Роберт Маккаммон - Участь Эшеров

«Мне становится хуже», — подумал пассажир.

— Вы профессионал, Рикс, — сказала ему Джоан Рутерфорд менее часа назад в «Ля Кокотт». — И это не конец света. — Эта крепкого телосложения крашеная брюнетка была заядлой курильщицей, не вынимавшей изо рта мундштук из слоновой кости. Один из лучших литературных агентов, Джоан работала с тремя его предыдущими романами ужасов и сейчас сообщила жестокую правду по поводу четвертого творения. — Я не вижу у «Бедлама» какого-либо будущего, по крайней мере в теперешней редакции. Роман слишком дискретен, перегружен персонажами, и чертовски трудно следить за развитием сюжета. Вы нравитесь «Стратфорд-хаузу», Рикс, и он не прочь издавать ваши книги, но не эту.

— Что вы мне предлагаете? Выбросить рукопись в мусорный ящик, после того как я потратил на нее больше шестнадцати месяцев? В этом проклятом романе почти шестьсот страниц! — Он заметил в своем голосе просительные интонации и сделал паузу, пытаясь справиться с собой. — Я переписывал его четыре раза!

— «Бедлам» не лучшее ваше творение, Рикс. — Джоан Рутерфорд спокойно посмотрела на него голубыми глазами, и он почувствовал, что его прошиб пот. — У вас герои словно сделаны из дерева. Какой-то маленький, обладающий сверхъестественным восприятием слепой мальчик, способный видеть прошлое или что-то в этом роде, сумасшедший доктор, режущий людей на куски в подвале собственного дома. Я до сих пор не могу понять, что у вас там происходит. Вы написали роман в шестьсот страниц, который читается как телефонный справочник.

Съеденная пища опилками лежала на дне желудка. Шестнадцать месяцев. Четыре мучительные переделки. Его последняя книга, средненький бестселлер «Огненные пальцы», была издана «Стратфорд-хаузом» три года назад. Полученные за него деньги давно кончились. Дела с киношниками тоже заглохли. Железная рука нужды взяла за горло, и Риксу начали сниться кошмары, в которых отец с удовлетворением заявлял, что он рожден неудачником.

— Хорошо. — Рикс уставился в свой бурбон. — Что теперь прикажете мне делать?

— Отложите «Бедлам» и начинайте новую книгу.

— Легко сказать.

— Да перестаньте! — Джоан ткнула сигаретой в керамическую пепельницу. — Вы уже не маленький, вы сможете!

Когда профессионал сталкивается с проблемами, он отступает и начинает сначала.

Рикс кивнул и мрачно улыбнулся. На душе у него было тоскливо, как на кладбище. За три года, прошедших после публикации его бестселлера, он пытался написать несколько разных книг, даже ездил в Уэльс исследовать одну свою идею, которая, впрочем, не прошла, но все замыслы рассыпались, словно карточные домики. Обнаружив, что он сидит в баре в Атланте и размышляет над продолжением «Огненных пальцев», Рикс осознал, что дела совсем плохи. Идея «Бедлама» пришла к нему ночью, когда он видел кошмарный сон, где смешались темные коридоры, искаженные лица и трупы, висящие на крюках. Написав половину романа, Рикс понял, что и эта идея расползлась, подобно ветхой ткани. Но отказаться от нее после стольких трудов! Выбросить из головы все сцены, как мишуру, перерезать пуповину, связывавшую персонажи с его воображением, и дать им умереть! Джоан Рутерфорд посоветовала ему начать другую книгу, словно это так же просто, как сменить одежду. Он боялся, что никогда не сможет закончить новый роман. Он чувствовал, что выжат как лимон этими бесплодными попытками, и уже не доверял своему чутью на подходящие сюжеты. Его здоровье ухудшалось, пришли страхи, доселе неведомые, — такие, как боязнь успеха, провала, риска. В охватившем его смятении он слышал и издевательский смех отца.

— Почему бы вам не попробовать писать рассказы? — поинтересовалась Джоан и попросила счет. — Я могла бы разместить что-нибудь в «Плейбое» или «Пентхаузе». И как вы знаете, я много раз говорила, что использование вашего настоящего имени тоже может принести выгоду.

— Я думал, вы согласны с тем, что Джонатан Стрэйндж — удачный псевдоним.

— Да, но почему бы не поэксплуатировать ваше настоящее имя, Рикс? Ничего страшного, если станет известно, что вы потомок тех самых Эшеров, о которых писал По. Я думаю, это будет плюс, особенно для того, кто работает в жанре ужасов.

— Вы знаете, я не люблю рассказы. Они меня не интересуют.

— Неужели вам безразлична ваша карьера? — резко спросила Джоан. — Если хотите быть писателем, вы должны писать. — Она достала кредитную карточку «American Express» и после внимательного ознакомления со счетом отдала ее официанту. Затем прищурилась и посмотрела на Рикса Эшера так, будто давно не видела. — Вы плохо позавтракали. Похоже, похудели со времени нашей последней встречи. Вы себя хорошо чувствуете?

— Да, все в порядке, — соврал он.

Оплатив счет, Джоан сказала, что вышлет рукопись в Атланту, и покинула ресторан. Он остался сидеть, вертя в руках стакан с вином. Полоска света, появившаяся, когда Джоан открывала дверь, неприятно резанула глаза, хотя стоял пасмурный октябрьский день.

«Еще один глоток. Допью, и пора уходить».

Неподалеку от Вашингтон-сквер шофер сказал:

— Вот черт, гляди-ка!

Посреди 5-й авеню какой-то маньяк играл на скрипке.

Водитель нажал на гудок, и у Рикса возникло чувство, будто по его позвоночнику провели скребком.

Сумасшедший скрипач, пожилой, с покатыми плечами, продолжал терзать инструмент, застопорив движение на перекрестке.

— Эй, чудила! — закричал водитель из окна. — Уйди с дороги, милок! — Он ударил по клаксону и нажал на газ.

Машина рванулась вперед, едва не задев скрипача, который продолжал играть с закрытыми глазами.

Другая машина внезапно выскочила на перекресток и, намереваясь объехать сумасшедшего, врезалась в бок почтового фургона. Еще один автомобиль, с орущим итальянцем за рулем, пытаясь избежать столкновения со скрипачом, задел левое переднее крыло их автомобиля.

Оба водителя выскочили и принялись кричать друг на друга, а также на скрипача. Рикс сидел окаменев, его нервы вибрировали. Голова трещала невыносимо; крики шоферов, гудки машин и нытье скрипки рождали настоящую симфонию боли. Он сжимал кулаки так, что ногти вонзились в ладони, и повторял: «Все будет в порядке. Нужно только сохранять спокойствие. Сохранять спокойствие. Сохранять…»

Легкий удар, а затем звук, напоминавший шипение жира на сковородке, снова удар и снова шипение. Звуки участились.

Лишь через некоторое время Рикс понял, что это такое.

Дождь.

Дождь стучал по крыше и скатывался по стеклу.

Рикс был уже весь в холодном липком поту.

— Чокнутый старикашка! — орал итальянец на продолжавшего играть скрипача. Дождь лил как из ведра, барабаня по крышам машин, застрявших на перекрестке. — Эй, ты!