Евгений Константинов - Предел безнаказанности

– Как думаешь, сколько Дурандин успел пройти?

– Примерно половину пути. В лесу сейчас тоже луж полно.

– Значит, успеем.

– Ты мне так и не объяснил…

– Как щук уничтожить? Сейчас, – выскочившую из леса машину слегка занесло на повороте, но Геннадий справился с управлением и прибавил скорость.

– Я где-то читал, что браконьеры изобрели электроудочку. Это такой прибор, с помощью которого бьют рыбу током, и она погибает. А в Раево, может, ты тоже заметила, недалеко от мостика на берегу озера трансформаторная будка стоит. К ней ток от высоковольтки подведен, а там напряжение такое…

Я, видишь ли, неплохо в электричестве разбираюсь. А в багажнике у меня силовой электрический кабель имеется. Если один конец этого кабеля зачистить и бросить в воду, а второй конец тоже зачистить, привязать к моей удочке и набросить его на провод, который от высоковольтки к будке протянут, то по озеру такой электрический разряд долбанет, что не только щука вверх брюхом всплывет, а вообще все живое сдохнет. Поняла?

– А тебя самого-то током не ударит?

– Не должно. Но для подстраховки надо ноги вместе держать, чтобы не возникло пошагового напряжения.

Некоторое время Лариса молчала. Геннадий, крутя руль, то и дело на нее поглядывал, но вопросов больше не задавал. Впереди показалось Раево.

– Знаешь, – наконец, заговорила Лариса. – Если бы речь шла о любом другом озере или пруде, я бы первая объявила тебя злейшим врагом природы и даже заявила в милицию. Но Раево почти каждую ночь снится мне в кошмарных снах. И я готова своими руками сжечь дотла эту деревню и осушить до дна это проклятое озеро.

– Деревня ни в чем не виновата, – возразил Геннадий. – Да и озеро ни при чем. А вот его обитатели… даже не все обитатели, а только щучье племя – стало врагом человека. И я с этим щучьем племенем разберусь.

– Мы разберемся, – сказала Лариса.

– Нет, красавица, – вновь возразил Геннадий. – Разбираться я буду один. Ты разве забыла нашу теорию про главу семейства, который бросил в котелок щуку и на его глазах все его семейство…

– Да помню я, помню!

– Если помнишь, значит должна понимать, что когда я замкну провода, и электричество начнет уничтожать щук, а вместе с ними погибнешь и ты. Поэтому, красавица, придется тебе остаться в машине и ждать, пока все закончится.

– Но…

– А я. Один я! Пойду на озеро, приготовлю кабель и буду там дожидаться Антоху Дурандина. Поняла?

Похожее состояние Володя испытывал лишь один раз в жизни – когда вместе с друзьями наглотался димедрола. Теперь это состояние возникло после того, как за окном припустил дождь, и длилось до тех пор, пока он не закончился. Кажется, и на Марину тоже что-то нашло, – после первых же пролившихся капель она сразу стала какой-то отрешенной. Володя предложил ей перекусить, но она лишь взяла открытую им бутылку пива, сделала пару глотков и в задумчивости присела на стоявшую в углу кровать. Он не успел открыть пиво себе, а она уже облокотилась на пирамиду подушек и тихонько засопела во сне – видимо, сказалось напряжение последних дней. Володя едва успел схватить выскальзывающую из ее рук бутылку.

На улице грохотало и поливало, но девушке непогода ничуть не мешала, и Володя тоже не стал ей мешать. Усевшись на деревянный, слегка расшатанный стул, он стал смотреть в окно, попивая пиво и закусывая сушеными кальмарами.

Разглядеть за окном озеро было невозможно. Но через некоторое время он будто бы начал видеть его внутренним зрением. Не таким, каким оно, должно быть, выглядело сейчас, а почему-то скованным льдом и с заснеженными берегами. На льду сидели рыбаки с удочками и то и дело таскали из лунок рыбу. В одном из рыбаков он узнал Славика, родного брата Марины. И тут же увидел его, лежащего в луже крови на полу этой самой комнаты. Рядом со Славиком валялась зеленая эмалированная кружка – точно такая же, из которых в армии он пил чай, и еще рядом с ним лежал какой-то человек с кровоточащей дырой в затылке…

Потом внутреннее зрение или воображение рисовало Раевское озеро, когда оно только что освободилось ото льда. По глади воды плыла резиновая лодочка с рыбаком на веслах, которого вдруг начинало всего корежить, скручивать, каким-то непостижимым образом… Почти то же самое начинало происходить с капитаном Кривопаловым, только он не сидел в лодке, а лежал, скорчившись, на берегу и прямо на глазах начинал обугливаться, словно кто-то поджаривал его на раскаленных углях.

И вновь озеро виделось в ледяном панцире, на этот раз ночью. Но, несмотря на темень, на льду было хорошо видно щуку с воткнутым в глаз штыком, и рядом – человека, у которого вместо глаза зияла кровавая яма. Еще он видел человека, закопанного в подполе этого самого дома, выбирающегося из своей могилы, поднимающегося по ступенькам, ведущим из подпола в комнату, где спокойным сном спала на кровати Марина, и где в полудремотном-полубредовом состоянии сидел на расшатанном деревянном стуле он, Владимир Козырев, сержант погранвойск…

Пиво закончилось, но видения, как и дождь, продолжались. Повторялись эпизод за эпизодом, без добавления новых деталей, но с то появляющимся, то пропадающим фоном – плывущей по мелководью рыбиной, щукой, своими размерами больше похожей на крокодила! Выпученные глазищи, вытянутая, приплюснутая пасть, усеянная тысячью иглоподобных зубов… Щука смотрела Володе глаза в глаза, словно стараясь передать некие мысли, понятные лишь ей и ему. Но он никак не мог в этих мыслях разобраться. Может быть, потому что, будучи заядлым рыбаком, до сих пор в своей жизни не поймал ни одну щуку. Ну, не было у него возможности поймать рыбу из детских сказок, которая: «По щучьему веленью, по моему хотенью…»

Видения прекратились вместе с дождем. Володя не смог справиться с навалившейся сонливостью в то самое время, когда появилась возможность разглядеть хоть что-нибудь за окном в предрассветных сумерках. Вместо этого он уронил голову на подоконник и отключился от действительности.

Начал просыпаться, услышав рядом какую-то возню, но не успел разлепить веки, как получил удар по затылку. Очнулся от ощутимых шлепков по щекам и понял, что сидит все перед тем же окном на том же стуле. Повернул голову, отозвавшуюся резкой болью, и увидел рядышком Марину, тоже сидящую на стуле, только почему-то с тряпкой во рту и с привязанными за спинкой стула руками. Только после этого до Володи дошло, что и сам привязан, да так, что не может пошевелить ни руками, ни ногами. Он открыл рот, не зная пока, что сказать, и в это время кто-то, стоявший сзади, грубо запихнул в него такую же тряпку, что была во рту у Марины.