Избранные Истории (ЛП) - Ли Эдвард

Его рукописи сейчас были абсолютно негодными, были хламом. Он сжег их в камине и наблюдал за пламенем. Что он ожидал увидеть? Откровение? Истину? Все, что он увидел - это была она, и та единственная, которая была близка к его концепции истины, смотрела на него каждую ночь с пустой страницы в его пишущей машинке.

Понимание того, что он не должен идти к ней, только увеличивало его желание. Он чувствовал себя погребенным заживо в могиле абстракций. Так или иначе, она была ключом, она была ответом на вопрос, и Смит знал это, даже не зная, что это был за вопрос.

Это была холодная и очень тихая ночь. Он видел вещи в их ритмах и переплетениях текстур. Цвета гудели нереально, но все еще болезненно интенсивно. Уличные огни горели, как горшки фосфора в темноте пропитанных измерений и скрытых вершин. Прежде, чем он понял это, онемевший от ветра, он уже брел по ступенькам сурового фасада дома и, опустошенный, стучал в дверь.

- Я знала, что ты придешь, - сказала она.

От звука ее голоса Смит захотел расслабиться или даже заплакать. Внутри было тепло как в утробе матери; она провела его в дом и избавила от холода. Длинный, темный зал привел к комнате, омытой сумерками. Там была только кровать и голые стены. Позади виднелась луна в рамке узкого окна.

Никто из них не говорил; слова казались бессмысленной объективностью. Сердце Смита заколотилось, когда она выскользнула из своих джинсов. Блузка соскользнула с ее плеч, как темная жидкость. Лунный свет выгравировал ее контуры в блестках, в озерах тени, в светящихся водоворотах плоти.

Она раздевала его планомерно, оценивая со всех сторон. Когда она опустилась на колени, он почувствовал огромное смущение, но какой мужчина не почувствует его, зная к чему она привыкла?

- Он не большой, он не такой, как у Конидла, - пробормотал он тоскливое оправдание.

- Он прекрасен, - прошептала Лиза.

Прикосновение ее губ к члену заставило его чувствовать себя, будто пронзенным током. Смит вошел в ее рот практически самопроизвольно, и почувствовал себя еще менее адекватным. Он сошел с ума, раз пришел сюда; нужно быть полным идиотом, чтобы думать, что он именно тот человек, который ей нужен. Он похолодел, когда осознал это; его колени едва не подкосились.

- Боже, я...

Но она улыбалась, и уже вела его к кровати.

- Не волнуйся, - сказала она. - У нас есть много времени, не так ли?

Время, - подумал Смит. - Где-то часы тикают. Кто еще знал, сколько осталось времени?

Постепенно она выласкала его страхи, и выцеловала прочь его недостатки. Теплая постель ощущалась как облака. Считанные секунды возродили его "стояк"; ее ладони на его коже, как стимулирующие уколы, давали ему жизнь. Внезапно он почувствовал мощь; он почувствовал, что готов. Что же могло помочь настолько быстрому возрождению жизненных сил? Их рты купались в каждом дюйме плоти друг друга, языки выжимали удовольствие из нервов. На вкус она была милой и резкой одновременно. Ее флюиды заполнили его рот и побежали вниз, через шею. Ее оргазмические спазмы заставляли его чувствовать себя ярче, чем солнце.

В конце концов его член нашел ее "киску". Они трахались во всех мыслимых позах, а в некоторых, возможно, и немыслимых. Страсть или похоть-это не имело значения потому, что это было реально так или иначе; обрывки истины просачивались в его разум через тепло ее тела, ее пот, ее мускусный запах и ее поцелуи. Возможно, с теми же самыми намерениями его собственные поиски подстрекали его. Давал ли он ей, или же она брала сама? Вопрос казался бессмысленным; истина была не вопросом, истина была всем, что он когда-либо искал. Истина, - подумал он. - Но, что она сказала? Он входил в ее неоднократно, не обращая внимания на истощение. Канал ее вагины, казалось, проглатывать каждый выброс его спермы, и казалось, радовался этому как подарку, будто он действительно давал что-то от себя.

Но что же она сказала раньше, в клубе?

