Елена Нестерина - Большая книга ужасов 41

— Да я и не пыталась! Наоборот, сама пришла сюда.

— Зачем? Ты понимаешь, как рисковала?!

— Так ведь пропали все: и ты, и ребята, — смущенно ответила я.

— А теперь еще и ты… Каждый год несколько десятков человек находили здесь вечный покой, а теперь жертв понадобилось намного больше. Все делается очень осторожно, исчезновения происходят в разных концах города, или исчезают приезжие. Чтобы не привлекать внимания.

— Знаю. Людей так много! Там такое деревянное помещение…

— Барак. Тот самый барак, который видела твоя подружка. Вальдемар всегда держал жертв там.

— Как ты его назвал?

— Вальдемар. Это имя он взял, когда был одержим идеей воссоздать готскую державу. Оно означает власть над миром, равно как и Владимир. Только одно наше, а другое немецкое.

— А мне он предлагал стать его наследницей, представляешь! И обещал за это отпустить ребят.

В общих чертах я пересказала недавние события.

— Ему необходим помощник в его мерзких ритуалах, — ответил Вилор. — В одиночку это сложно. Да, ты правильно поняла, он сделал бы тебя вампиром, правда, повременя до более зрелого возраста. Но, согласившись, ты бы уже не смогла отвертеться.

— А я и не ждала ничего хорошего, — ответила я и стала приводить в порядок свои растрепавшиеся волосы. Вилор стоял, прислонившись к стене, мрачно глядя в одну точку.

— Вот, значит, как, — немного погодя тихо сказал он. — Я не думал, что ты ради меня так бросишься в штыки…

— Ну, знаешь ли! — фыркнула я.

— И тебя не смущает то… что он обо мне сказал?

— Если бы речь шла о ком-то другом, я бы, конечно, держалась от него подальше. Но с тобой мы, кажется, друзья? Во всяком случае, после того как ты спас мою жизнь, я в твоем присутствии за нее спокойна.

— Я всего лишь предотвратил твое похищение. Кстати, знаешь, почему тебя бросили именно сюда?

— Нет. Его слова звучали как смертный приговор…

— Это и был приговор. Он рассчитывает полюбоваться омерзительным зрелищем…

— Не поняла?

— Он думает, что с наступлением темноты я поднимусь, озверевший от голода, и наброшусь на тебя.

— Что-о?! Он совсем идиот?!

— К сожалению, нет. Если вампир слишком долго голодает, то в конце концов наступает момент, когда он перестает владеть собой и превращается в зверя, для которого существует лишь одна цель… А мне пришлось голодать достаточно долго, плюс еще ранение…

— Какое?

— А, уже зажило, хотя крови я потерял много. — Вилор оглядел свою порванную в нескольких местах рубашку. — С приходом рассвета я был слаб, как цыпленок, но, думаешь, сдался без боя?

— Ой! — испугалась я. — Ты… тебе, наверное, плохо?

— Было очень плохо, я действительно был близок к черте… Но теперь я могу держаться, и за это спасибо тебе, Никандра!

— Мне? Но за что?

— Я очнулся от того, что получил мощный прилив жизненной энергии, а это ничем не хуже крови. Кроме тебя, здесь никого не было. Что ты со мной сделала?

— Ничего, — удивилась я. — Просто закутала в куртку, и все.

— Но тебе, наверное, было страшно? Ты боялась, переживала, плакала?

Я нехотя кивнула.

— Вот и результат. Этим ты дала мне силы. Сама, наверное, чувствуешь себя выжатой, как лимон?

— Я думала, ты умер, вот и не сдержалась!

Вилор виновато посмотрел на меня:

— Это был дневной сон, мало отличимый от смерти, и прервать его можно разве что тем способом, который применила ты. Я действительно был инициирован как низший вампир, но неужели он считает, что я таковым и остался? А, пусть считает, как хочет. Пойди к входу, умойся и выпей воды, это поможет тебе восстановить силы. Она здесь не простая, этот поток течет из святого источника, известного своей целебностью еще с древних времен. Ну, иди. И больше никогда так не делай.

— А это уже мне решать!

Водные процедуры действительно вернули мне бодрость. По ходу дела я осмотрела решетку — она оказалась порядком проржавевшей.

— Вилор! — помчалась я обратно. — Может быть, у нас вдвоем получится сломать решетку и бежать?

— Решетка — ерунда, ее сломать легко.

— Так почему ты до сих пор этого не сделал? Сломал бы и ушел!

— Дело не в решетке. Я тебе уже сказал: вода, которая сплошной завесой отделяет нас от выхода, — из святого источника, она просто уничтожит меня!

