Сакс Ромер - Ведьмино отродье

— Расскажешь? — сразу спросил он.

Роберт бросился навстречу отцу:

— Я его выследил, сэр! Боже мой, пока Майра жила у Сондерсона, это чудовище обитало по соседству! Его логово было буквально в тысяче ярдов от их забора, со стороны оранжерей!

— А он смел и отчаян, — пробормотал Брюс. — Этим выбором убил двух зайцев: во-первых, место очень удобное; во-вторых, так близко мы бы его искать не стали. Он действует, как опытный преступник.

Роберт закивал:

— Именно это место снилось Майре, сэр. Даже не сомневаюсь. Нам только осталось выяснить, когда он бывает там…

Отец прервал молодого человека:

— Вряд ли он часто приходит туда днем. Сам знаешь, он съехал с Пикадилли, но, помня, как Феррара любит роскошь, сильно подозреваю, что у него есть апартаменты где-нибудь в центре. Я тут провел кое-какое расследование, конечно же, в определенном направлении… — он замолчал, многозначительно приподняв брови.

— Пополнение в гареме! — догадался сын.

Доктор мрачно кивнул:

— Угадал! Его нельзя осудить по закону — нет улик, но с тех пор, как он вернулся из Египта, Роб, список жертв пополнился.

— Подлец! — молодой человек метал громы и молнии. — Само воплощение зла!

— Точнее было бы «перевоплощение», учитывая его происхождение. Но женщины считают Феррару неотразимым, и это у него семейное. Порочная красота Царицы-Ведьмы сгубила не одну душу, порочная привлекательность ее сына собирает тот же урожай.

— И как быть?

— Сегодня мы вряд ли что успеем. Лучше наведаемся в его берлогу в Дулвич-Коммон рано утром.

— А как же новые фотографии этого дома? Он опять попытается достать нас ночью.

— Да, опять попытается, — устало подтвердил отец. — Итак, на дворе год 1914, тем не менее, когда на Хаф-мун-стрит воцарится тьма, мы подвергнемся нападению, коего мир не видел уже много столетий. И чтобы защитить себя от врага, которому, как Эросу, нипочем замки и засовы, нам придется прибегнуть к презренной практической магии и наложить заклятья на окна и двери.

— Он точно не прорвется?

— Кто знает, Роб, всего не предусмотришь. Чует мое сердце, что сегодня Феррара нанесет решающий удар.

В дверь позвонили.

— Думаю, Майра пришла, — сказал доктор Кеан. — Надо бы ей сейчас хорошенько выспаться, потому что ночью ни ей, ни тебе, ни мне спать не придется. Проведем ночь здесь, в библиотеке, все вместе. Нам ни на секунду нельзя разлучаться, понял?

— Рад, что у вас есть план! — с готовностью откликнулся Роберт. — Я тоже чувствую, что дело подошло к своей переломной точке.

— Сегодня ночью, — продолжил доктор, — мне придется кое-что предпринять. Приготовления займут весь вечер.

Доктор, Роберт и Майра встретили сумерки в библиотеке. Девушка казалась очень бледной.

Весь дом пропах благовониями, но запах на этот раз шел из кабинета самого Брюса: сразу после ужина он заперся там и просил его не беспокоить. Даже Роберт не знал, что конкретно делал доктор, и спросить об этом не решился — отцу расспросы наверняка не понравятся. Одно было ясно: Брюс Кеан задумал сражаться с Энтони Феррарой его же оружием, и вот теперь, когда все в доме говорило о том, что враг близко, доктор, как бы противно ему ни было, выступил в новой для себя роли — в роли практикующего мага.

В половине одиннадцатого слуги были отправлены в свои комнаты. Роберт стоял у камина и любовался Майрой: одетая в скромное платьице, простота которого только подчеркивала ее грацию, девушка устроилась в кресле в дальнем углу комнаты и читала роман. На фоне темных книжных корешков ее красота казалась еще более нежной. Доктор сидел за столом и курил, явно прислушиваясь к чему-то. Он вновь использовал ту же защиту, что и всю предыдущую неделю: везде — на каждом оконном переплете в доме, на дверях и каминных решетках — он прикрепил маленькие белые печати с изображением трех переплетенных между собой треугольников.

Случись это несколько лет назад, Роберт подумал бы, что отец сошел с ума, заигравшись с трактатами по магии; но теперь молодой человек осознал, что подобные мелочи способны уберечь от большой беды, что в за границей бытия действуют иные, не объяснимые логикой законы, которые он сам почти не понимал. Поэтому он просто признал превосходство отцовских знаний и принимал происходящее как данность.

В одиннадцать часов на Хаф-Мун-стрит стало относительно тихо. Роберт уже не слышал, как снаружи шумит транспорт, словно они находятся не в центре суетливого лондонского Вест-Энда, а в глуши, где и людей-то нет; словно их жилище вырвали и поместили на необитаемый остров; словно дом окутало невидимое облако зла, призванное темным магом Энтони Феррарой, сыном Царицы-Ведьмы.

Хотя Майра притворялась, что читает, и доктор, придав лицу выражение сосредоточенности, изображал какую-то деятельность, было очевидно, что все они напряженно ждут первого удара. Никто не знал, что это будет: возможно, как это случалось уже не раз, кто-то начнет стонать и постукивать в окна, а возможно, призрачная гроза возвестит о себе оглушительным раскатом грома. Им оставалось только гадать, пойдет ли враг в лобовую атаку или нападет исподтишка, тайно проникнув в самое сердце осажденной крепости.

Удар оказался внезапным и непредсказуемым.

Выронив книгу и пронзительно закричав, Майра с безумными глазами упала на ковер и потеряла сознание! Роберт вскочил, сжав кулаки. Отец встал так быстро, что уронил стул: тот с грохотом свалился на пол.

Мужчины сразу же повернулись и посмотрели туда, куда до этого смотрела девушка, — на плотно задернутые шторы. Оконный проем светился, горел, казалось, прямо за ним полыхает адское пламя.

Кеаны невольно попятились, а Роберт схватил отца за руку.

Портьеры, словно пронзенные лучом прожектора, стали прозрачными, обнажая синий квадрат окна. Библиотека освещалась двумя лампами: торшером в углу — там чуть ранее сидела Майра, и светильником с зеленым абажуром на письменном столе. Передняя часть комнаты тонула в тени, и от этого голубое потустороннее сияние казалось еще ярче.

— Боже мой! — прошептал Роберт. — Но снаружи Хаф-Мун-стрит, а там нет таких фонарей, — и тут же замолк, увидев, что напугало Майру: точно по центру оконного проема клубилось серое мерцающее облако, постепенно обретая все более и более четкую форму. Оно отдаленно напоминало человека, но в первую очередь в глаза бросались не очертания, а сама серая субстанция — серая, как туча, как дым из печной трубы. А там, где должно было быть призрачное лицо, как два костра, горели два глаза.