Они любили друг друга, и они трахались - всю ночь. Луна смотрела на их спины. Их пот залил кровать, среди его собственных выделений и тех, что вытекли из Лизы. Когда в нем ничего не осталось, абсолютно ничего, Смит перевернулся, хватая ртом воздух. Обогреваемая лунным светом и насытившаяся, она наклонилась, очень нежно поглаживая его грудь и сморщенный член и потеребила отработавшие яички. Истина, - подумал он еще раз. Потом он вспомнил, что она сказала: Но, даже истина имеет свою цену... Смит задумчиво уставился на нее.

А потом он закричал.

Рука, игравшая с его членом, сейчас была не более, чем серо-белая кожа, туго натянутая на кость. Ее глаза выглядели незрячими, огромными, как кристаллы. Ее черты размытыми и разложившимися. Зловонная роза. Ее лицо вытянулось, ее щеки впали, ее нос исчез в паре черепных отверстий. Смит был в постели с трупом.

- Истина изменяет, - прошелестел мертвый голос.

Смит не мог говорить, не мог нарушить оцепенение.

Труп улыбнулся:

- Я - твоя истина. Новая истина.

Смит забился в конвульсиях. Даже истина имеет цену...

- Заплатите мне, - сказало оно.

* * *

Теперь я работаю в "Наковальне" с Лизой, Конидлом и всеми остальными. Мы олигархи "нового порядка", семена новой Истины, а не остатки эонов прошлого. Мы награда и наказание, мы то, чего мы хотели, и чего у нас никогда не было. Все остальные поднимаются, вянут и умирают незаметно, но мы живем вечно, лишь меняя лица с течением времени. Мы утоляем нашу жажду через страсть (и истину) мира.

Заедьте, чтобы повидать нас как-нибудь...

Перевод: Zanahorras

"Загадай желание"

- Смотри, - сказала Джесси. - Падает звезда.

Почему она смотрит вверх с какой-то робкой надеждой? В Сиэтле звезды всегда казались дальше, чем в Балтиморе. Спэд сказал ей - это потому, что Сиэтл расположен ближе к Северному полюсу. Сначала она едва могла различить его - крохотное пятнышко света, скользящее по черному небу над заливом Эллиот.

- Видишь? - спросила она.

Спэд через силу улыбнулся.

- Загадай желание. Только надо сделать это быстро, пока звезда не погасла.

Но Джесси не верила в исполнение желаний. А с чего бы ей верить?

* * *

Пакетики с "малышом" - чистым неразбавленным героином по двадцать долларов за грамм давно канули в Лету. Сейчас на улицах в ходу был "пластилин" - похожая на кусочки чёрной липкой грязи дешёвая дурь, которую гнали сюда из Мексики. Его продавали в "углах" - катышах из фольги - уже готовыми дозами по четверть грамма. Всего 10 баксов за приход. А еще он вставлял куда сильнее героина. Даже с учётом её всё возрастающей резисцентности, здесь, в Сиэтле, она могла протянуть день всего на шести дозах, иногда даже на четырёх. Все, что она слышала, болтаясь по спецприёмниках для наркоманов в Балтиморе, оказалось правдой... ну, по крайней мере, насчет "пластилина". На западном побережье этот наркотик был доступней, дешевле, забористее. И не так зверствовали копы. Пункты обмена игл работали официально: никто не задавал лишних вопросов. Наркотрафик был отлажен как часы. Но... было кое-что ещё, о чём Джесси не рассказали. От уколов "пластилином", начинал активно развиваться абсцесс. Это дрянь оставалась чёрной, даже если её отфильтровать, ощущение было такое, словно впрыскиваешь в себя дорожную грязь, и половину доз приходилось колоть прямо в мышцы рук и ног, уколоться в вену становилось делом непростым, кровь сворачивалась быстрее, чем вы успевали ввести препарат. Через какое-то время всё ваше тело покрывалось гнойными струпьями, и с такой внешностью в десять раз труднее было найти в городе клиента даже на "отсос". Джесси всегда старалась убедить себя в том, что жизнь - она как пешеходная "зебра", чёрные полосы рано или поздно сменяются белыми, но та чёрная полоса, по которой она сейчас шла, казалось, не кончится никогда, или заведет ее в глухой тупик, где свалившийся с крыши какого-нибудь небоскреба кирпич приземлится ей прямо на голову. Каждое утро, просыпаясь с мыслью, что ей надо "ширнуться", Джесси хотела одного - умереть. Умереть было проще, чем так жить. Здесь, в Сиэтле, шлюхи и наркоманы как минимум пару раз в неделю прыгали с моста "Аврора". Пока никто не выжил.