— Ах, вот оно что! — хлопнула я себя по лбу. — Слушай, так ведь можно ее отвести в сторону! Я видела, как это делается. Ты ломай решетку, а я выберусь и открою проход.

— Так мы и поступим, — кивнул он. — Но всему свое время. До заката осталось еще около двух часов, если мы сбежим раньше времени, то я не смогу выйти наружу, и нас поймают. Хотя не стоит и медлить — к закату Вальдемар непременно явится сюда, и тогда нам точно не уйти. Думаю, стоит подождать примерно час.

— Ладно, подождем. А у тебя часы есть? Я свой мобильник дома оставила.

— Не беспокойся, приближение заката я чувствую без всяких часов.

Усевшись на большой камень недалеко от входа, мы стали ждать. Плеск воды умиротворял, и мне вскоре стало казаться, что ничего страшного больше не будет, мы просто сидим у водопада и отдыхаем…

— Как ты нашла это место? — нарушил молчание Вилор.

— Ты не поверишь, воспользовалась помощью Фаины. Может, она и врунья, но меня привела честно.

— Она тебе обо мне ничего не говорила?

— Какую-то чушь несла, Витькой называла, но чего еще ждать от Фаины?

— Фаины… — Лицо Вилора застыло, в глазах сверкнула ненависть. — На самом деле она не Фаина, а Нонна. Она в юности, хоть и была благородных кровей, вытворяла такое, за что в прежние века могли сдать в монастырь или выгнать из дома. Но ее родители поступили иначе: нашли ей старого богатого муженька да и спровадили с глаз долой. Муж после свадьбы прожил недолго, а молодая вдовушка через некоторое время родила сына. После чего продала имение, поменяла имя и уехала туда, где ее не знали. А когда сын подрос, маменька устроила его учиться в престижное столичное учебное заведение, надеясь с помощью сыночка войти в высшее общество. Да только любимый сын в столице завел дружбу с марксистами, участвовал в подпольном революционном движении и однажды, приехав к ней в гости, представил маменьке свою новоиспеченную супругу. Это была девушка неблагородного происхождения, сирота, тоже исповедовавшая революционные идеи.

Надо ли говорить, каким шоком это стало для Фаины! Она привыкла подавлять сына своим авторитетом и рассчитывала женить его на богатой и знатной девушке, которую, разумеется, выберет сама! Обругав невестку непотребными словами, она поставила сыну ультиматум: или она, или я. Сынок ответил, что он уже не мальчик, которым можно помыкать, поэтому остается с женой. Вскоре у молодой пары родился сын, а спустя некоторое время грянула революция. Очень скоро Фаина лишилась всего, и из светской дамы ей пришлось переквалифицироваться в попрошайку. Как она проклинала всех, кто участвовал в перевороте, а особенно окаянную невестку, сбившую с пути ее любимого «мальчика»! Все это время Фаина надеялась, что сын бросит «эту аферистку» и вернется к мамочке.

И он однажды действительно приехал к мамочке. За революцией последовала Гражданская война, и через какое-то время случилось, как в известной песне: «Дан приказ: ему на запад, ей в другую сторону — уходили комсомольцы на Гражданскую войну». Так-то оно так, но куда ребенка девать? Ему тогда было около пяти лет, сдать его в приют в то голодное время означало верную погибель, а родственников, кроме Фаины, не было. И тогда сын решился обратиться к маменьке, исходя из расчета, что не зверь же она все-таки. А маменька, укрепившись в криминальной среде, к тому времени жила в известном тебе бараке. Что он ей говорил, не знаю, но уговорил все-таки присмотреть за ребенком, пока они с женой не вернутся с войны. Маменька, видимо, поняла, что если откажет, то потеряет любимого сына навсегда.

— А что, тогда и женщин на войну призывали? — удивилась я.

— Не призывали, они шли сами! Такие это были женщины — большевички, революционерки, комиссарши, для них дело революции было важнее всего — семьи, детей и даже собственной жизни. Так вот. Пока от сына приходили вести, Фаина еще кое-как ухаживала за ребенком. Но война затянулась, и однажды пришло известие: погибли оба, и сын, и невестка. Обозленная на весь белый свет маменька, и без того винившая невестку во всех смертных грехах, теперь срывала злобу на ее ребенке. Тот факт, что это ее родной внук, ее не волновал, главное — он сын этой… Лучше я не буду рассказывать о том, что ему пришлось пережить за те несколько страшных месяцев; она была мастерицей на такие дела… А потом у нее появился квартирант.

— Вальдемар?

— Тогда его звали Владимиром Петровичем, и он еще был человеком. И по-своему неплохим человеком. Если остальные обитатели барака видели, как она над ребенком издевается, и предпочитали не вмешиваться, то он в первый же день предложил Фаине продать мальчишку ему.