Мария Чурсина - Проклятье

— А ты жалостливая, — сказал Миф, нервно потирая руки, словно замёрз. В его устах это звучало вовсе не комплиментом. — Я знаю про Алекса, я думал, ты его сразу попытаешься проклясть. Парень в тебя влюблён, как идиот. Ты его пожалела, выходит.

Маша долго сопоставляла факты друг с другом.

— Откуда вы всё знаете?

— Просто. Он мне сам обо всём рассказал, мы давние знакомые с его матерью. А телефонный номер и правда раньше был мой, потом я отдал его Алексу.

Просто отлично — какой же непрошибаемой дурой она выглядела, когда просила у Алекса достать адрес Мифа. Как он стонал, что это муторно и долго. Неплохие актёрские способности.

— Миф, если всё так, что нам делать? С этим вообще можно что-то сделать?

«Пока я не попала в психушку, а вы — на кладбище», — добавила она в мыслях.

Он спрятал глаза. Может, и не нарочно, но Маша видела, как Миф отворачивается, сжимая пальцами виски.

— Собственно, всё, что мы можем попытаться сделать — лишить тебя этого дара и понадеяться, что тогда проклятье исчезнет само.

Он всё равно был не такой, как обычно. Маша изо всех сил старалась не замечать этого, но оно лезло в глаза: и наигранные жесты, и взгляд в сторону.

— На тебя зацепилось уже несколько сущностей, троих ты забрала сама, ещё одно — которое на кладбище. Все довольно сильные. Отсюда до них слишком далеко. Если они потянутся за тобой, у тебя просто кончатся силы. Если уж и так не получится уничтожить проклятье, тогда я не знаю. Это уже как ковровая бомбардировка, понимаешь? Демоны побери, откуда ты вообще взялась на мою голову!

— Хорошо. Давайте попробуем так, — сказала Маша, пытаясь скрыть дрожь в руках. В кружке плескалась вода. На стол выбежал матёрый рыжий таракан, поводил усами и шмыгнул обратно в щель между столешницей и стеной.

«Чистое место», — подумала она почти что с ужасом. — «Здесь нет даже намёка на какую-нибудь сущность».

— А это надолго? Пару дней хватит?

— Откуда я знаю, — огрызнулся Миф. — Сколько понадобится. Я запру дверь снаружи. В доме никто не живёт, справа — стройка, слева — промышленный склад. Окна ты, конечно, можешь разбить, но прыгать не советую. Пятый этаж всё-таки. Расшибёшься, двор глухой, никто не поможет.

Он говорил, глядя в сторону. Маша молчала, а тревога внутри всё росла. Наконец она не выдержала.

— Зачем? Я же сказала — давайте попробуем. Это значит, что я не убегу. Я не хочу, чтобы меня запирали!

— А придётся. Если ты, к примеру, запаникуешь, будешь не в себе?

Голос Мифа звучал фальшиво, как сладкое сюсюканье с младенцем. Маша тряхнула головой.

— Когда вы придёте?

— Через два дня. За два дня они точно сюда не доберутся. Если всё получится — отцеплю их от тебя, и всё. А если будет нужно, уйду снова. Увидим.

Она проглотила слюну, тягучую, сладкую, как ржавая вода.

— Другого выхода всё равно нет?

Миф отлип от подоконника.

— Так, я пойду в магазин, куплю какой-нибудь еды. А ты спать ложись что ли.

На третий день он не пришёл. Маша всё время просидела у окна, но это было бессмысленно. Миф ей не соврал хоть в этом — двор был глухим, за всё время она ни разу не наблюдала, чтобы там проходили люди или хоть бежала собака. Птицы чёрными крестами зависали в небе, но птицы — это совсем не то.

Она рассчитывала продукты на два дня, свято уверенная в том, что Миф вернётся. На третий стало нечего есть. В шкафчике над плитой Маша нашла жестяную банку, на донышке которой была греча вперемешку с мёртвыми маленькими жучками. Она выбрала жучков и высыпала крупу в кастрюлю, залила всё это ржавой водой.

Соли не нашлось, но сошло и так. К вечеру она поняла: Миф так часто обманывал её, что обмануть ещё раз не составило бы труда.

На четвёртый день из квартиры пропали все тараканы. Раньше они были повсюду. Маша заходила на кухню — и из-под её ног в разные стороны разбегались рыжие твари. Она шла обратно в комнату, и видела ещё троих — на стене возле кровати. Они бежали от неё нехотя, будто выполняя давно осточертевший ритуал.

Утром четвёртого дня она не нашла ни одного, хотя специально проверила все верные места — под веником, в шкафчике над плитой, в укромной щели между двумя тумбами. Один лежал под батареей, лапами кверху. Из крана капала ржавая вода.

Пятой ночью пришли они.

К тому времени Маша больше не смотрела в окно, она лежала на кровати, отвернувшись к стене, и смотрела в темноту. Темнота была здесь глубокой и топкой, как заброшенный колодец. Огромное здание склада закрывало собой все городские огни.

Незаметно для себя она задремала и во сне услышала тихий напев — две строчки, три ноты, долгий стон в конце. Стало теплее. Маша открыла глаза: в комнате было светло настолько, что она различала контуры предметов и лица.

Женщина-кладбище стояла у стены. По полу туманом стелился шлейф её платья. На её лице застыло плаксивое выражение, на руках — перчатки, испачканные в жирной земле. Она не пела — музыка просто была её частью. Тем образом, который невозможно вообразить визуально, но он легко складывается в три ноты и протяжный напев.

Восковая кукла — такой её представила в тот день Маша. Кукла, конечно, не умеет плакать, но искривлённые в гримасе плача губы застыли, вылепленные мастером.

Смертёныш устроился у Машиных ног. На краешке кровати он сидел, сгорбившись, как настоящий маленький мальчик, который боится, что его ударят. Горка чёрной шелухи на полу подрастала.

Когда глаза совсем привыкли, Маша различила третью сущность — ту, которая из заброшенной стройки с заколоченными окнами. Ту, к которой она так и не успела сходить, выкрав ключи у Мифа, и пришла гораздо позже, чем к остальным.

Уложив неестественно вытянутую морду на тонкие лапы, сущность притаилась в углу комнаты. Подрагивали прозрачные уши.

— Спасибо, что пришли, — искренне сказала Маша, садясь на кровати. — Я думала, вы уже не придёте.

Смертёныш прижался к её коленям. Его волосы под ладонью Маши были холодными и колкими, как ранний снег. Пёс поднял острую морду, его пустые глазницы налились серым светом. Молчала квартира, погружённая в тишину.

Маша ждала: не было калеки из дома, что на улице Восстания. Но она услышала его шаги на кухне. Он шёл дольше всех, потому что был старше всех, и мешала изуродованная нога. Ещё у него не было глаз — совсем не было лица, — и он не знал, куда идти, плутал по чужому городу. Может быть, часами бродил вокруг её дома. Маша позвала его громче. Он услышал.

— Пойдём. — Она взяла Смертёныша за грязную ладошку. Пёс на тонких лапах подбежал к Маше, сухим носом провёл ей по щеке.

Женщина-кукла сделала шаг и замерла. Калека был на кухне — Маша чуяла его.