Александр Варго - Льдинка

Потом его избил Дильс. Он не верил рассказу Тимы и, исступленно крича, лупил его, как боксерскую грушу.

– Почему ты не разбудил меня? – орал он. По его безвременно состарившемуся лицу текли слезы, тут же превращаясь в ледяные горки. – Ты отпустил ее, недоносок!

Тима не сопротивлялся, молча снося все удары. Нужно ли было говорить, какие чувства он испытал, когда видел Злату в последние минуты? Дильс выбил ему зуб и рассек бровь. Тух-Тух с удовольствием наблюдал за экзекуцией, делая ставки и комментируя каждый удар Дильса. Артур тоже предпочел не вмешиваться.

Уже потом он сказал то, что ему передала Злата. Но, интересное дело, никакого впечатления ни на кого это не произвело. Тух-Тух что-то пробубнил про сумасшедший дом, Дильс кивнул с отрешенным видом, Артур и вовсе промолчал.

По всему выходило, что никто из них и не очень-то ждал помощи. Не ждал (или не хотел?!!).

Они медленно замерзали. Особенно руки. Дыхание их не согревало – откуда взяться теплому дыханию, если внутри тоже все постепенно превращается в лед? Скоро они будут как Хъяц’нигунни. Господи, надо же придумать такое имя, язык сломаешь! «Замерзшая»… Кажется, так сказала Злата. Злата, Злата… бедная, несчастная женщина. К слову, Дильс так и не нашел ее.

«Вторая тоже отслаивается».

Боже, эта черная грудь в пакете не дает Тиме покоя!!!

Дильс не нашел Злату, зато принес ее волосы, ее прекрасные, сказочно красивые волосы, которые не смогла изуродовать болезнь. Он нашел их в тоннеле, в том самом, который вел в ущелье. Принимая во внимание условия, лучшего места для смерти не подберешь. Уткнувшись в разлохмаченную косу лицом, Дильс беззвучно плакал. Глядя на эту косу, Тима чувствовал, что его глаза наполнились какой-то жидкостью, слишком горячей и едкой для того, чтобы быть похожей на слезы. Он тоже успел привязаться к этой маленькой, но сильной и мужественной женщине. И теперь они в один момент осиротели…

Сегодня Дильс сказал, что, когда они смогут выбраться наружу, нужно попробовать вытащить Хъяц’нигунни.

– Ты думаешь, это убьет ее? – прокаркал Тух-Тух. Лицо его начало чернеть и покрываться паутинкой трещин. Оно было похоже на высохшую землю, которая забыла, что такое дожди. Теперь он чесался непрерывно, будто под одеждой у него находились сухие хлебные крошки, которые немилосердно раздражали кожу.

– Да, – сказал Дильс. Сейчас он напоминал одряхлевшую обезьяну, руки не доставали до земли какие-то сантиметры, ноги полусогнуты и все время дрожат.

– Но ты не уверен, – подытожил норвежец. Когда он засовывал руку под свитер и скреб свою кожу ногтями, Тиме представлялась доска, которую ковыряют стамеской.

Артур снова попытался улизнуть, но Дильс догнал его и уложил на месте прикладом. Теперь он не расставался с ружьем. Он наверняка помнил сверкнувшие глаза Тух-Туха, когда он выпустил в него пулю. Тима помог Дильсу связать Артура.

Некоторое время Артур лежал в полной неподвижности, даже не пытаясь пошевелиться. Он не мог поверить, что с ним так поступили. Он что, вор или убийца какой? Даже Аммонит и этот Тух-Тух разгуливали на свободе, а по ним уж точно наручники плакали!

Он лежал, ненавидя себя за минутную слабость, которую он позволил себе там, при Злате. И какой черт дернул его за язык! Но, с другой стороны, в тот момент он почему-то ощущал в себе необычайную легкость, как будто гора с плеч свалилась… словно до этого его строго вели по заранее указанной прямой, шаг вправо или влево карался смертью… этот голос, он на какое-то время пропал, и Артур вдруг сразу почувствовал себя беззащитным, как черепаха с содранным панцирем. Сейчас он сильно жалел, что открылся им. Теперь они знают, чего он хочет. Он? Нет. Он и ОНА. Ведь никакой Хъяц’нигунни не существует. Есть некое божество, живущее в этой пещере, которое пообещало ему встречу с Катей… И он почти увидел ее, если бы ему не помешали.

Правда, Артур с трудом помнил, что ему опять пришлось задобрить божество, и в его мозгу вихрем проносились смутные обрывки происходящего – вот он достает зажигалку, подносит палец к огню… низ живота сладко тянет, член набухает от прилившей крови…

«Хватит», – вдруг раздался холодный голос. Артур встрепенулся, это был ЕЕ голос, но почему-то он был недовольным.

«Разве я сделал что-то не так?» – заискивающе спросил Артур.

«Да. Ты все испортил…» – голос был явно недоволен, и Артур испугался.

