Алоха из ада - Ричард Кадри

Что может быть бесполезнее малодушного киллера?

— Ты найдёшь какой-нибудь способ, — говорит Видок.

Я киваю и допиваю кубок, надевая серьёзное вдумчивое лицо.

— Хотелось бы побыстрее. Так как я не могу играть Ганнибала в Даунтауне, то ангел в моей голове хочет, чтобы я бродил по ночам по улицам, выискивая плохих парней, словно Бэтмен. Однажды ночью я так разозлился, что и в самом деле сделал это. Знаете, что случилось? Ровно ничего. Только безумец ищет, чтобы его ограбили, а плохие парни при виде приближающегося безумия идут другой дорогой. Что мне нужно, так это ангельский валиум[21], чтобы заткнуть этого бойскаута.

Мунинн кивает.

— Мне знакомо, каково это, быть постоянно в контрах с самыми близкими. Со временем вы оказываетесь в точке, когда никто из вас больше не может выносить вида друг друга. У меня так с братьями.

— Братьями? — переспрашивает Видок.

Это интереснее двухголового телёнка, на два голоса распевающего «Бархатное утро». У меня примерно миллион вопросов, но большинство не особо тактичные. Я начинаю с простейшего.

— Они такие же, как ты? Живут в пещерах и знают всё обо всём?

Мунинн качает головой, погружённый в свои мысли. Он разглядывает зелёную бутылку из-под ликёра.

— У меня четверо братьев, и нет, никто из них не живёт в пещерах. Никто из нас ни в малейшей степени не похож на других. Я много лет не видел никого из них. Веков. Иногда я скучаю по ним, но правда заключается в том, что у меня нет никакого реального интереса отследить кого-нибудь из них. Смею полагать, они питают те же чувства по отношению ко мне.

Никто ничего не говорит. Мы попали в одну из тех неловких пауз, которые возникают, когда кто-то роняет что-то слишком реальное посреди разговора, который должен был вертеться лишь вокруг выпивки и похлопывания друг друга по спинам. Пока мы беседовали, Мунинн между делом открыл шкатулку и извлёк из скарабея свиток. Я беру его.

— Что в нём такого особенного, что нам пришлось взламывать Форт-Нокс, чтобы добыть его?

Взгляд Мунинна светлеет. Он улыбается.

— Да, это. Этот свиток для джентльмена, скажем так, из инвестиционного банкинга. Человек вроде него может нанести чрезвычайный по своему характеру ущерб своей душе. Может даже нескольким душам. Он вечно ищет на рынке свежие души, чтобы носить, пока не разрушит и их. Даже множество душеторговцев Лос-Анджелеса не могут угнаться за ним. Цена на души для всех растёт. А Лос-Анджелес — это город, которому нужны все души, на которые он может наложить свои лапы.

— То есть, этот свиток — душа?

— Нет. Это вроде… Как называется тот эликсир для восстановления волос?

— «Регейн»?

— Да! «Регейн» для души. Он восстанавливает и восполняет изначальный дух пользователя. Надеюсь, редуши ему хватит на год-другой. Покупатели могут становиться раздражительными, когда им нужна новая душа, а тебе приходится сообщать им, что буфет пуст.

— Внезапно моя жизнь перестаёт казаться такой уж плохой.

— Раз уж тебе так хорошо, почему бы не прокатиться завтра со мной? — говорит Видок.

— Ещё одна работёнка?

— Тебе решать. Иногда я выполняю работу для одной частной сыщицы. Она звонила сегодня и спрашивала насчёт тебя. У неё есть работа, для которой, по её мнению, ты идеально подходишь.

Я допиваю кубок и улыбаюсь.

— Без всякой причины ввязываться в проблемы совершенно незнакомого человека? Звучит прикольно, но, думаю, я откажусь.

— Может, делая что-то для незнакомца, ты утихомиришь своего ангела, — говорит Мунинн.

Едва он произносит это, ублюдок с нимбом начинает ёрзать. Он щекочет внутри моей черепушки, причём не в лучшем смысле. Я пытаюсь затолкать его обратно в темноту, но он учуял героический момент, и его не сдвинуть с места.

— А ещё моё бедное измученное колено, — продолжает старик, похлопывая себя по ноге. — Ты задолжал мне за то, что сегодня вечером выбросил меня в окно.

Я отворачиваюсь от Видока к Мунинну.

— Никогда не спасай жизнь французу. Он до конца твоих дней будет попрекать тебя этим.

Я смотрю на Видока и кривлю лицо в самой неискренней улыбке, какую только могу изобразить.

— Какого чёрта? Я уже несколько недель не делал ничего по-настоящему глупого.

Отель «Бит» — типичное гламурное местечко неподалёку от угла Голливудского бульвара и Норт-Гауэр.

Напротив отеля находится Музей Смерти, огороженный серый бункер с нарисованным трёхметровым черепом на фасаде. Рядом с ним давно почившая «Вестбич Рекордерс», пустая студия, где раньше записывались местные группы, и где «Пинк Флойд» записали часть «Стены» (я верю в это, как и в то, что Иисус изобрёл хот-доги с чили). Дальше по улице под солнцем пустыни умирает автосалон, раскалённые автомобили похожи на выброшенные на берег рыбьи туши, медленно запекающиеся до состояния вяленного кальмара. Пара торговых центров и пустая парковка на углу. Фасад отеля «Бит» окрашен в промышленный бледно-зелёный цвет. Возможно, в тот день была распродажа зелёной краски, а может в этом заключалась ирония. Так и не уверен.

Если что-то из этого заставляет вас думать, что мне не нравится отель «Бит», вы ошибаетесь. Это нечто среднее между мотелем для свингеров из семидесятых и своего рода хипстерским хот-спотом, где останавливаются рок-звёзды, когда не хотят, чтобы видели, как они приносят домой чистый герыч или приводят крутых стриптизёрш. Комнаты удобные в стиле реабилитационного центра дзен. Но кухни оформлены ярким винилом основных цветов, словно забегаловка в стиле «Плейбоя». В таком месте Дэвид Линч мог бы устраивать тайные встречи с бондажом и молочными коктейлями с мамочкой Бивера Кливера. Мне оно нравится.

Мы с Касабяном пробыли здесь около трёх недель. Я снял нам номер на месяц. В конце месяца, скорее всего, я снова это сделаю. Там не положено оставаться больше, чем на неделю, но я плачу нужным людям менять моё имя в списках, чтобы казалось, что каждую субботу въезжает кто-то новый.

Мне пришлось на какое-то время убраться из «Макс Овердрайв». Весь этот ремонт после восстания зомби — пилы, молотки и особенно вонь свежей краски болезненно действовал на меня. Касабяна, конечно, ничто из этого не беспокоило. Он надевал наушники, выкручивал громкость «Опасность: Дьяволик»[22] и стучал на своём компьютере. Запах его не беспокоил, потому что у него нет лёгких и он не дышит.

У нас с Касабяном много общего. Как и я, он монстр; только он не родился им. Я сделал его таким, когда отрезал ему