Александр Варго - Людоед (сборник)

Артем зажмуривается, жалобно всхлипывая. Саша успокаивающе гладит его своей бледно-синюшной рукой, напевая колыбельную.

Медведь усаживается возле тела Ларисы и приступает к трапезе. Она пока жива, шевелится и издает булькающие звуки. Виктор старается не смотреть на это, но голова сама поворачивается в сторону дикого пиршества. Когда зверь сожрал вторую грудь, Лариса затихла.

«Он всегда вначале съедает самое вкусное и мягкое. Тебе уже сказал об этом егерь? К примеру, у коровы медведь первым делом пожирает вымя и кишки», – сообщает Саша.

«За… замолчи!» – умоляет Виктор.

«Почему ты тоже не застрелился, папа», – шепчет покойница. Каждый раз, когда она открывает рот, оттуда вываливаются жирные личинки. – Если бы ты застрелился, мы с Артемом остались бы живы».

Артем плачет.

«Не бойся, братик, – ласково говорит мертвец. – Там хорошо. Я покажу тебе кое-что… кое-что…»

«Я не дам умереть Артему!» – вопит Виктор. Машина наконец заводится, и он вдавливает педаль газа до упора. Они уезжают, а медведь провожает их снисходительным взглядом. С его носа падает капля крови. Он почти наелся. Теперь «обед» можно забросать ветками и прийти сюда через пару дней, когда его кушанье слегка тронет разложение.

Виктор смотрит в зеркало заднего вида. Саши больше нет.

«Артем!» – зовет он.

Сын убирает руки от лица, и Смолин кричит от ужаса. Вместо Артема на него слепо таращится новорожденный медвежонок. На нем такие же синие шортики и футболка с трансформером, как у сына. Зверек елозит по сиденью, робко тычась по сторонам мордочкой.

«Папочка, – хнычет существо, и из глаз вместо слез течет кровь. – Не отдавай ему меня».

Кожа с медвежонка слезает клочьями, растворяясь прямо в воздухе, оставляя после себя запах тлена, пока на сиденье не осталась сиротливая горка костей.

Виктор кричит.

И просыпается.

Несколько минут он лежал, уставившись в темноту. Дыхание постепенно выравнивалось, но сердце продолжало выстукивать дробь.

«Я скоро сойду с ума», – подумал он с дрожью.

Смолину и раньше изредка снились кошмары, но он их не особенно запоминал, и все, что оставалось в хранилищах его памяти, – лишь смутные обрывки чего-то не слишком приятного. Вроде невесть как очутившихся ворсинок на парадном костюме. Стряхнул их, и все дела.

Все изменилось после смерти дочери. Практически каждый раз, когда его сознание проваливалось в тревожную дремоту, его начинали преследовать видения, одно безумнее другого. Будто некий дьявольский портал переносил Виктора в саму преисподнюю, и почти каждый раз он пробуждался от собственного крика.

А когда Серега разнес себе голову выстрелом, кошмарные сны стали нормой.

Он хотел повернуться на другой бок и попытаться заснуть, как вдруг замер, прислушиваясь. Снаружи раздавался шуршащий звук, будто кто-то по земле волочил некий предмет.

«Это Юма», – попытался он успокоить себя. Лайка Олега.

Ну да. Может, это собака. А может, и нет.

Приподнявшись с лежанки, он посмотрел в оконце. Ночь была безлунной, и темень стояла такая, словно все вокруг залили гудроном.

Шорох повторился.

Медведь.

(Пришел медведь, задрал Юму и сейчас ходит вокруг избушки, пытаясь пробраться внутрь.)

Эта мысль повергла Виктора в пучину суеверного ужаса, спина мгновенно взмокла от пота.

«Нужно сказать Олегу».

– Что, не спится, сержант? – внезапно прорезал темноту простуженный голос егеря, и Виктор вздрогнул.

– Там, снаружи… кто-то есть.

Словно в подтверждение этому залаяла собака.

Шибаев мгновенно вскочил. Накинув куртку, он взял фонарь и, прихватив ружье, вышел наружу.

Закусив губу, Смолин неподвижно сидел на лежанке. Темнота давила, и он, наклонившись, на ощупь нашел керосиновую лампу. Дрожащими руками достал коробок спичек и лишь с четвертой попытки смог зажечь фитиль. Вспыхнувший огонек немного приободрил его.

Виктор прислушался.

За окном было тихо. Потом он услышал тявканье пса и как Олег что-то пробурчал. Спустя несколько минут старый егерь вернулся в дом.

– Никого нет, – сказал он. – Может, енот забрел. Странно, что Юма сразу его не учуяла.

Олег повесил ружье на гвоздь.

– Это мог быть медведь? – разлепил губы Виктор.

Егерь покачал головой. Он шагнул к окошку, секунд двадцать внимательно вглядывался в ночь, затем оглянулся:

– Ты скоро в каждом пне будешь видеть медведя.

