Татьяна Рябинина - Чертова погремушка

— Все спрашивал, дурачок, что я с собой натворила.

— Ну правда, никак не мог поверить, что человек так измениться может. Признайся, говорю, наверно, кучу пластических операций сделала.

Тут они как-то очень странно переглянулись, как будто ветерком холодным повеяло. И я сразу же вспомнила о том, что меня гораздо больше интересует совсем другое. Не история их романтической встречи, а то, как Костя отделался от «погремушки».

Обычно когда горячее уже съедено, наступает некий суетливый затишок. Кто-то бежит в туалет, кто-то покурить, кто-то возится с посудой. Я собрала грязные тарелки и понесла на кухню. Костя стоял под открытой форточкой и курил, глядя в окно.

— Ленка, нам всем надо очень серьезно поговорить, — сказал он, не оборачиваясь. — Ты ведь не рассказала Никите, да?

— Я хотела. Но не смогла.

— Значит, расскажу я. Пойми, нам надо это сделать.

— Еще совсем недавно ты говорил по-другому, — усмехнулась я, сгружая тарелки с подноса в раковину.

— Все изменилось.

— А Линка знает?

— Знает. И ей тоже есть что рассказать. Да и тебе тоже — так?

— Есть, — вздохнула я. — Очень даже есть.

Мы вернулись в комнату. Пока нас не было, Никита разлил по чашкам кофе, открыл бутылку сливочного ликера, распечатал коробку конфет. Повисла неловкая пауза.

— Ладно, я начну, — Костя сделал глоток кофе и поставил чашку.

— Наконец-то, — пробормотал себе под нос Никита. — Неужели меня больше не будут держать за болвана?

— Извини, Кит, — я ловко засунула ему в рот конфету. — Сейчас ты поймешь, почему тебя… это… держали за болвана. И заметь, я пыталась тебе рассказать, но… в общем, не вышло.

Костя начал с самого начала. С того, как дядя Паша работал картографом, как он искал воду и как нашел клад в своей квартире. Потом рассказал о дядипашиной смерти, о чертовщине на похоронах, о тайниках с деньгами и о дневнике.

— Подожди, — я остановила Костю, достала из ящика стола тетрадь, полистала и стала читать вслух обо всем, что произошло с дядей Пашей на Синем озере.

— Так вот в какую Сибирь вы ездили в отпуск, — барабаня пальцами по столу, сказал Никита. — Кажется, я начинаю понимать, в чем дело. Откуда все эти твои… способности.

— Способности? — переспросил Костя. — А мне вот ничего не сказала… про способности.

— Пожалуйста, соблюдайте хронологию, — попросила Линка. — Значит, вы поехали с Ленкой в Сибирь. И что?

— Я ж тебе рассказывал.

— Мне рассказывал, а Никита вон не знает.

Костя начал с нашего прилета в Красноярск. Мне тоже интересно было послушать его версию, тем более она несколько отличалась от моей. О чем-то — например, о своем стремительном романе с Веркой, он умолчал и вообще говорил в основном о том, что произошло с нами на Синем озере.

— Я почему-то безоговорочно поверил, что со мной произойдет то же, что и с дядей Пашей, — рассказывал Костя. — Настолько поверил, что никак не мог смириться, когда этого не произошло. Все время ходил и пытался смотреть сквозь землю. А вообще все это время я был как во сне. Даже не во сне… Как бы вам объяснить-то? Знаете, бывает так, что несколько ночей подряд не высыпаешься, а потом идешь куда-то и вроде как спишь на ходу. Все вокруг видишь, слышишь, делаешь то, что надо. И в то же время видишь сон. Такой прозрачный, непрочный, но от него никак не отделаться. А еще было такое, что я как будто смотрел на себя со стороны и удивлялся — что это за, прошу прощения, мудила, что же он делает-то?

— Ну, ты и вел себя соответственно, — заметила я.

Костя посмотрел на меня коротко и со значением и продолжил:

— Меня как будто на две половины порвало. Нет, даже не на половины, а на две неравные части. Один Костя был такой маленький, хиленький, робкий, вот он-то как раз со стороны и смотрел. А другой — большой и наглый. Помню, когда Ленка попыталась бросить в костер «погремушку», большой Костя отвесил ей затрещину, а маленький тихо скулил: ну зачем, ну почему.

— То есть ты тоже разговаривал сам с собой?

— Можно и так сказать, — кивнул Костя.

— У меня не было такого ощущения, что я разделилась надвое, но на каждую мою более-менее здравую мысль отвечает какая-то сволочь с моим голосом, моими интонациями, только очень противными, вульгарными. Вы не представляете, как меня это достало, — вздохнула я.

— Ну почему же, я — представляю, — усмехнулся Костя. — В общем, это был какой-то шок, что ли. А потом вдруг на меня начали обращать внимания женщины. Очень сильно. Прямо раздевали глазами. И я никак не мог в это поверить, — он опустил глазами и забарабанил пальцами по столу, но Линка накрыла его руку своею. — Со мной всегда так было — я бегал за девушками, добивался хоть какого-то их внимания, а они или просто меня игнорировали, или старались как-то использовать.

— А Полина? — спросила я. — Мне казалось, что она тебя любит.

— А что Полина? Ей просто очень хотелось замуж. Все равно за кого. А я по дурости позволил ей надеяться. Пока она надеялась, все у нас было более-менее неплохо. Но потом у нее кончилось терпение, мы начали ругаться…

— Ну, Линка, вроде, не пыталась тебя использовать, — ехидно заметила я. — Во всяком случае, в школе.

— Линка — это особая статья. Я же сказал, что просто боялся — задразнят. Так вот, — Костя повернулся к Никите, — я сразу не понял, в чем дело. Почему-то в голову не пришло, что «погремушка» может и другие какие-то желания исполнять. Это Ленка сообразила.

— До меня тоже не сразу дошло. Тетка в поезде сказала: мол, ваш брат — дьявольски привлекательный мужчина.

Говорить о том, что на меня тоже подействовали его чары, я не стала — ни к чему. Слишком уж стыдно. Цензура так цензура.

О своей карьере альфонса Костя упомянул очень вскользь — понятное дело, при молодой жене. Больше он упирал на то, что я отчетливо видела, — бесконечные амурные похождение не приносили ему ни малейшего удовлетворения. Ни в каком смысле.

— Я ведь знал, что все они хотят не меня, а того, кого представляют под действием этой чертовой магии. Смотрел в зеркало и думал: а каким, интересно, они меня видят? Хоть немного похожим на оригинал — или им кажется, что я — это какой-нибудь Брэд Питт или Бандерас — или о ком там вы еще в эротических мечтах грезите?

Я хотела сказать, что выглядел он никаким не Бандерасом, а вполне самим собой, только очень притягательным, но вовремя прикусила язык. А потом пригляделась к нему повнимательнее и не поверила глазам.

А ведь он изменился, да еще как! Куда делся неприятный хамоватый хлюпик с трусливо бегающими глазками и мелкими суетливыми жестами? Напротив меня сидел вполне симпатичный, уверенный в себе мужчина. Не голливудский красавец, но достаточно обаятельный и даже с некой харизмой.