Карта костей (ЛП) - Хейг Франческа

И эта поучительная история сработала. Люди стали опасаться как никогда. Когда мы подходили к поселению, они выпрямлялись, отвлекаясь от полевых работ, и наблюдали за нами, сжимая вилы и лопаты.

Мы отважились нагрянуть в Друри, большой город омег, но оба раза, когда заходили в таверны, все разговоры смолкали, звук исчезал, словно свет внезапно погасшей лампы. Люди за столами поворачивались, чтобы рассмотреть нас. Громкие разговоры не возобновлялись, их заменяли перешептывания и невнятное бормотание. Многие поднимались и уходили, как только видели незаклейменное чело Зои. Кто бы решился в таверне обсуждать Сопротивление с тремя незнакомыми оборванцами, особенно если среди них альфа и провидица?

Сильнее всего расстраивали встречи не с теми, кто отказывался с нами говорить, а с теми, кто вроде как нам верил, но ничего не делал. В двух поселениях люди, выслушав нас, кажется, поняли политику альф по отношению к омегам. Осознали, что резервуары — это конечная точка, к которой Синедрион стремился последние несколько лет. Но тут же задали нам вопрос: а что мы можем с этим поделать?

Никто не желал брать на себя новое бремя. Им и без того хватало забот. Мы видели это везде, куда заходили — худые лица, выпирающие кости глазниц, словно пытающиеся вылезти из кожи. Поселения, где лачуги и навесы подпирали друг друга. Люди с синюшно-красными зубами и деснами из-за того, что жевали бетель, стараясь заглушить чувство голода. И действительно — что они могли сделать, узнав такие новости?

Спустя два дня после обнаружения разрушенного безопасного дома Сопротивления и моей стычки с Зои Дудочник ушел на рассвете на разведку в небольшой город омег, расположенный на западе равнины, и вернулся до полудня. Несмотря на холод, рубашка его спереди темнела от пота.

— Судья мертв, — сообщил он. — Весь город гудит.

— Но это же хорошая новость, — предположила я. Судья руководил Синедрионом сколько я себя помнила, но долгое время был марионеткой Зака и его приспешников. — Если он ничего не решал, какая разница, что он умер?

— Не такая уж хорошая, если его смерть открывает путь для кого-то более радикального, — заметила Зои.

— Есть кое-что похуже. — Дудочник вытащил из кармана сложенный лист бумаги. Зои взяла его и развернула. Я присела на траву рядом с ней, чтобы прочитать, стараясь не думать о клинке, который она прижимала к моему животу два дня назад.

«Предводитель Синедриона убит террористами-омегами», гласил заголовок. И под ним шрифтом поменьше: «Террористы из так называемого самопровозглашенного “Сопротивления” омег вчера убили близнеца Судьи».

Я глянула на Дудочника:

— Это возможно?

Он покачал головой:

— Вряд ли. Зак и его шайка держали близнеца Судьи взаперти около пяти лет, так Судьей и управляли. Это подстава. Они просто решили, что он им больше не нужен.

— Что же изменилось? Ты всегда говорил, что он был им нужен, потому что люди хотели видеть во главе Синедриона более-менее умеренного политика.

— Но не сейчас. Слушай. — Он схватил плакат и зачитал вслух: — «Все четырнадцать лет, возглавляя Синедрион, Судья яростно защищал омег. Этот последний террористический акт, совершенный мятежными омегами, поднимает насущные проблемы безопасности тех, кто служит Синедриону…».

— Как будто советники давным-давно не упрятали своих близнецов в камеры сохранения, а то и в баки, — фыркнула Зои.

Дудочник продолжил:

— «… и всех альф. Нападение на главу нашего правительства в очередной раз доказывает, какую угрозу для альф и омег несут диссиденты. Воительница, под давлением обстоятельств согласившаяся занять место Судьи, выразила скорбь в связи с его безвременной кончиной. Своим трусливым поступком террористы лишили омег верного защитника и продемонстрировали жестокость и беспощадность тех, кто ратует за "самоопределение", кто готов даже на убийство таких же как они, лишь бы подорвать деятельность Синедриона». Одним выстрелом — двух зайцев. — Дудочник бросил бумагу на траву. — Наконец-то они избавились от Судьи и повесили это убийство на нас, тем самым настроив людей против омег и укрепив свою позицию насчет недопустимости умеренной политики.

