и маникюр казались только что сделанными.

— Вы одна? — спросил Барнс.

— А почему вы спрашиваете? — кокетливо поинтересовалась она.

— Это моя работа, мисс Харрингтон.

— Ай, как нехорошо.

У нее в руке был бокал с виски. И не первый за этот вечер, как показалось ему.

— Вы одна? — вновь повторил он свой вопрос.

— Я живу одна.

— У вас все в порядке?

— Мне не нравится жить одной.

— Я не это имею в виду. Вы в порядке? Вас никто не беспокоит?

Она бросила взгляд на револьвер, который он держал в руке.

— А что? Что-то должно меня беспокоить?

— Может. Мы думаем, ваша жизнь в опасности, — громко сказал он, стараясь, чтобы она услышала его в шуме доносившейся из гостиной музыки.

Она рассмеялась.

— Понимаю, это звучит несколько мелодраматично, но...

— Кто угрожает мне?

— Газеты называют его «Мясник».

Она вскрикнула, но остановилась, будто вспомнив, что это может привести к морщинкам.

— Вы шутите.

— У нас есть причины подозревать, что именно вы должны стать его жертвой сегодня ночью.

— А что это за причины?

— Ясновидящая.

— Что?

Мэлон вошел в гостиную с другой стороны и выключил музыку.

Удивленная, она обернулась.

— Мы кое-что обнаружили, шеф, — сказал он.

Барнс без приглашения вошел в дом.

— Да?

— Задняя дверь была распахнута.

— Вы оставляли заднюю дверь открытой? — спросил Барнс женщину.

— Такой ночью, как эта?

— Она была закрыта?

— Не помню.

— На дверном наличнике кровь, — продолжил Мэлон. — Ее много также между комнатой для стирки белья и кухней.

— А он сам?

— Его нет. Наверное, он сбежал, услышав вой сирены.

Вытирая пот, с бешено бьющимся сердцем, размышляя одновременно, как совместить ясновидение и другие психические феномены с его прежним взглядом на жизнь, Барнс вышел вслед за младшим офицером через кухню и комнату для стирки белья к задней двери. Женщина пошла за ними, задавая вопросы, на которые Барнс не давал себе труда отвечать.

Гектор Гонсалес ожидал их на заднем дворе.

— За этой оградой есть аллея, — сказал ему Барнс. — Беги по ней и предупреди наших людей — они расставлены по двум кварталам во всех направлениях.

— Мне страшно, — проговорила женщина.

«И мне тоже», — подумал Барнс.

— Обследуй кустарник с обеих сторон дома, — приказал он Мэлону, — и проверь еще там, около забора.

— Слушаюсь.

— И вы оба, держите оружие наготове.

Ожидая у полицейских машин недалеко от дома, Гарри Оберландер препирался с мэром. Он покачивал головой так, будто сам внешний вид Гендерсона приводил его в изумление.

— Какой же вы мэр, — с едким сарказмом заметил он, — если в полицейской работе рассчитываете на помощь ведьмы.

Гендерсон отвечал бережно, будто тяжелый гигант отбивался от нападок соперника более легкого веса:

— Она не ведьма.

— Вы хотите сказать, что ведьмы не существуют.

— Как я уже сказал, советник, она не ведьма.

— Она — мошенница.

— Она — ясновидящая.

— Ясновидящая, темновидящая...

— Вы очень остры на язык.

— Это лишь другое название ведьмы.

Дэн Голдмэн посмотрел на Оберландера. «Нет худших врагов, — подумал он, — чем те, кто считают себя лучшими друзьями». Если Гарри, не удовлетворившись словесной перепалкой, начнет наносить удары в упитанный живот мэра, ему придется разнимать их. Так уже случалось не раз.

— Вы не догадываетесь, почему я продал вам мою половину нашего общего мебельного бизнеса? — спросил Оберландер Гендерсона.

— Вы ее продали, потому что у вас нет никакого дара предвидения, — мрачно улыбнулся Гендерсон.

— Видение, предвидение. Я ее продал потому, что такой суеверный дурак, как вы, рано или поздно доведет дело до банкротства.

— Однако этот бизнес приносит сейчас гораздо больше выгоды, чем когда-либо раньше, — парировал Гендерсон.

— Простофиля! Слепой простофиля!

К счастью, до того, как должен был быть нанесен первый удар, Харли Барнс вышел на порог дома и закричал:

— Все в порядке! Идите сюда!

— Сейчас мы посмотрим, кто из нас дурак, — проворчал Гендерсон. — Они должны были схватить его.

Он пересек дорожку и побежал по лужайке с изяществом, свойственным некоторым полным людям.

Оберландер засеменил за ним, как сердитая мышка, наступающая на пятки бегемоту.