Джон Гудвин - Кокон

На следующий вечер Дэнни оставил окно распахнутым настежь, и после полуночи проснулся от прикосновения к лицу. С перепугу он ударил себя ладонями по щекам. Он почувствовал под руками нечто неприятное на ощупь. Оно было податливым и в то же время липким. И что-то вроде маленького коготка оцарапало ему ладонь.

Соскочив с кровати, Дэнни включил свет. В комнате ничего не было. Наверное, его задела крылом летучая мышь. От этого отвратительного предположения он содрогнулся. Но что бы то ни было, оно оставило после себя тошнотворный запах, слегка напоминающий запах от пятна на стене. Дэнни решительно захлопнул окно, вернулся в постель и постарался заснуть.

Утром, изучая бабочку покрасневшими глазами, он не только обнаружил пятна на крыльях, но и заметил, что рисунки, походившие на пасти и крабов, выглядят четче. Жировой потек еще более распространился по обоям, и запах стал сильнее.

В эту ночь Дэнни спал с закрытым окном, но в своих снах подвергался нападению множества когтистых, мягких и потных, которые избивали его тело хрупкими крыльями. Внезапно пробудившись, он услышал тот же звук, что и прошлой ночью. Что-то с размаху ударялось о стекло. Оно билось в закрытое окно всю ночь, и Дэнни, одеревенев под одеялом от напряжения, не мог заснуть. Вонь в комнате сделалась почти осязаемой.

На рассвете Дэнни поднялся и заставил себя взглянуть на бабочку. Он зажал нос; к своему великому ужасу он увидел, что пятно на обоях, а также крабы и оскаленные пасти стали совсем отчетливыми и заметно увеличились в размерах.

В первый раз за последние месяцы Дэнни покинул свою комнату и не возвращался до того времени, когда уже пора было ложиться спать. Он еще более оттянул момент, попросив отца почитать ему немного вслух. Это терпелось легче.

Зловоние в его комнате было таким, что Дэнни, не осмелившемуся открыть окно, пришлось приоткрыть дверь, выходившую на лестничную площадку. Тусклый свет вестибюльной лампы, пройдя все повороты лестницы, проникал в его комнату совсем ослабевшим. Но из какой-то зловредности плотность освещения концентрировалась на стене, там, где находилась бабочка. Лежа в постели, Дэнни не мог отвести от нее глаз. Два краба на задних крыльях, казалось, изо всех сил стараются доползти до оскаленных пастей на передних. Широко раскрытые пасти выглядели готовыми принять их.

Этой ночью удары крыльев в окно, едва разбудив Дэнни, неожиданно прекратились. Свет на нижнем этаже был потушен. В комнате царила темнота. Свернувшись в клубок, он натянул на голову простыню и, наконец, заснул.

Через некоторое время что-то проникло в дверь и полуползком-полулетом достигло кровати. Пробуждаясь, Дэнни заорал, но его крик был чересчур приглушен, чтобы услышали отец или Этель, поскольку то, что его вызвало, проскользнув под простыню, залепило ему своей клейкой массой рот.

Барахтаясь, как тонущий, маленький мальчик отбросил покрывало и сумел скинуть то, что разлеглось на его лице. Когда к нему вернулась смелость, он протянул руку и включил свет. В комнате ничего не было, но на простынях оставались пятна блестящей пыльцы, почти черной, почти пурпурной, почти зеленой, не имевшей, однако, в точности ни одного, ни другого, ни третьего цвета.

Дэнни спустился к завтраку, не взглянув на бабочку.

— Неудивительно, что ты так бледен, — сказал ему отец. — Если этот запах, переполняющий дом, представляет всего лишь половину того, который должен стоять в твоей комнате, то, спрашивается, как ты вообще не задохнулся? Что ты устраиваешь там наверху? Кладбище для чешуекрылых? Даю тебе времени до полудня, чтобы все это выкинуть.

Весь день Дэнни держал окно распахнутым настежь. Майское солнце было ослепительным. Чтобы задобрить отца, он вынес коробку с образцами, имевшимися в двойном количестве. Он показал их отцу.

— Фу, — сказал тот. — Выбрось их подальше от дома.

Несмотря на дурной запах, Дэнни лег спать при плотно закрытых окне и двери. Светила луна, и один из ее лучей всю ночь держался на стене. Дэнни не мог оторвать глаз от бабочки.

Крабы и пасти занимали теперь почти всю ширину крыльев, и, Дэнни мог поклясться, крабы шевелились. Они выглядели рельефными, возможно, из-за светотени, создаваемой лунными лучами на рисунках, припудренных белой и красной пыльцой. Клешни, казалось, изготовились к нападению на пасти, или же это зубы жутко белого цвета поджидали момент, чтобы сомкнуться на крабах? Дэнни вздрогнул и закрыл глаза.

Наконец, пришел сон, но он был прерван ударами крыльев в стекла. Едва это прекратилось и Дэнни немного расслабился, как оно уже оказалось у двери, стуча в нее с такой настойчивостью, словно впустить его было абсолютно необходимо. Время от времени этот стук сменялся приглушенными шлепками по дверной панели. Это, вероятно, подумал Дэнни, его мягкое мясистое тело.

Если он переживет эту ночь, Дэнни обещал себе уничтожить бабочку на стене. Или, что лучше, чем потерять ее окончательно, он отдаст ее отцу, а тот в свою очередь преподнесет ее, от имени Дэнни какому-нибудь музею.

На мгновение ему удалось отвлечься от негромких ударов, которые теперь вернулись к окну, поскольку мысленно он видел витрину, где хранилась бабочка, и под ней табличку с надписью:

Уникальный экземпляр чешуекрылого. Дар м-ра Дэнни Лонгвуда, двенадцати лет.

Всю ночь, сначала в окно, затем в дверь, продолжались удары крыльев, лишь изредка сменяемые глухим шумом мягкого тяжелого тела.

Подремав час или два, Дэнни поутру нашел свое ночное решение неприемлемым. Бабочка дурно пахла: это было неоспоримо. Что же касается истории с рисунками в форме крабов и пастей, размер которых, похоже, увеличивался, а цвет становился все ярче, то кто-нибудь, разбирающийся в этих делах, мог, вероятно, объяснить феномен. А легкий стук в окно и дверь, это действительно то, что он и предположил вначале: летучая мышь, или, в случае надобности, две мыши. Бабочка на стене мертва; она его. Он ее вывел, и он знает пределы возможностей бабочки, мертвой или живой. Он осмотрел ее. Пятно так сильно расползлось, что диаметр его стал таким же, как и размах крыльев. И сверх того, это не было в точном смысле пятном. Словно по обоям оползала какая-то кашица. Со временем оно, как и другие, остановится, когда брюшко окончательно высохнет.

За завтраком отец заметил, что дурной запах не исчез, а скорее сделался еще более сильным. Дэнни в ответ предположил, что, возможно, понадобится день или два для полного его исчезновения.

В конце завтрака отец сказал сыну, что тот выглядит совсем плохо, и что стоило бы показаться доктору Фиппсу.

— Сколько ты весишь? — спросил он.