— Значит, теперь главенствует Воительница, — произнесла я.

— «Под давлением обстоятельств», мать её, — сказала Зои. — Да она много лет рвалась к власти. И Реформатор с Инспектором, должно быть, по уши увязли в этой схеме.

Ни один из советников Синедриона не выступал под своим именем. В прошлом они скрывали свои личности, чтобы защититься от нападения на близнецов, в настоящем, когда почти все их близнецы томились в камерах сохранения или баках, псевдонимы стали частью шоу. Каждый служил своего рода заявлением, способом сообщить миру свое кредо.

Воительница, Инспектор, Реформатор. Я вспомнила тройку лиц на схеме Дудочника, которую он показывал на Острове. Три молодых советника, облеченные реальной властью в Уиндхеме. Инспектор и его темные кудри, прикрывающие улыбку. Угловатое лицо Воительницы с суровыми скулами. И Зак, Реформатор, мой близнец. Его лицо, застывшее под карандашом художника. Человек, которого я знала лучше всего и не знала совсем.

— Эта троица на самом деле заправляет уже несколько лет, — сказал Дудочник. — Сейчас они решили, что могут избавиться от Судьи раз и навсегда. И это плохой знак. Значит, они настолько уверены в собственных силах, что не считают нужным продолжать маскироваться.

— Более того, — заметила Зои. — Где бы мы ни проходили, везде встревожены количеством омег, погибших на Острове. Я бы сказала, что даже некоторые альфы поражены размахом резни. Этим трюком — убийством Судьи — они создают видимость, что это был праведный бой против безжалостного и агрессивного Сопротивления омег, тем самым оправдывая свою кровавую тактику.

Синедрион умело опутывал людей страхом. Запугивали не только омег, но и альф. Я видела, как те съеживаются при виде омег, потому что мы служим напоминанием о взрыве. Наши деформированные тела для них — отвратительное наследие. Моя мутация оставалась незаметной глазу, но это ничего не значило. Когда я была подростком, хватало клейма на лбу, чтобы получать косые взгляды и оскорбления от проходящих через наше поселение альф.

Альфы всегда избегали нас и в лучшие времена. После прихода долгой засухи даже альфы ходили голодными. Как и в неурожайный год, когда я уже жила в поселении. Люди ополчаются друг на друга, когда голодны и боятся, и Синедрион позаботился, чтобы на омег навесили всех собак. Ложь о смерти Судьи — лишь заключительная часть баллады, которую Синедрион исполнял уже несколько лет: «Мы против них».

Я подняла бумагу, все еще хранившую тепло Дудочника.

— Все ускоряется, правда? Синедрион позаботился, чтобы каждый испугался. Как омега, так и альфа.

— Они лишились Исповедницы, — напомнил он. — И ее машины. Не забывай, чего мы достигли.

Я закрыла глаза. Мне не удавалось думать без боли, как от пинка в живот, о причине, по которой Зак лишился блистательно жестокой Исповедницы. Она умерла потому, что умер Кип.

— Что вы знаете о Воительнице? — спросила я.

— Не многое, — ответила Зои. — Мы наблюдали за ней с самого ее появления. Но лазутчики уже несколько десятилетий не могут проникнуть в Синедрион. В последнее время все труднее попасть даже в Уиндхем, не говоря уже о Синедрионе.

— До нас доходили лишь плохие новости, — сказал Дудочник. — Она известна своими настроениями против омег. Как и Инспектор с Реформатором.

Меня по-прежнему коробило от псевдонима Зака, под которым он выступал в Синедрионе. В зернохранилище Исповедница говорила, что ее саму когда-то звали иначе. Думал ли теперь брат о себе как о Заке? Скорее всего, нет. Он желал оставить позади и забыть все, что было связано с детством, когда нас еще не разделили и ему приходилось жить со мной.

— Из них троих позиция Воительницы самая прочная, — продолжил Дудочник. — Все начинали по молодости, это обычная практика для Синедриона, этого змеиного гнезда, — советники долго не живут. Воительница самая рьяная в политическом плане. Она начинала как помощник Командора. Поговаривали, что она заполучила свое место, отравив начальника.