Рейчел Винсент - Пиршество

Но дело было не в моей готовности. Это она не была готова делиться мной.

Когда я так и не согласилась посмотреть на нее, она оделась и, перед тем как закрыть дверь спальни, поклялась, что в следующий раз, когда я найду гения, она не станет мне мешать. Она мне поможет.

Но я едва ее слышала. Эван звучал в моей голове и в моем сердце. Это было пустое эхо живого выступления, но его хватило, чтобы заглушить все остальное.

Утро я провела в постели, сжавшись в комок под покрывалами, но не могла согреться, сколько бы одеял на себя ни натягивала. Тепло Эвана показало мне, насколько я на самом деле замерзла? Или мне стало холоднее из-за того, что я его потеряла?

Солнце стояло высоко и светило ярко, когда мой телефон чирикнул, извещая о новом электронном письме. Я перекатилась на другой бок и взглянула на часы. Одиннадцать двадцать три. Уже почти полдень. Если я проживу еще несколько часов, то смогу заставить Энди снова куда-нибудь со мной поехать. Куда-нибудь, где достаточно шумно, чтобы перекрыть эхо в моей голове. Она моя должница.

Телефон чирикнул еще раз. Но Энди предпочитает текстовые сообщения…

Я пошарила по тумбочке у кровати, раскрыла телефон и выбрала последнее письмо. Отправителем значился Эван Тейлор. Послание гласило: «Мэллори, если это ты, пожалуйста, перезвони мне». Ниже подписи стоял телефонный номер.

Мое сердце отчаянно колотилось, пока я ждала соединения, а когда он ответил, едва не выпрыгнуло из груди.

— Алло?

— Эван? Это Мэллори. Где ты нашел мой электронный адрес?

Он вздохнул, и даже этот звук был мелодичным.

— На «Фейсбуке». Слава богу, ты повесила там фотографию. В центральном Техасе нашлись четыре Мэллори Беннет.

— Я…

Я лишилась дара речи.

Он рассмеялся.

— Ты занята? Не хочешь увидеться? Позавтракать вместе?

«Да», — подумала я, а вслух сказала:

— Нет.

Даже замерзая и изнемогая без него, без этой музыки, при свете дня, когда песня превратилась лишь в воспоминание, я знала, что мне не следует соглашаться. Разве что с Энди в качестве подстраховки. Даже если она ошиблась и я готова к встрече с кем-то вроде Эвана, мне не стоит оставаться с ним наедине. По крайней мере, надолго.

— Нет? — Его голос звучал так удивленно, так удрученно, что у меня заныло в груди.

— Да. — Я прикрыла глаза, устыдившись собственной слабости. — Определенно да.

— Ты где? Я за тобой заеду.

Раскрыв глаза, я окинула взглядом разгром в комнате Энди. Мы не занимались стиркой вот уже две недели, и я даже не представляла, где Ти прячет пылесос. Поэтому я дала Эвану собственный адрес. Мама всегда устраивает уборку перед тем, как уехать из города, поскольку терпеть не может возвращаться в грязный дом.

— Я буду через час.

Сотовый щелкнул мне в ухо, и я захлопнула его. Сердце грохотало в груди. Потом я снова раскрыла телефон и отправила Энди электронное письмо. На работе ей приходится оставлять мобильный в шкафчике, так что у нас с Эваном будет возможность провести по крайней мере пару часов наедине, прежде чем в три она освободится, чтобы выручить нас, если что-то пойдет не так.

Приняв меры предосторожности, я сбросила покрывало, натянула джинсы, в которых была прошлым вечером, и подхватила ключи. Через восемь минут я уже прибыла на подъездную дорожку собственного дома и направилась прямиком в душ.

Я ждала его, сидя на диване в гостиной и глядя в окно. Через час и четыре минуты после того, как он повесил трубку, к моему дому свернул тускло-серый седан. Я выбежала в прихожую и замерла, успокаивая сердцебиение. Затем распахнула дверь.

На крыльце стоял Эван с гитарой в руках. Он улыбнулся, и его карие глаза вспыхнули в солнечном свете. Я молча отступила на шаг, пропуская его в дом.

Я смогу с этим справиться. Нам даже не обязательно петь сегодня. Если я этого не допущу, все будет хорошо.

— Я не мог о тебе не думать, — шепнул он.

Я прислонилась к закрытой двери, и он шагнул ближе.

— Каждый раз, когда я закрывал глаза, я видел тебя. Ты мне снилась.

— И что это был за сон? — выдохнула я, глядя на него снизу вверх, и мой пульс слился с его пульсом в едином ритме.

— Лучший из снов.

Его глаза дышали глубинным жаром. Он поцеловал меня, и его рот был горячим. Обжигающим. Восхитительным. Он прижал меня к двери, и я не сопротивлялась, поскольку поцелуи опасности не представляли. И были почти столь же хороши, как и то, чего я на самом деле желала. Того, ради чего он пришел.

Когда мои руки легли ему на грудь, а его — зарылись мне в волосы, когда мы оба уже тяжело дышали и томились по двум разным родам наслаждения, его губы оторвались от моих. Они скользнули по моему подбородку к уху, и его теплое дыхание щекотало меня, заставляя трепетать.

— Я хочу тебе кое-что сыграть, — прошептал он, и я содрогнулась всем телом.

— Сейчас?

— Сейчас. Пожалуйста.

Я могла лишь кивнуть. Одна песня не причинит вреда. Зато если мы не отодвинемся друг от друга хотя бы на такое расстояние, чтобы между нами поместилась гитара, я рискую сделать ошибку совершенно иного рода.

За руку я провела его по коридору и лишь на миг замешкалась на пороге спальни. Потом я села на кровать, а он устроился на стуле и, еще толком не сев, уже скользнул пальцами по струнам.

— Это новая песня, — сообщил он. — Пока я пытался найти тебя, эта мелодия звучала у меня в голове, и я не сразу понял, что это такое.

— И что это? — Я едва могла дышать.

— Это твоя песня, Мэллори. — Он улыбнулся, и мое сердце заколотилось так сильно, что это причиняло боль. — Хотя я все еще работаю над текстом.

Я была права. Мы предназначены друг для друга и должны творить вместе.

Эта песня отличалась от той, что он играл прошлой ночью, — была не такой безнадежной, но столь же страстной, прекрасной, свежей и пленительной. Неужели такой он видит меня?

Мелодия звенела чисто, и я почти ощущала, как голос Эвана обволакивает меня, резонирует со мной, наполняет драгоценным теплом.

А потом он ощутил, что песня изменилась, стала развиваться. Я не отрывала взгляда от его лица и сразу заметила это. Сперва замелькали отдельные ноты, то здесь, то там. Эта продлилась дольше, та быстро осеклась для большей выразительности и глубины. Затем появились другие аккорды, придающие печальную нотку очаровательно простому припеву. Следом пришли новые слова.

Сперва он невольно округлил глаза от удивления, пробуя на вкус изменившийся текст. Затем он улыбнулся, зажмурился и продолжил петь, откинувшись на спинку стула. Ноты плыли между нами, искушая меня и дразня. Но я с усилием держала глаза открытыми. Если я их закрою, я потеряюсь в музыке и потеряю нас обоих. Так что я смотрела на него и сдерживалась, позволяя лишь по капле сочиться потоку, в который охотно погрузилась бы с головой.