Виталий Вавикин - Отель «Голубой горизонт»

– Но именно это чувствовала.

– Возможно.

– Другие женщины были в твоей жизни?

– Я не хочу об этом говорить.

– Потому что они отвергли тебя?

– Не они. Одна женщина. Глэдис Легуин.

– Глэдис отвергла тебя, не позволив тебе прикасаться к себе?

– Нет. Позволила. Отвергла после. Когда мы уже сделали это.

– Она оскорбила тебя?

– Сказала, что ей противно и не хочется вспоминать.

– А ей было противно?

– Я не знаю. Мне казалось, она хотела этого не меньше, чем я, просто стеснялась. Она всегда стеснялась. Даже с парнями.

– Но когда все закончилось, она сказала, что не хотела этого?

– Она просто сказала, что ей противно.

– Ты думаешь, что ей была противна ты сама?

– А вы думаете, нет?

– А другие женщины?

– Не было больше других.

– Потому что ты боялась, что они скажут то, что сказала Глэдис Легуин?

– Я не знаю. После Глэдис все это действительно стала казаться каким-то отвратительным и грязным.

– Близость с женщиной?

– Вообще секс.

– Потому что ты думала, что они все используют тебя?

– Я этого не говорила.

– Но Глэдис Легуин использовала тебя. Сначала ей было хорошо с тобой, а после, когда все закончилось, она сказала, что ей противно. Разве нет?

– Возможно.

– Значит, ты чувствуешь обиду.

– Думаете, мужчины меня тоже использовали?

– Сколько их было у тебя после Глэдис?

– Три… Нет. Четыре.

– А сейчас никого?

– Видеть их не хочу.

– Потому что они используют тебя? Берут все, что им нужно, а потом отворачиваются, как Глэдис?

– Почему такое происходит? Что я делаю не так?

– Почему ты винишь себя?

– А кого мне винить? Их?

– Думаешь, с Хэйгеном Моской у тебя могло быть все иначе?

– Я не знаю. Он не дал мне шанса.

– Ты говорила, он писатель. Думаешь, писатели достаточно умны для тебя?

– Я никогда не думала, что он умен.

– Но он нравился тебе.

– Мы были друзьями.

– И тебя злило, что ты не можешь получить его?

– Думаете, если бы мы были с ним вместе, то что-то могло измениться?

– А как думаешь ты?

– Лучше быть женой писателя, чем третьесортным юристом.

– Так все дело в статусе? Ты думаешь, что с Моской твоя жизнь могла быть лучше, богаче?

– Почему бы и нет?

– Я думаю, что тебе нравится сама мысль об этом, но жить бы вы с ним не стали.

– Он бы тоже бросил меня? Воспользовался и бросил? Да?

– Ты сама сделала бы так, чтобы он бросил тебя.

– Сделала что? Сделала так, чтобы стать противной ему? Сделала так, чтобы он возненавидел меня?

– Ты сама ненавидишь себя.

– Неправда.

– Ты сама обвиняешь себя во всем. Сама противна себе.

– А кого мне еще обвинять?

– Поэтому ты хотела покончить с собой?

– Это была случайность.

– Ты закрылась в ванной и случайно перерезала себе вены?

– Я была зла.

– На себя?

– Все валится из рук. Даже работа. В институте мне всегда говорили, что меня ждет большое будущее. Всегда ставили в пример остальным. А что из меня вышло в итоге? Люди пользуются мной и выбрасывают, словно презерватив. Вы когда-нибудь чувствовали себя презервативом? Здесь, на своей чертовой работе? Вас когда-нибудь принуждали к сексу?

– Тебя принуждали к сексу на твоей работе?

– Не напрямую.

– Ты уступила?

– Нет.

– Тогда почему ты продолжаешь презирать себя? Презирай тех, кто пытался тебя принуждать, кто заставлял тебя чувствовать себя униженной.

– Боюсь, в этом случае придется презирать слишком многих.

– Лучше закрыться в ванной и перерезать себе вены?

– Нет.

– Тогда презирай. Презирай всех, кто остался в прошлом. Или же ты думаешь, что жизнь закончилась в год твоего выпуска из университета?

– Иногда становится так одиноко… Вы не понимаете. Это все не так просто. Мир сжимается, давит на меня. И я уже ничего не вижу в нем. Вокруг темнота. И никого нет. Даже меня.

– Ты чувствуешь свою жизнь бессмысленной?

– Я чувствую, как темнота окружает меня.

– А твои родители? Когда ты в последний раз говорила с ними?

– Причем тут мои родители?

– Ты думаешь, что разочаровала их?

– Им плевать. У них есть еще одна дочь.

– Они гордятся ей?

– Анабэль лучше меня.

– Это родители так говорят?

– Им не нужно ничего говорить. Я знаю, что так и есть. Пока я училась, была лучше, а сейчас нет. Давно уже нет.

– На сколько лет Анабэль младше тебя?

– На пять.

– Ты помнишь, как она родилась?

– Я не ревновала к ней родителей, если вы об этом.

– Но и не любила.

– Нет.

– Потому что родители уделяли ей больше внимания, чем тебе?

– Сомневаюсь, что родители вообще кому-то из нас уделяли внимание в то время. Они лишь строили на нас планы, говорили, какими мы должны стать. Даже отец.

– Так ты любила отца больше, чем мать?

– Но никогда не хотела с ним переспать или родить ему ребенка.

– Причем тут это?

– Притом, что все психологи ищут у людей комплексы из детства.

– А ты считаешь, что у тебя нет комплексов?

– Не из детства.

– Но все еще хочешь оправдать надежды родителей.

– Анабэль оправдала их за нас обеих…

После, когда Даяна Ворт опубликует эти записи, десятки специалистов, составлявших психологический портрет Кэсиди Клири, сойдутся на мысли, что это был поворотный момент в ее жизни. Ненависть и отвращение Кэсиди, направленные прежде на себя, на свой внутренний мир, будут обращены на мир внешний. На следующих встречах она обвинит в своих неудачах друзей, не ценивших ее, родителей, требовавших от нее слишком многого. Некоторые специалисты попытаются обвинить Даяну Ворт в некомпетентности, но до суда дела так и не дойдет. Даяна Ворт не заставляла Кэсиди Клири убивать людей. Она лишь хотела, чтобы ее пациент перестал ненавидеть себя и пытаться снова совершить суицид.

– Думаю, резать вены было глупостью, – скажет на последующих встречах Кэсиди Клири. – Все равно никто не поймет этого.

– Так ты делала это, желая что-то доказать обществу?

– Это была глупость.

– Значит ли это, что ты больше не чувствуешь, как мир сжимается вокруг тебя?

– Думаю, мир сжимается вокруг каждого из нас. Нужно лишь набраться смелости и перестать этого бояться.

– А темнота? Она еще пугает тебя по ночам?

– Темнота? – Кэсиди снова щелкает своей зажигалкой. – Темноты становится больше. Я пытаюсь смириться с ней, принять ее, но иногда мне начинает казаться, что она проникает в этот мир и днем. Условно, понимаете?

– Ты не видишь своего будущего? Не можешь представить его?

– Я ничего не вижу.

– Это нормально. Ты жила прошлым, жила во власти своих страхов. Теперь все изменилось. Ты адаптируешься. Ты найдешь свой свет в этом мире мрака и сомнений.