Виктор хотел огрызнуться, но едва открыл рот, как из леса донесся протяжный вой.

– Хм… Вот и волки засуетились, – заметил егерь. Он остановился у стены: – Знаешь ведь, что они не от тоски воют? Общаются они так. На охоту созывают. Каждый вой звучит по-разному, сержант.

Он положил свою дубленую ладонь на доски, пальцы, словно паучьи лапы, поползли к странному, потемневшему от ржавчины приспособлению, висящему на веревочной петле. Предмет напоминал крюк-кошку, только с выпрямленными зазубренными концами.

– Я слышал, ты стонал ночью, – вдруг сказал Шибаев.

– Сон нехороший, – коротко пояснил Виктор, не желая вдаваться в подробности.

– Травки перед сном нужно было попить. Пустырник, чабрец можно, – сказал егерь. В голосе его не было сочувствия или желания помочь, только сухая конкретика «вопрос-ответ». Он снял со стены странный предмет.

– Справлюсь, – буркнул Смолин.

– Знаешь, что это?

Виктор взглянул на крюк.

– Много лет назад этой штукой при охоте пользовались орочоны.

– Орочоны?

– Да. Это предки эвенков, из тунгусских племен. Охотник, значит, находил косолапого и дразнил его, чтобы тот вышел на поединок. Видишь рукоятку? За нее держался охотник. К ней привязывался сыромятный ремень. Обычно его делали из кожи изюбра или дикого козла. Петля нужна, чтобы крюк не выпал из руки. А на саму распорку надевался старый рукав. Его надвигали до самой распорки, чтобы медведь ее не видел. Знаешь, для чего? Косолапый хватал рукав, думая, что это рука, а в его глотке оказывалась эта хреновина с зазубринами. И медведь оказывался как на крючке, что твой карась. Он, конечно, пытался вытащить распорку, но рана только становилась ширше. Пока зверь ревел и возился с распоркой, орочон убивал его пальмой. Это обычная палка вроде черенка от лопаты, и к ней привязывали большущую тесачину вроде мексиканских, как они там, мачете? Кстати, некоторые смельчаки убивали медведя пальмой, не получив даже царапины! Лезвие пальмы затачивали так, что одним ударом им можно было срубить молодое деревце.

Смолин живо представил себе эту картину и с сомнением покачал головой.

– Видать, крепкие ребята были.

Егерь повесил крюк на место и вынул из кармана ириску.

– Чтобы ты был в курсе, сержант. И не воображал черт-те чего, фильмов всяких насмотревшись. Орочоны, конечно, были смелыми парнями. Но идти против хозяина тайги с ножом никому не советую.

– То есть ножом убить медведя невозможно?

– В теории – возможно, – ответил Олег, жуя конфету. – Но лично я за всю жизнь слышал всего два случая, как мужики закалывали косолапого. Так случилось, что другого оружия у них под боком не было. Один из них умер одновременно с медведем, а второй остался на всю жизнь калекой. Жена из-под него горшки выносит. Так что никаким геройством тут и не пахнет, сержант.

Егерь перевел взгляд на окошко.

– Скоро светать начнет. Ты завтрак приготовь. Там гречка с тушенкой есть, можешь рис отварить. С баллоном газовым разберешься?

Виктор кивнул.

– Хорошо. А я на разведку с Юмой схожу. Сегодня много дел. Нужно найти подходящую поляну для засидки, соорудить лабаз[2]. Утром привезут приваду. Так что скучать будет некогда.

Там же, суббота, 7.11

Виктор быстро сварил рис, размешал в нем тушенку, немного посолил и, обернув котелок старой газетой, спрятал его под одеяло. Он помнил, что так в детстве делала его бабушка. Пища долгое время сохраняла тепло, и не нужно было дополнительно разогревать.

Он прилег отдохнуть и не заметил, как погрузился в сон. На этот раз он спал без кошмаров, и разбудил его егерь.

– Вставай, сержант, – бесцеремонно растолкал его Шибаев. – Солнце уже высоко. Пора собирать сахарный тростник, черномазый ниггер.

Довольный своей шуткой, егерь хрюкнул.

Они быстро поели.

– Как говорится, свежо питание, да серится с трудом, – сообщил Олег, облизывая ложку. – Так, ладно. Приваду уже привезли. Нужно шевелить булками, чтобы ее не растащило зверье.

Он встал из-за стола.

– Благодарствую тебе, Господи, за ту еду, что послал нам, – пробубнил он, вытирая губы. Посмотрел на Виктора. – Там, в углу, ящик с инструментами. Возьми пилу, молоток, гвозди и веревку.

Когда Смолин вышел наружу, егерь поманил его пальцем.

– Иди сюда, сержант. Только не наложи в штаны. У меня для тебя сюприз.

– Что случилось? – нахмурился Виктор, шагая за Шибаевым.

Егерь обошел избу, остановившись у окна.