Михаил Ладыгин - Дочь вампира

— Дашенька, — отвечала Елизавета Матвеевна. — Стоит, ну совсем как живая, только глаза чужие, а изо рта клык ползёт. Я закричала, а она мне и говорит: «Не кричи, скоро сама такой станешь!» Покачала головой и вышла. Я и дверь после этого запирала, и святой водой дом кропила, а она всё равно каждую ночь приходит».

Говоря так, Елизавета Матвеевна с трудом разматывала шарф, а когда размотала, отец Никодим увидел на шее отчётливый след укуса с запёкшейся по краям кровью.

— Не хочу я упырем становиться. Сделай милость, вбей мне кол осиновый в сердце, похорони по-христиански, а потом побыстрее уезжай отсюда. Не будет тебе здесь житья, особенно если просьбу мою уважишь. Они всё сразу поймут и займутся тобой, батюшка.

— Да кто же они? — настаивал отец Никодим.

— Упыри! — настойчиво твердила старуха. — Здесь в Болотове ни одного живого человека нет. Одни волколаки да упыри.

— Опомнись, Елизавета Матвеевна, — возмутился отец Никодим, — они же в церковь ходят.

— Ходят-то ходят, — согласилась старушка. — Днём они даже в церковь могут. Мне этого не понять. Только ты посмотри на них в зеркало. Хоть на фельдшера нашего погляди…

— А что зеркало? — не понял отец Никодим.

— Нету там его отражения. Фельдшер рядом со мной на стуле сидит, по горнице ходит, а отражения в зеркале нет… Сам посмотри, проверь, батюшка! Я пока из ума не выжила.

Странный болезненный бред старухи при всей его дикости выглядел удивительно последовательным, отчего зародил в священнике некоторое «томление мысли». Он стал приглядываться к жителям деревни, обнаружив при этом немало удивительного. Во всех домах Болотова начисто отсутствовали зеркала. Никто из жителей не носил крестов, даже те, кто регулярно заходил в церковь. Это открытие прямо-таки потрясло отца Никодима. Но он просто впал в бешенство, когда на очередной службе, приглядевшись к прихожанам, увидел, что крест они кладут не по-христиански, а прислушавшись, понял — они и молитвы читают наоборот.

На всякий случай священник занялся обороной собственного жилья. Он выцарапал стеклорезом кресты на оконных стёклах, воткнул в косяки булавки и переложил рамы цветами шиповника (во всей деревне ему не удалось обнаружить ни одной головки чеснока).

Пока мой бывший однокашник принимал защитные меры и вёл свои наблюдения, мучительно размышляя об увиденном, Елизавета Матвеевна скончалась. Тут перед священником встала весьма нелёгкая проблема. Он хорошо запомнил просьбу старушки, но мысль о вбивании в сердце умершей осинового кола приводила его в ужас. Не в силах побороть обуревавшие его сомнения, отец Никодим решился на опасный эксперимент. При этом он дал себе слово, что если сказанное Елизаветой Матвеевной окажется выдумкой, он отправится к епископу и попросит о церковном наказании за свои сомнения.

Итак, он поставил гроб с усопшей в церковь, а ночью отправился читать над ней молитвы. Хотя первая ночь прошла спокойно, утро не принесло несчастному попу облегчения. По его собственным словам, когда прокричал петух, и он заглянул в гроб, на него глянула «сатанинская харя, источавшая глумление». Отец Никодим закрыл гроб крышкой, положил на неё серебряный крест, после чего в смятении духа отправился домой.

Здесь его ожидало ещё одно потрясение. Матушка-попадья не встала с постели, а её бледное лицо, также как следы укуса на шее, недвусмысленно свидетельствовало о том, что страшная зараза, доселе обходившая стороной поповский дом, наконец-то переступила и его порог.

Весь день он пребывал в хлопотах, а в полночь, увидев, что жена спокойно уснула, решил заглянуть в церковь. Зайдя в храм, он содрогнулся, услыхав нечеловеческий вой, доносившийся из-под крышки гроба. Вооружившись распятием да склянкой святой воды, он подошёл к гробу и приподнял лежащий на нём крест. Крышка тут же отлетела в сторону, а на него двинулся разъярённый упырь с торчащими из открытой пасти клыками.

К счастью, священник уже подготовился к такому обороту событий. Плеснув на вампира святой водой, он оборонился распятием и принялся читать «Отче наш»… На мгновение упырь рухнул обратно в гроб. Этого мгновения отцу Никодиму хватило, чтобы вновь задвинуть крышку и возложить на неё серебряный крест. Затем он выбежал из храма, чтобы не слышать душераздирающих воплей вурдалака.

На крыльце своего дома он увидел здоровенного волка, который сразу же метнулся в кусты. Сердце священника оборвалось: верная подруга его лежала мёртвая. Но он не утратил ни веры, ни отличавшего его сурового мужества. Смахнув скупые слёзы, он приступил к делу.

Приготовил жену в последний путь, а затем пошёл в храм, где вбил осиновый кол в сердце Елизаветы Матвеевны, не забыв при этом отрубить ей голову. Он сам вырыл могилу для старушки, укрепив её, по его понятиям, от «вражьей силы». После этого он занялся собственной супругой. Не дожидаясь перерождения покойной, он проделал с ней все необходимые обряды, а затем, рыдая, отпевал усопшую.

Теперь борьба с вурдалаками определила смысл жизни отца Никодима. Можно только поразиться его рвению и неистовой отваге. Он принялся вскрывать могилы, благо кладбище располагалось около храма. В большинстве из них лежали румяные упыри с окровавленными губами.

Отец Никодим методично заколачивал в них осиновые колья и отрубал им головы. Из райцентра он выписал семена чеснока, которым густо засеял кладбище. Теперь уже жители деревни не ходили в церковь, а при встрече на улице села стремились побыстрее перейти на другую сторону. Однако же священник не отчаивался. Он полагал, что пока человек не умер, он ещё не упырь, а следовательно, о нём следует молиться. Именно это и делал отец Никодим, отправляя все церковные службы, моля Господа о помощи его пастве.

Но очевидно, молиться ему следовало о себе. По ночам его дом стали осаждать волки. Они собирались около полуночи, окружали жилище священника и выли до самого рассвета. Потом они убегали, чтобы вернуться после заката солнца. Тут в душу отца Никодима стали закрадываться сомнения. На кладбище не осталось ни одной «не обработанной» им могилы. Дома жителей все были им окроплены святой водой, но странная нечисть продолжала буянить в Болотове. Обнаглевшие волки ломились в окна его дома, а обедни по-прежнему служились в пустом храме.

Укрепляла священника лишь вера, да ещё ощущение собственной защищённости от зла: ведь до сих пор он ни разу не подвергся нападению вурдалаков, хотя иногда во сне ему мерещилось, что кто-то бродит по его дому. После таких ночей он старательно рассматривал себя в зеркале, но ни разу не обнаружил ни малейших следов укусов. Да и здоровье его было как никогда отменным.