Питер Страуб - Пропавший мальчик, пропавшая девочка
Помощь проекту
Пропавший мальчик, пропавшая девочка читать книгу онлайн
Тим почувствовал, как тревожно вдруг стало на сердце. Да, Нэнси поступила именно так. Потрясенный эти открытием, он подошел к краю кровати и сел По собственной воле Нэнси, словно ракета, покинула землю. Жена Филипа и мать Марка убила себя. Теперь Тиму стало ясно, почему он сначала не понял сути случившегося. Голос Филипа, произнесенные братом слова помешали ему. Голос был сдавленным, как бы расплющенным, скрывавшим эмоции: будто рядом с Филипом кто-то стоял, держа его за горло. Филип был бы счастлив, если б Тим никогда не узнал, что кончина Нэнси не была тихой смертью во сне. Он чувствовал, что это знание означает для него личную потерю, что некое количество власти переходит в руки брата. Напряженный, прерывающийся голос тем не менее раскрыл самый минимум информации:
— Думаю, тебе следует знать: Нэнси вчера днем внезапно скончалась. Это... Это случилось неожиданно, ты, наверное, заметил, я все еще в шоке. В шоке... Такое, наверное, не сразу проходит, а?.. Можешь прямо сейчас не отвечать, но дай мне знать, если захочешь приехать, — церемония прощания в пятницу, похороны в субботу.
Филип будто наговаривал сообщение на автоответчик.
— Не думаю, что тебе захочется надолго у нас остаться, да? Ты никогда здесь не задерживался.
У Тима больно сжалось сердце, когда он попытался представить, что сейчас творится в душе Марка.
Он опомнился и заметил, что сидит, прижав руки к макушке, словно пытается удержать новую информацию, не давая ей вылететь и начать метаться по номеру отеля, разбрызгивая кровь. Всем сердцем понимая, что чувствует Филип, Тим опустил руки и на мгновение сконцентрировался на своем дыхании. Какие слова он найдет для брата?
Вслед за этим вопросом хлынул мощный прилив горя и отчаяния, а в центре его — пронзительная жалость к Нэнси Андерхилл, к тому, что ей пришлось пережить в предшествовавшие трагедии недели. Это было чудовищно. Тим тут же принял решение: он не уедет из Миллхэйвена до тех пор, пока не узнает, почему Нэнси покончила с собой. Как будто она дала ему такой наказ.
ИЗ ДНЕВНИКА ТИМОТИ АНДЕРХИЛЛА
12 июня 2003 года
Я зарегистрировался в «Форцгеймере», и как подтверждение того, что я вернулся в родной город, звуки Миллхэйвена стали наполнять мой слух. Мелодичный звоночек компьютера, извещающий о приходе нового сообщения от моего племянника Марка; грохот с размаху захлопнутой Филипом двери. Даже прокуренный, скрипучий голос отца. Может, прислушаться повнимательней, и в круговерти всех этих голосов прозвучит и голос Нэнси?
Голос Нэнси был мягким и нечетким. Как-то раз она спросила меня: «Как, интересно, ты пишешь книги?» Душа уходит в пятки, отшутился я. Она мило рассмеялась, полуприкрыв глаза Нэнси работала в компании «Миллхэйвен газ», занималась разбором жалоб клиентов. Филип, заместитель директора неполной средней школы Джона Куинси Адамса («Куинси»), хотел, чтобы она ушла с работы, потому как считал то, что на его жену орут день-деньской, унижает его достоинство. Хотя, если разобраться, в этом смысле ее работа мало чем отличалась от его. Нэнси же находила свое занятие забавным, и это раздражало Филипа. Если она хочет продолжать каждый день ходить в эту свою контору, Нэнси должна хотя бы из приличия доказать, что дело того стоит, — такова была точка зрения Филипа.
— С утра до вечера эти безмозглые черные кретины обзывают ее сучкой, — громким театральным шепотом жаловался Филип. — Разве можно терпеть такое, а?
— Филип, — возражала Нэнси, — они не безмозглые и не кретины, к тому же не все черные. Они просто боятся умереть от переохлаждения, если им отключат газ. Работа у меня такая, вот и все.
— И «такая» твоя работа достойна белого человека? — очень хотел знать Филип.
Должность Нэнси в газовой компании можно было бы назвать трудной, но работу она не бросала. По вечерам она готовила для Филипа и Марка. Бесспорно, все хлопоты по дому ложились на ее плечи, и она трудилась за двоих, но, уверен, редко жаловалась на судьбу. Для девушки из Пигтауна Филип был неплохой партией. Подающий надежды педагог, он уже каждый день надевал пиджак и галстук. Вероятно, когда-то Филип разоткровенничался с ней, может, блеснул чем-то, чуть приоткрыл душу — и этого на первое время хватило. Подумать только, чего ей стоило терпеть того человека, каким Филип впоследствии стал. Я вспомнил блеск в ее глазах, когда она бежала открывать мне дверь, — блеск, который я разглядел сквозь дверную сетку. Огромный потенциал для большого чувства, впоследствии подавленный, неиспользованный и востребованный разве что сыном.
Хочу знать, почему ты убила себя.
Смертельная болезнь? Филип сказал бы мне. Несчастливый роман? Не настолько романтичной натурой была Нэнси и не настолько глупой. Неодолимый стыд? Если не стыд — то чувство вины? Вины — за что? За несделанное, неосуществленное, что легло на плечи Нэнси клеймом?
Мужественная, преданная, покорная, разочаровавшаяся, искренняя и честная — вот такой была Нэнси. Отравленная давней виной — когда-то она могла вмешаться и помочь, но отступила, и случилось несчастье. Что еще? Где-то, думается мне, замешан страх, много застарелого страха. Нэнси страшил источник ее вины, пугало то, что взывало к ее помощи. Некто, может быть мужчина, смутно вырисовывался в жизни Нэнси. Он ужасал.
Вот где, по-моему, надо искать суть, я чувствую это.
Мне припомнилось то, что иногда происходило со мной в Бангкоке в конце семидесятых: предчувствие смерти. Смерти реальной, которая, весело пританцовывая, преследовала меня на переполненных улицах, засылала передо мной как знамение или символ обнаженную вьетнамскую девушку, бегущую через площадь Пэтпонг, — девушку, показывающую залитые кровью ладони всему миру.
Так заманчиво сделать историю Нэнси подобной моей истории. Зловещее создание украдкой неотрывно следит за тобой — однако в отличие от меня Нэнси не удалось спастись от ужасной смерти... Что до меня, обнаженная вьетнамка принесла мне некое подобие избавления, она вернула мне воображение; а вот Нэнси... Для Нэнси это закончилось трагедией.
Я пока не могу разобраться в этом. Все как будто складно, но если взглянуть беспристрастно, очень уж похоже на побочный продукт моего собственного сюжета. Не говоря уж о моем воображении.
Прошлое Нэнси... Мне действительно хочется увидеть его, хоть разок реально взглянуть на ту тварь, что опустилась к ней на плечо[4]. Хотя, возможно, это было только начало.
Из этого самого окна гостиничного номера на четвертом этаже «Форцгеймера» Тим Андерхилл и Майкл Пул когда-то смотрели вниз на заснеженную Джефферсон-стрит: водитель машины, которую автобус вжал в сугроб, в ярости лупил запаской по борту автобуса, продолжавшего медленно двигаться в сторону Соборной площади[5]. В тот час нам казалось, что Миллхэйвен, который мы видим, — настоящий.