Леонид Моргун - Сатанинская сила

XIV

— Вот же, хмырь! — безрадостно бурчал Ююка, меся ногами геенскую грязь. — Повел он нас за собой, как Иван Сусанин. Ирой ты наш. Лидер. Вождь. Фюрер наш, лупоглазенький, ведет он нас в даль светлую, а куда? Нет, зачем — мы-то знаем, на погибель он нас ведет, а вот куда, а? Знат — не знат?

— Вот против кого — мы-то с тобой знаем, — хмуро отвечал ему Гришка-гармонист. — Против этих вурдалаков и прочей сволочи… — он сплюнул, вспомнив своего дядюшку-утопленника.

— А если знаем мы супротив кого идем, так рази ж с этими вот дрынами (Ююка с ненавистью стукнул кулаком по висевшему на шее его автомату), с ними вот разве пойдешь против нечисти?

— А с чем пойдешь? С иконами? — огрызнулся молодой пожарный по имени Федот.

— Да заберите у него пушку и дайте ему осиновый кол, вот это будет справное оружие против лукавого, — посоветовал Макар Анатольевич. — Как бабу-ягу углядишь, Ююк, так сразу в ее свой дрын осиновый и суй, ежели другой не в исправности…

— Эй, там в строю, а ну — подтянись, рыла посконные! Разговорчики! — весело прикрикнул на них подполковник Горелов. — А ну, кто у нас мастак? Песню запе-вай!

— зазвенел юный голосок Федота. Остальные ополченцы бодро гаркнули вторую строчку и каждый в меру развития своего эротического воображения — добавил еще и третью.

— Тихо, вы! — возмутился Евсей Дементьевич. — Мы же с вами женщину идем спасать. Можно сказать, девушку.

— Да где она, твоя женщина? — отозвались из строя. — Может, у черта на рогах, а может, давно уже сгинула. Ишь ведь, бес нечистый, так и кружит, так и кружит…

— А ну — ти-и-хха! — рявкнул Горелов. — Это кто здесь еще паникует? Ась?

Но и у самого у него на душе было тошнехонько, поскольку набранный им батальон добровольцев явно кружило. Нет, право слово, когда в момент исчезновения Сашеньки, он взобрался на передок телеги и яростно выругал всех букашинских баб, на душе у него потеплело. Когда он загнул по-флотски стоявшему рядом, своему же брату-мужику, душа его возликовала еще больше. Когда же пробужденные его голосом, зажигательным видом, бабьим воем и атмосферой всеобщего отчаяния, мужики ударили в набат и объявили запись в народное ополчение, душа подполковника запела. Он принял на себя организаторские функции, поскольку никто иной на это способен не был. На скорую руку были конфискованы все запасы охотничьих ружей и милицейский арсенал. Тут неожиданно присоединился к ним и отец Одихмантий. Каяться он ни в чем не пожелал, найденный у него компромат объявил бесовским наваждением, а на погромщиков своих наложил епитимью — до самого Страстного Четверга и в рот не брать ничего крепче святой воды. Потом организовали молебен, устроили крестный ход, под общее ликование в небе над толпой пролетели несколько ангелов с трубами, это значило, что воображение букашинцев явно начало перестаиваться. В ближайшие дни ожидалось пришествие Мессии. Заплечин даже попытался было остановить выступление, заявив, что не дело смертных вмешиваться в дела небесные, и что ежели Христос опять явится, то сражаться с Антихристом — это его личное дело, однако его не поддержали. Ополченцы были твердо настроены пострадать за веру, и этого момента нельзя было упускать. Они поодевали чистое белье, на их свежевымытые шеи бабы вешали крестики и ладанки, а как любили, ах, как же их любили в короткую ночь перед выступлением!

— Не боись, братва! — напутствовал их хорошенько накачавшийся по такому случаю Боб Кисоедов. — В случае чего — звоните, вызывайте милицию и пожарную охрану. С вами вся крестная сила. У меня в клетке сидит целый курятник ангелов и архангелов, в случае чего они все слетятся к вам на помощь… Я вас бля… блядо… блааславляю, вот, чего!

