Уильям Ходжсон - Ночная Земля

Последующую неделю я обходил дом своей дамы стороной, но к концу седьмого дня не удержался. И воистину, увидел там все, что может причинить мужчине великую боль и ввести в ревность. Едва приблизившись к бреши, я увидел возле нее на опушке леса Мирдат, а сопровождал ее тот же самый хорошо одетый придворный. Она позволила обнять себя за талию. Как же тут было не понять, что они любовники, тем более что у леди Мирдат не было братьев и молодых родственников.

Увидев меня на дороге, леди Мирдат на мгновение устыдилась, сняла с себя руку любовника и поклонилась мне, чуточку переменившись лицом. Я ответил ей весьма низким поклоном, но — ведь я был тогда столь молод — прошел мимо них, и сердце омертвело в моей груди. Оглянувшись, я увидел, как любовник приблизился к ней и вновь обнял ее. Вместе, наверно, они смотрели мне вслед, и я отправился прочь, окаменев от отчаяния, но более не оглянулся.

После этого я целый месяц не ходил к изгороди, но сердце мое жгла любовь, и самолюбие мое было уязвлено: несправедливо обошлась со мной леди Мирдат. И все же весь тот месяц любовь цвела в моем сердце, неторопливо приобретая сладость, нежность и понимание, которых не было во мне прежде. Воистину, Любовь и Боль создают характер мужчины.

К концу этого срока я нашел в себе силы жить дальше, и с пониманием в сердце начал вновь совершать прогулки вдоль изгороди, но Мирдат Прекрасная более не встречалась мне. Впрочем, однажды вечером мне показалось, что она неподалеку, потому что один из ее огромных псов выскочил на дорогу из леса, чтобы обнюхать меня самым дружелюбным образом — собаки по-прежнему были милы со мной.

И когда пес оставил меня, я долго прождал возле изгороди, но так и не заметил Мирдат, а посему последовал дальше, — с тяжестью в сердце, но без горечи, потому что понимание начинало медленно созревать в моем сердце.

Миновали еще две томительных и одиноких недели, и я пожалел, что познакомился с прекрасной Девой. И воистину, когда завершились они, я решился приблизиться к дому, чтобы хотя бы издали увидеть ее. Словом, однажды вечером я оставил свои владения, подошел к бреши, вступил на земли поместья и вскоре уже шел по садам, окружавшим Холл. Истинно, когда я пришел к ее дому, то увидел множество фонарей и факелов. Собралось огромное общество нарядных людей, все танцевали, и я понял, что попал на какой-то праздник. И сразу ужас овладел моим сердцем, я решил, что вижу свадебный танец леди Мирдат. Впрочем, глупо было даже думать об этом, потому что я, конечно, заранее слыхал бы о предстоящем браке. И тут я немедленно вспомнил, что в тот день ей исполнился двадцать один год, и кончился срок опеки над ней, что и отмечалось столь пышно.

Глаз мой радовался яркому празднику, сердце же было отягощено томлением. Толпа веселилась, все вокруг сияло тысячами огней. Огромный стол с угощением на серебре и хрустале, большие фонари из бронзы и серебра выстроились вдоль лужайки, а на противоположной стороне ее танцевали. И вот из круга танца вышла леди Мирдат — в очаровательном платье, но, на мой взгляд, чуточку побледневшая за прошедшее время. И она направилась к месту отдыха, и буквально в мгновение ока дюжина юношей из знатных местных фамилий оказалась возле нее. Молодые люди занимали ее разговорами и шутками, стараясь добиться внимания. Она была очаровательна, но я видел, что ей кого-то не хватает. Мирдат действительно была бледна, как я уже сказал, она то и дело оглядывалась, словно бы разыскивая кого-то взглядом вне кружка собравшихся вокруг нее, тут я сразу понял: любовника нет рядом, и сердце леди Мирдат тоскует. Но почему его нет здесь? И я решил, что этого проходимца непременно отозвали ко двору.

Наблюдая за собравшимися вокруг нее молодыми людьми, я пылал жаром свирепой и ничтожной ревности и готов был уже шагнуть вперед, схватить за руки и увлечь ее за собой в те леса, где бродили мы в прежние дни, когда мне казалось, что она готова полюбить меня. Но что толку в том? Не эти юноши владели ее сердцем. Возлюбленным Мирдат был тот невысокий придворный.

И я вновь ушел и не подходил к бреши целых три месяца, потому что не мог более переносить боль потери. Наконец эта мука сама начала толкать меня в дорогу, ибо оставаться дома стало более горькой болью. Словом, однажды вечером я оказался возле бреши, мучительно вглядываясь в поляну, лежавшую между изгородью и лесами. Это место для меня было свято, ведь именно здесь я впервые увидел Мирдат Прекрасную и влюбился в нее — в тот же самый вечер.

Долго стоял я у бреши и ждал, ждал и ждал — без всякой надежды. Вдруг кто-то мягко ткнулся в мое бедро. Это был один из ее псов, и сердце мое затрепетало: дама была совсем близко. Я ждал, внимательно прислушиваясь, и сердце мое колотилось. Наконец среди деревьев послышалась негромкая песня о разбитой любви, и пела ее Мирдат, одинокая среди своих огромных псов в темном лесу.

И я внимал ей со странной болью, ведь в голосе девы слышалось истинное горе, и сердце мое рвалось ей на помощь, но я словно примерз к земле, хотя все существо мое бушевало.

И тут я увидел среди деревьев белый силуэт. Она вскрикнула, и песня прервалась. И в этот самый миг меня осенила безрассудная надежда. Я бегом бросился к ней и в мгновение ока оказался перед Мирдат, негромко, но страстно произнося ее имя.

Я приблизился к ней. Громадный пес, решив, что мы затеяли какую-то игру, принялся прыгать возле меня. Я остановился перед леди Мирдат и протянул к ней руки, не зная, что делать дальше, — это сердце принесло меня к ней, стремясь облегчить ее боль. И вот она уже тянет ко мне навстречу руки, и падает в мои объятия с тихим рыданием. Чудесный покой охватил меня. А она шевельнулась в моих объятиях и потянулась к моим губам. Я поцеловал ее, истинно женственную, честную и любящую.

Так состоялась наша помолвка. Просто и без слов, но нам было довольно этого, хотя любовь предпочитает избыток.

После она высвободилась, и, взявшись за руки словно дети, мы пошли через лес к ее дому. А еще потом я спросил ее о придворном щеголе. Милый смех Мирдат прозвенел в ответ среди молчания леса. Она обещала все объяснить, когда мы придем в Холл. И как только мы оказались там. Дева повела меня в огромный зал и отвесила мне поклон — изящный и насмешливый. А потом представила меня некоей молодой леди, сидевшей за шитьем в притворной застенчивости и с шаловливым выражением в глазах. Буквально сгибаясь от счастливого хохота, леди Мирдат потащила два больших пистолета из стойки с оружием, чтобы я мог вступить в смертельную схватку с занятой вышивкой леди, которая все это время скрывала свое лицо и задыхалась от столь же шаловливого смеха.