Анатолий Шинскин - Тихий омуток

 -- С детьми воздержимся пока. Ты свое-то излагай,-- приосанился наивный Колюня.-- Всегда поможем.

             Баба Таня пластиковый пакет в руках покомкала, запаха одеколонного Колюниного нюхнула аж до боли в носу, сдалась, всхипнула жалобно:

 -- Ой, что делать не знаю. Соседка-змея дорогу на базар загораживает, от людей меня прячет, – и рассказала, излила беду активно принимающим людям.

 -- А я скажу: порча, -- вклинилась и погасила начавшееся бурное обсуждение Верка.

 -- Иди ты!

 --  Не на тебя, а на твою Ольгу Ивановну. – Верка притушила голос до полушепота, заставив всех напрячься и замолчать, и убежденно заговорила. – Есть такой способ человека изводить: делают его для всех препятствием. А когда ему надоест, что все об него спотыкаются, либо сам на себя руки наложит, либо те, кому помешал, кончат.

 -- Ужас! – баба Таня пакетом закрылась.— Ты говори, делать что?

 -- Бабьи сказки, -- встрял обиженный невниманием Колюня. – Отдавай не все яйца, за три дня на базар накопишь…

 -- Молчи, если не понимаешь, -- одернула Верка. – Есть одна, ты ее знаешь…

             Домой примчалась, обгоняя ветер.  Перед калиткой обернулась на дом Ольги Ивановны жалеющим взглядом:

 -- Угораздило тебя, сердешная. А и не жила…

 На бегу чаю с блином отхлебнула, велела Петровичу самому обедать:

 -- Разогрей, найдешь чего, – накинула платок и пошла через весь поселок решать чужую, но близкую ей проблему.

              В течение дня Баба Таня побывала у знахарки, колдуна и девушки-экстрасенса, заплатила ей сто рублей, тем по пятидесяти. Специалисты ауру Ольги Ивановны просветили и рассмотрели с помощью воды, воска, зеркала, трех свечек, качающегося маятника, невидимого экрана и стеклянного шара.  Дали в качестве талисманов: иконку, камешек, список молитв, брошюрку – еще двадцать рублей из кармана; индюшачье перо и освященную свечку. Святая вода у бабы Тани была своя: на Крещенье молочный сорокалитровый бидон наполнила.

  Выяснилось,--  порча, точно, есть, пришла с севера или северо-запада, наложена женщиной до сорока, не более недели назад.

 -- Прочитаешь, окропишь, наговоришь и спрячешь под крыльцо после заката, а через три дня  придешь: порчу снимать будем.

 -- Под мое крыльцо?

 -- Порча у кого?

 -- У соседки.

 -- Туда. И смотри, чтоб кончик земли не касался. C Запада на Восток.

              Кое-как пообедавший Петрович, ужина не дождался вовсе. Жена читала брошюру, зажигала свечку, бормотала молитвы, неловко крестясь и кланяясь маленькой, с детскую ладошку, иконке. Петрович, забросив газеты и выключив телевизор, голодный тенялся по дому,  заметил на обеденном столе книгу «Практическая магия», отдернул руку и пошел курить на крыльцо, открыл уличную дверь и уперся носом в вязку зеленого чеснока, привязанную к косяку.

 -- Да, что же в доме твориться? -- не покурив, вернулся в дом. Открыл, было рот, напомнить об ужине,  но сразу закрыл, не решившись отвлечь жену от телевизора. Баба Таня подавшись из кресла вперед, смотрела «Битву экстрасенсов». Конец спокойной жизни. Остается надеяться, что новоявленная ведунья не научиться за неделю вычислять вампиров, а там... Петрович махнул рукой и пошел поискать чего-нибудь съедобного в холодильнике.

           Бесконечный летний день подошел к концу. Проходя мимо Петровича, стоя пережевывающего сардельку с хлебом, баба Таня значительно глянула долгим взглядом, отчего сарделька повернулась в горле и встала в поперек. Сказала строго:

 -- Я к Ольге на минутку, а ты, через полчаса тесто подойдет, пирожки начинай, мне сегодня некогда.

             Петрович проснулся утром от тишины, побродил по пустому дому, умылся, разогрел чайник, позавтракал пирожками. Услышав стук в калитку, вышел и встретил у калитки Ольгу Ивановну.

 -- Здравствуйте, Петрович. Мне бы яиц, а бабы Тани нет.

 -- Черти ее куда-то уволокли. Сейчас принесу, --  сходил в курятник с лукошком, собрал яйца по гнездам, отдал Ольге Ивановне. Она в ответ протянула сотенную.—Сдачи у меня нет, -- предупредил. – Жена отдаст потом.

 -- Отдаст, отдаст,  побегу огольцов кормить, -- прокудахтала Ольга Ивановна убегая.

 Петрович покрутил в руках стольник, закурил и понял, что свободен и богат. Не позаботившись закрыть дом, благо магазин через дорогу, отправился за пивом. 

         Едва сгибая ноги добрался Кирюха до своего, пока, кабинета,  взялся рукой за подлокотник  кресла и опустился в него медленно, как бесконечно усталый человек. Долго смотрел тяжелым взглядом на дверь, потом уронил голову на руки. Старался, кусался, рвался, выбивался, продвигая вперед и вверх свою кровавую карьеру, стал главным в районе упырем, и только тогда разглядел и удивился широте окружающего мира. Район -- точка на карте, и точек подобных тысячи, и объединены точки в пятна, и слиты в однотонный серый окрас  шестой части голубой планеты Земля.

 -- Не на том боролся уровне, -- пробуравила   и осталась  крутиться в мозгах тяжелая мысль. -- Раньше надо было додуматься.

         Как вампир, он родился двести пятьдесят лет назад в образе крепкого физически, но туповатого деревенского кузнеца Кирюхи, в хате  которого вынуждена была заночевать, по причине лопнувшей в возке рессоры, фрейлина императрицы Екатерины. Врала, конечно. Понятия  "секс-туризм" тогда не было, а туристки уже вовсю путешествовали, собирая и коллекционируя мужиков и отдельные их части. Перед величием и сверканием красавицы кузнец не устоял, скоренько сполоснул руки и шею в дубовой кадке у порога, и развязал пеньковый поясок на грубо тканных штанах. Пьянили, возбуждали и звали к  новым сексуальным подвигам ее духи с резким запахом валерианы. Баба насосалась от души, но парень оказался вынослив необычайно: выжил, оклемался и быстренько приобщился к кровавому братству.

         Высоко неофита не пускали: телепался в десятниках, да управляющих, меняя тела по мере износа, отдавая предпочтение внешним параметрам: рост, ширина плеч. За недостатком ума, не видел в нем большой пользы, а зря. Теперь вроде выбился в главы района. Кровь ведрами и тазиками домой несут – пей не хочу. Дети подрастают. Смешно. Семейный вампир: на работе монстр, дома добрый отец и влюбленный муж. Так и до шизофрении докатиться можно. Правильно Гульфик сказал: «С людьми жить – по-людски болеть!»