Мария Барышева - Увидеть лицо

Роясь в сумочке в поисках зеркала, Ольга попыталась вспомнить, снилось ли что-нибудь. Но сны запоминались ей крайне редко, не запомнились и в этот раз. Ничего. Только голос… кто-то разговаривал с ней в том сне. Она не помнила ни лица, ни слов — только голос — теплый, бархатистый, обнимающий и удивительно сексуальный. При воспоминании о нем в низу живота заныло, и она посмотрела на увлеченного книгой жлоба уже почти благосклонно. В конце концов, экземпляр не так уж плох, хотя, как правило, такие качки в постели мало на что были способны, а то и не способны вовсе — жрали всякую дрянь для наращивания мускулов, всякие стероиды и превращались в полных импотентов — уж онато знает. В ее «Вавилоне» таких был целый выводок, но использовать их можно было лишь в качестве декораций, больше они ни на что не годились.

Вспомнив о «Вавилоне», Ольга повеселела. Дела в принадлежащем ей клубе с каждой неделей шли все лучше и лучше, несмотря на мрачные прогнозы окружающих. Когда стало известно, что «Вавилон» отныне принадлежит ей — более того, что и управлять им она намерена сама, визга было до небес: «Как это так?! Баба во главе быть не может! Баба все дело завалит!» Ну, и как, завалила баба все дело?! «Вавилон» пахнет и цветет — еще пышнее, чем при Денисе, кроме того, в нем появилось несколько занятных комнаток весьма интимного свойства, которые изысканная публика ой как оценила. Узнай про их существование покойный хозяин «Вавилона» — точно скончался бы по второму разу. Ольга и сама любила бывать в них — и в качестве зрительницы, и в качестве участницы свершавшихся там сексуальных действ — ее изобретательность не знала границ. Денис далеко не все знал про ее изобретательность, но и того, что она демонстрировала ему в постели, было более чем достаточно. Денис был, что называется, ходок, но после знакомства с Ольгой другими женщинами больше не интересовался, семью бросил — кроме Ольги ему никто не был нужен. Говорите, на сексе далеко не уедешь? Чушь собачья для любителей розовослюнных любовных романов! Стоящее тело, неутомимость и богатая фантазия — если ты этим обладаешь, то многого добьешься. Возможно, всего. Особенно, если у тебя при этом еще есть и мозги.

Ей не пришлось потратить на Дениса очень много времени, главное было умело повести дело. Закончилось тем, что он сам уже чуть ли не на коленях начал уговаривать свою неистовую любовницу принять «Вавилон» в подарок. Ольга долго ломалась, отказывалась, мурлыкала, что ей от него ничего не нужно, и согласилась лишь в виде величайшего одолжения. А через месяц он умер — прямо во время одного из их бурных свиданий. Такая неприятность — ну, что ж поделать, Денис, несмотря на активность, был уже не молод, сердечко пошаливало… В конце концов, умереть на женщине — мечта любого мужчины!

Конечно, когда Денис преставился, тут же налетели родственники. Но уж Ольгато знала, как тут дело поставить. Если она что-то получала, ее маленькие пальчики держали намертво. Родственникам не досталось ничего, хотя они очень долго не могли угомониться. Однажды к ней в кабинет в сопровождении адвоката явилась даже денисовская великовозрастная дочура и долго вопила, что именно она, Ольга, намеренно укатала в постели ее папулю до смерти, дабы обобрать до нитки его несчастную семью. В конце концов, Ольге это надоело, и ее охрана спустила обоих с лестницы. Какое ей дело до чужих родственников? Если что-то упустили, так это только их вина, и она здесь совершенно не при чем. Каждый выживает, как умеет, так что ее совесть может быть спокойна. Она никого не убила, ничем особенно противозаконным не занималась, семье помогала регулярно… Подумав об этом, Харченко улыбнулась уголком рта — улыбнулась почти тепло. При всей своей холодной расчетливости и полнейшем равнодушии к окружающим Ольга была на редкость привязана к своей семье, состоявшей из матери и младшей сестры, регулярно навещала их и засыпала бесчисленными подарками. Правда, Харченкомладшая, работавшая корректором в заурядной газете, не разделяла жизненной философии удачливой сестры и от подарков часто отказывалась и даже свадебный подарок — серебристо-серую «тойоту-камри» «тойоту-камри» приняла с большой неохотой и больше под давлением счастливого новобрачного, чем по собственной воле. Поэтому, отгуляв свадьбу, Ольга теперь возвращалась домой не в радужном настроении. Ничего, подрастет — сообразит, что к чему, поймет, что пока молодая, нужно брать от жизни все, вцепляться в нее зубами и рвать, кусок за куском, потому что молодость проходит очень быстро, а старость не торопится уходить никогда, и куски эти потом могут очень пригодиться. А она, бывшая (будем смотреть правде в глаза!) дешевая фотомодель, двадцати шести лет от роду уже владеет шикарным, одним из самых популярных в городе ночным клубом, потихоньку разворачивает коекакой торговый бизнес и скоро сможет позволить себе завести ребенка. Не так уж плохо, господа!

Ольга взглянула на часы, и ее бровиусики поднялись, став почти вертикальными. Уже час, как автобус должен был добраться до конечной, но за окном не было и признака того, что они подъезжают к городу — сплошняком деревья — целый лес.

Она привстала над креслом и огляделась. Позади нее сидела девушка с короткой стрижкой и с хрустом ела чипсы, читая какуюто книжку — судя по названию и рисунку на обложке, любовный роман; жлоб напротив тоже уткнулся в свою книгу, не проявляя никакого беспокойства. На сиденье позади него какойто человек, надвинув черную кепку на глаза, возился, устраиваясь поудобней и, судя по всему, пытаясь заснуть. На кресле за сиденьем водителя светловолосый мужчина с короткими бачками рассеянно глазел в ветровое стекло, да и сам водитель, ссутулившийся за рулем, выглядел вполне обыденно. Опоздание, похоже, никого не волновало. Может, это у нее часы спешат?

В любом случае, сначала нужно найти зеркало. И если она разбила себе губу о стекло, водитель стопроцентно вылетит с работы — уж Ольгато об этом позаботится.

Она снова начала перетряхивать содержимое своей сумки.

Автобус дернулся, и Марине Рощиной показалось, что кто-то настойчиво и бесцеремонно трясет ее за плечо.

Просыпайся! Просыпайся!

Еще балансируя на грани сна и реальности, она вяло отмахнулась рукой, чтобы оттолкнуть этого, назойливого, не дающего еще немного понежится в приятных расслабляющих глубинах. Но ее пальцы с длинными, расписанными золотистыми цветами и изукрашенными стразами ногтями лишь впустую рассекли воздух. Тогда ее ресницы дрогнули, но еще долго не отрывались от щек, продолжая подрагивать на коже, словно перья испуганной птицы. Марина очень любила спать — настолько же сильно, насколько не любила просыпаться, и ее будни никогда не начинались раньше обеда.