«Как я могу исправить?»

«У тебя в кармане твой перочинный нож. Перевернись на левый бок… Он выпал. Теперь отодвинься… Возьми его в руки…»

Через десять минут Артур был свободен и радостно потирал затекшие запястья.

«Теперь слушай…» – И он слушал, слушал изо всех сил с застывшей на лице ненормальной улыбкой.

Когда голос замолчал (в конце речи он смягчился и снова был приторно-сладким, как бисквитный торт), Артур поглядел на своего соседа. Антон, у которого были какие-то проблемы с зубами, лежал, укутавшись спальным мешком, и что-то нечленораздельно мычал. Вот кто может подсластить пилюлю…

Холод становился невыносимым.

– Как Антон? – спросил Дильс. – Жив?

Тима пожал плечами. Когда он видел в последний раз своего друга, у него вытек один глаз, а рука стала расщепляться, как треснувшая от времени доска.

– Нам нужно раздеться, – сказал Тима. – Залезть в палатку и согревать друг друга телами.

– Я лучше лягу с гюрзой, чем с этим уродом Тух-Тухом, – сказал Дильс, отхаркивая красную слюну.

Он взглянул на Тиму гноящимися глазами:

– Я все еще в норме, не пугайся. Пусть я не пишу рассказы, как ты, но эта замороженная сучка не доберется до меня. Она еще не знает, кто такой Дильс, ексель-моксель.

Но Тима не разделял оптимизма Дильса, хотя и не стал говорить ему об этом.

Тима попытался заснуть. Холодно. Зубы выбивали отчаянную дробь. В тоннелях дьявольски хохотал ветер. Ему тоже захотелось выть. УУУУУУУУУУУУУ!!!

Это только все думали, что он постоянно спал. Но он не спал. Он просто не в состоянии был спать, зная, что с каждым часом его тело превращается черт знает во что.

Когда выпал шестой зуб и он нечаянно проглотил его, он еще пытался держаться. Спасибо Тиме, он всегда был рядом. Но не мог же он быть рядом все двадцать четыре часа в сутки? Да и какой прок от этого?

Его начали сторониться буквально на второй день, когда все это началось. Дильс уже не говорил о цинге – кретину было ясно, что это не цинга. Кроме Тимы, не избегала его общества только Злата, и он был безмерно благодарен ей за это. Но что она могла сделать? Никто из них не знал причину, по которой все это творилось с ним, а слова утешения, хоть и приносили кратковременное успокоение, не играли особой роли – процесс продолжался, жуткий и неумолимый.

Насколько он знал, Злата умерла. Когда он узнал об этом, то проплакал всю ночь. Она напоминала ему его мать.

Ногти продолжали осыпаться, кончики пальцев усыхали, как старые ветки, и медленно скручивались, фаланга за фалангой, словно стальная стружка. Становилось трудно ходить, и скоро он мог только ползать. Больше всего его страшило, что ни боли, ни еще каких-либо неприятных ощущений не было. Просто немного чесалось, и все.

Есть тоже не хотелось, поэтому и в туалет ходить не было особой надобности. Сегодня утром он всерьез подумал о самоубийстве. Только как это сделать? Ему даже собственные руки не подчиняются, о каком суициде может идти речь?! Правда, он слышал, что японские разведчики, попавшие во время войны в плен, как-то исхитрялись сами себе откусывать язык и умирали от болевого шока. Или просто захлебывались кровью? Впрочем, какая разница…

Он смутно помнил, что к нему положили связанного Артура, потом он каким-то образом исчез. И сейчас ему снова стало так горько, что слезы безнадеги полились из его глаз, точнее, только одного. Второй куда-то исчез, и он не видел им.

«Анто-о-о-он…» – вдруг услышал он тихий мурлыкающий голос.

Антон встревоженно заворочался, почувствовав, что голос довольно знакомый.

«Кто это?» – хотел спросить он, но из горла вырвалось лишь бессвязное мычание. Как ни странно, он был услышан.

«Твоя мама. Я пришла за тобой, ведь ты этого хотел?»

«Да!!!» – закричал Антон, получилось что-то вроде «У-а-а-а!»

«Так иди ко мне. Я давно жду тебя», – позвал его голос. Он был нетерпелив, этот голос, но Антон все равно не сомневался, что он принадлежит его матери. Он неуклюже выбрался из спальника, стараясь не смотреть на свои ужасные руки, подобные обгоревшим веткам дерева. И только высунул голову из палатки, тут же получил сильнейший удар, после чего потерял сознание.

Поскольку связанный Артур был в палатке с Антоном, Тима с Дильсом легли в другой.

Собственно, сна не было. Была черная кома, в которую ныряешь с замирающим дыханием, и когда чувствуешь, что кислорода в легких не хватает, идешь на поверхность. Это называлось пробуждением. Пробуждением в Белом Саване. Но это неважно.