Эгис Румит - Марат. История одной души (СИ)

— Ш-ш. Ш-ш, — сказал ей Марат.

Она смотрела на него налитыми кровью глазами. Цепи нет. Марат секунду колебался, а потом побежал. Ему повезло. Калитка была открыта. Он проскочил на улицу, услышал, как оскаленная морда ткнулась в изгородь за его спиной. Марат поднял с земли прут и сквозь щели в плетне ткнул им псину в морду. Он целил в глаз, но попал в нос. Оцарапал до крови. Собака отскочила и хрипло залаяла.

Марат оглянулся. Тихо. Туманно. Дорога широкая и пустая. Местами ее замело песком. За пеленой марева тянутся ряды т-образных фонарных столбов и кокосовых пальм. Далеко впереди идут женщины в исламских платках и национальных платьях. Наверное, аканки. Мимо проехал грузовик.

В школу еще рано. У Марата никогда не было часов — он просто чувствовал время. Сейчас он знал, что у него как раз осталась пауза для того, чтобы заштопать майку. Он пошел вдоль по улице.

Череда пальм с другой стороны дороги закончилась. Теперь по правую руку от Марата была Плаца. Она медленно оживала. Хибары торгашей, передвижные фургончики. Мотоциклы с корзинами спереди и сзади. Брызги от раздавленных фруктов на асфальте. И над всем этим величавая, далекая голова собора.

Мимо проехал бронетранспортер. Марат смотрел, как по его восьми колесам разбегаются повторяющиеся круги узора. Машина притормозила, пуская в туман темные струи угарного газа. Шесть солдат сверху рассматривали толпу. Ничего не заметили. Броневик снова набрал ход, исчез в мареве.

Марат устал босиком идти по асфальту и повернул на проселочную тропинку. Здесь текла речка Дьюмба, шириной в семь метров. Лианы, нависающие над водой. Женщины с бельем на мостках. Марат проходил речку только когда шел к школе. Воду для дома он набирал в колонке.

Женщины у мостков стирали белье. Марат попытался пройти вдоль реки, но его остановили.

— Стой, — крикнула одна.

— Что? — спросил Марат.

— Крокодил, — объяснила женщина. Ее лицо было закрыто. Марат видел только черные глаза и черточку переносицы. Негритянка. Руки мокрые, кожа молодая.

— Снова? — удивился мальчик.

Крокодилы редко доплывали до Дьюмбы. Им не нравились люди, шум, дорога, грязная вода. Те хищники, которые добирались сюда, обычно становились людоедами. В их брюхе можно было найти серебряные кольца, монетки, куски синтетической ткани. Иногда от одного человека, иногда от многих.

— Да. Его будут убивать сегодня днем, — сказала негритянка.

— Спасибо, — ответил Марат.

Она еще секунду смотрела на него. Он почувствовал что-то в ее взгляде. Что-то похожее на страх. И еще притяжение. Его сердце забилось чуть чаще.

— Иди своей дорогой, — сказала ему желтокожая старуха без чадры.

Девушка снова начала катать ткань по доскам. Марат послушался ее совета и не пошел вдоль реки. Он повернул, вышел на горбатый деревянный мост, достаточно широкий, чтобы разминулись три человека, и остановился. Крокодил не опасен, пока твои ноги не стоят в мокрой глине у берега. Он сел на деревянные жерди, перетянул разрыв на майке к себе на живот, достал иголку, начал штопать. Далекий рокот моторов все нарастал. Скоро Плаца будет полна людей, и женщин у воды станет в два раза больше.

Последнего крокодила убили из автомата солдаты. Марат прибежал, но тело уже унесли. Ему сказали, что голова была вся разворочена. Хищник успел схватить человека за ногу, и тот стрелял в него в упор, пока не потратил весь магазин.

Поединок. Марат хотел чего-то такого. Это была настоящая жизнь. Он хотел иметь оружие и право на убийство.

Черные стежки ложились на майку цвета хаки. Он работал неловко, но быстро. Прошил в одну сторону, потом в другую — прочность не бывает лишней. Закончил, когда кончилась нитка, заткнул иголку обратно к себе в ворот.

Интересно, Роберт уже нашел ее?

Марат спрыгнул с жердей. Доски моста глухо откликнулись на удар. Плеснулось что-то в воде. Он посмотрел вниз. Если это крокодил, можно присмотреться и увидеть его глаза над поверхностью воды. Но на это нужно время и опыт. Если нет опыта, времени понадобится очень много. Крокодилы тупые, но ловкие. Они прячутся в тине, за ветками и грязью, почти не шевелятся, сидят на месте или даже позволяют течению медленно нести себя. Намон однажды сказала, что крокодилы — это злые лоа. Она любит злых лоа. Они позволяют ей комрить их, а она может заставить их убивать для себя.

Марат еще раз пробежал глазами по прибрежной траве, ничего не увидел и пошел к школе.

Школа — большое одноэтажное здание. Пологая двускатная крыша со щербатой черепицей. Серые стены, широкие окна. Огромная веранда, которая в хорошую погоду используется как класс. Песчаный двор с футбольными воротами из живых пальм и тремя рядами бревенчатых лавок.

Марат вошел во двор и огляделся. На лавках мальчишки. Собрались почти все, но занятия не начинаются: учителя еще пьют чай в глубине веранды.

У Марата не было друзей. Почти все в этой школе были протестантами, все были черными, как беззвездная ночь, все знали своих отцов.

Камила нашла эту школу четыре года назад. Она хотела, чтобы ее сын научился читать, писать и считать. Но у нее не было денег. В трущобах Ямусукро всего несколько бесплатных школ. Одна из них католическая, три — исламских. Мальчика без веры туда не принимали.

Марат сел особняком. Сквозь жидкие кроны пальм он видел вершину Нотр-Дам-де-ла-Пэ, вечного молчаливого свидетеля. Туман истаял, и теперь купол казался голубым на фоне серого неба. Он опустил голову

Во двор вошли еще трое мальчишек — все из класса Марата. Клавинго, Крис и Поль. Крис родился в протестантской семье, а Клавинго вслед за отцом крестился несколько лет назад и сохранил имя на родном языке. Поль немного отличался от друзей. Он был марабу. Это делало его кожу чуть более светлой, чем у товарищей.

Они прошли мимо Марата. Потом Крис оглянулся: что-то зацепило его взгляд. Он сделал шаг назад. Марат, еще не понимая, в чем дело, но уже озлобленный, поднял на него глаза.

— Смотри, — сказал Крис, — его мать зашила майку неподходящей ниткой.

Клавинго улыбнулся. Марат сместил руку так, чтобы его неровные стежки оказались в глубокой тени, но было поздно.

— Цветные нитки, — сказал Клавинго. — Цветному цветная одежда.

Он сам был в аккуратненькой рубашке, белой в коричневую клетку, которая отлично смотрелась с его угольной кожей.

— У тебя тоже цветная одежда, — сказал Марат.

— Не сравнивай меня с собой, оборванец, — ответил Клавинго. — Моя рубашка клетчатая, а не латаная.

Марат смотрел в его круглое черное лицо. Клавинго был полон спокойного презрения. Марат почувствовал ярость и ненависть. Он хотел погасить эти глаза, как погасил глаза своей матери. Он наклонился, зачерпнул под лавкой мягкую глину и, вставая, с размаху двумя руками ударил Клавинго в грудь. Мальчишки оказались нос к носу.