Тихие и очень решительно настроенные мальчики с просветленными взорами двинулись было к нему, но бабы смертоубийства не допустили, просто выкинули они пьяного художника в канаву да и оставили там протрезвляться. Потом началось торжественное целование креста. Все клялись, что не отступят и что раньше погибнут, чем допустят в дома свои вражью силу. Попробовал было поцеловать крест и Заплечин, но теперь уж настолько велика была сила веры в чудодейственные свойства креста, что от него и впрямь шарахалась печисть. С экс-капитаном сделались корчи, он стал шпарить цитатами из классиков научного атеизма и призывал «изгнать поповских прихвостней из светлого здания мирового коммунизма». Смущенные столь неожиданной сменой настроений у своего недавнего предводителя, мужички отвели его на колокольню и вновь попросили его поцеловать крест. На это Заплечин ответил им с такой фанатичной коммунистической убежденностью и дерзким блеском в глазах, что мужики призадумались, но все же свесили его вниз головой и вновь поднесли ему крестик. В ответ Заплечин запел: «Никто не даст нам избавленья…» и стал так неистово вырываться, будто надеялся взлететь. Мужики с сожалением признались, что попросту не удержали его. Однако и лежа на сырой земле с раскроенным черепом и сломанным хребтом, продолжал капитан агонизировать, выдавая целые абзацы из книги «Спутник атеиста». Тут даже и самые сердобольные поняли, что дело нечисто и предложили опрыскать охальника святой водой. В тот самый миг, когда на лоб его упала первая капля, Заплечин содрогнулся и испустил дух. И вместе с духом из него выскочил маленький чертик, который суматошно заметался под ногами собравшихся людей, пока в него не залепили бутылкой с зажигательной смесью. Однако многие уверяли, что он ухитрился спрятаться под юбкой у какой-то бабы, называли даже конкретно, у какой именно, однако поскольку в интерпретации каждого нового рассказчика звучало новое имя, приводить его мы не будем, скажем лишь, что с того дня в вопросах интимной жизни букашинки темпераментом своим намного превзошли итальянок, негритянок, бразильянок и прочих представительниц южных и тропических стран.

Где теперь следовало искать девушку? Место, в котором она исчезла, было тщательно огорожено и считалось нечистым. Однако туда запустили собаку на веревке — и она воротилась живой, только очень напуганной. Что было за этой невидимой дверью? Куда вела она? Это было никому неведомо. С каждым днем Букашин все более и более менял свои очертания. Бывшие прежде узенькие улочки, на которых в свое время и двоим-то было не разминуться, вдруг сделались просторнее иных столичных проспектов, пересечь их удавалось лишь за длительное время, и противоположные дома в это время то вообще терялись из виду, то вдруг оказывались на расстоянии вытянутой руки. Более того, отдельные строения, прежде расположенные на равнине, вдруг оказались парящими друг над другом, так что для того, чтобы дойти до соседнего двора, приходилось идти извилистыми тропками. Путешественник оказывался то в небесной крутизне, то где-то во рву. Старик Передрягин пытался втолковать согражданам, что в результате смены законов природы произошло изменение пространственно-временной метрики, что таким образом сделалось возможным реально проходить сквозь различные измерения. Однако букашинки, быстренько сбегав за метриками своих детишек, в два счета доказали, что старик брешет почем зря, а прав, скорее всего, батюшка Одихмантий, наглядно объяснив прихожанам, что происходит обычный Армагеддон, сиречь, светопреставление, к которому нормальный христианин должен готовиться с самого рождения. Но факт оставался фактом, для того, чтобы от клуба, где происходил сбор ополченцев, добрести до подвала бывшего мининого кафе, что прежде занимало не более пяти минут неспешного хода, воистину пришлось брести трое суток, а возможно даже и больше.