Дьявольский заговор (ЛП) - Смит Брайан

Майк ещё больше нахмурился, слушая её. То, что она говорила ему, очень беспокоило его. Это всё ещё звучало безумно для его ушей. Но он очень старался понять извращённую логику слов. Он должен был найти способ поверить в то же, что и она, или, по крайней мере, убедить их всех в том, что он верит, потому что альтернатива была неприемлема. Потому что он не мог — или не хотел — представить себе мир без Марни, независимо от того, как она его использовала.

Он заставил себя не хмуриться и непоколебимо посмотрел Наде в глаза.

— Тогда позволь мне начать убеждать тебя. Ты говоришь, что я должен убить кого-то сегодня ночью? Так что давай продолжим.

Хладнокровный оценивающий взгляд Нади сменился ещё одной её ледяной, почти невидимой улыбкой.

— Как хочешь, — она повысила голос для следующего высказывания, чтобы слова были слышны сквозь гул разговоров в задней части гаража. — Время пришло! Сделайте приготовления! Приведите жертву!

Шум разговоров тут же прекратился и сменился звуками деятельности. Майк услышал звон бутылок, выброшенных в мусорное ведро. Он посмотрел мимо Нади и увидел, как члены культа быстро избавляются от бумажных тарелок и салфеток. Затем большинство вернулись к кругу стульев, но вместо того, чтобы сразу сесть, они выдвинули стулья наружу, расширив круг. Два члена культа, включая Блейка, вошли в дом. Майк предположил, что приготовленный в жертву человек был спрятан где-то там. Одна только мысль об этом заставила его снова сжаться, поэтому он попытался сосредоточиться на том, что здесь происходит. Как только круг стульев был расширен, большинство оставшихся членов культа немедленно сели и склонили головы. Они также сложили руки на коленях и закрыли глаза. Он снова был поражён тем, насколько приземлённой эта сцена казалась на первый взгляд. Они выглядели как члены молитвенной группы, а не как сатанисты. Или, учитывая круг стульев, как участники собрания анонимных алкоголиков в церковном подвале.

Это было немного странно.

Другой член культа мужского пола — по-настоящему уродливый, выглядевший так, будто Адольф Гитлер и Джоан Риверс каким-то образом сошлись вместе и произвели на свет уродливого ребёнка любви, сочетающего в себе искажённые элементы каждой из их самых непривлекательных физических черт, — затащил большой кусок дерева в центр круга. В центре верхней части блока была любопытная узкая канавка. Майк ломал голову над этим, пока не увидел, как уродливый парень вернулся в заднюю часть гаража и потянулся за топором с тяжёлым лезвием, свисающим с крючка на стене.

Тогда он понял.

О, дерьмо… это плаха.

Он не думал о том, как они ожидали, как он убьёт этого до сих пор неизвестного человека, но теперь, когда он думал об этом, он понял, что было бессознательное предположение, что это будет что-то гораздо более чистое, чем это. Насколько любой способ убийства можно назвать чистым? То есть…

Но это… это было просто… ужасно.

Он понял, что его снова трясёт, и снова сильно сомневался, сможет ли он пройти через это, чего бы это ни стоило.

А затем Блейк и другой парень вернулись, таща за собой связанную жертву с кляпом во рту. Майку потребовалась вся сила воли, чтобы не закричать во время случившегося тогда шока узнавания. Потому что человек, которого он должен был убить, не был безликим, безымянным незнакомцем.

Майк знал его.

Хорошо знал его.

Я не могу этого сделать, — подумал он. — Нихрена.

Человек, голова которого должна была оказаться на плахе, был Донни Уилкерсон. Донни и отец Майка выросли вместе. Когда Майк был ребёнком, он время от времени видел, как Донни пьёт с отцом на террасе за их домом. Он не был в одной комнате с этим человеком более десяти лет, может быть, около полутора десятка, но его память о нём не померкла за прошедшие годы. Причина этого заключалась в том, что в эти дни этот человек редко оставался вне поля зрения общественности.

Недоверие Майка было зашкаливающим. Он просто не мог поверить в то, что видел. Он посмотрел на Надю.

— О, да ладно! Ты не можешь серьёзно ожидать, что я убью мэра.

Выражение лица Нади было безмятежным, её поза расслабленной. Она выглядела спокойной, как женщина, наблюдающая за океаном с шезлонга.

— Это именно то, чего я ожидаю. Ты сделаешь это… — она равнодушно пожала плечами. — Или ты умрёшь. И тогда Марни умрёт. Независимо от того, что ты решишь, мэр тоже умрёт.

— Это безумие.

Надя ничего не сказала, просто продолжала смотреть прямо на него с совершенно спокойным выражением лица женщины, которой на всё наплевать.

Блейк и другой парень поставили мэра на колени. Донни Уилкерсон был обнажён. У него было грубое красивое лицо, излучавшее ауру силы и твёрдости убеждений. Такое лицо нравилось избирателям. Но вид его дряблой, бледной, немолодой плоти, выставленной таким образом, испортил это впечатление. Он казался уязвимым. Слабым. Мягким. Майк посмотрел на него и почти ощутил жалость. Старый друг его отца смотрел на него ошеломлёнными, непонимающими глазами. Майк догадался, что мужчина был одурманен, и почувствовал некоторое облегчение от этой информации. Очевидно, было бы лучше, если бы он не осознавал до конца, что с ним происходит. Или узнал, кто виноват. Хотя Майк сомневался, что Донни Уилкерсон узнал бы его, даже если бы он не был под действием наркотиков. Прошло много времени с тех пор, как они виделись в последний раз, и Майк почти не походил на того мальчика, которым он был в подростковом возрасте.

Ничто из этого не делало мысль об убийстве человека, которого он знал — человека, которого он считал хорошим человеком, — менее ужасной.

Блейк и другой мужчина прижали голову Уилкерсона к плахе. Он не сопротивлялся. Он просто смотрел на цементный пол и прерывисто дышал через кляп во рту. Майк уставился на россыпь пигментных пятен и родинок на спине и костлявых плечах мужчины и снова ощутил острый укол жалости. Уродливый мужчина, похожий на миниатюрного Гитлера, шагнул в круг, подошёл к Майку и протянул топор.

Сердце Майка колотилось в груди, когда он смотрел на тяжёлое, острое как бритва лезвие. Биение его сердца казалось усиленным, почти оглушающим. Он знал, что это ложное впечатление, результат сильного стресса, но это не имело значения. В такие моменты ему казалось, что его сердце вот-вот взорвётся. Что, учитывая обстоятельства, может быть не самым худшим, что могло произойти.

Он оглядел лица остальных. Они уже не были в тех молитвенных позах. Теперь все они смотрели на него с выражением ожидания и… надежды? Да, надежды. Они хотели увидеть, как он совершает эту ужасную вещь. Но почему? Потому что все они одинаково хотели, чтобы он присоединился к культу в качестве его тринадцатого члена? Может быть, это было частью этого. Надя неоднократно подчёркивала, насколько важно завершить «адский круг», что бы, чёрт возьми, это ни значило. Но Майк подозревал, что в этом есть ещё один слой, и это был простой, первобытный трепет жажды крови. Они хотели смотреть, как другой человек встретил ужасный конец прямо у них на глазах. Да, теперь он мог видеть это в их глазах, это было мучительно ясно. Эти люди были монстрами. Худшими садистами. Внезапно он увидел и другие вещи в новом свете. Плаха, например. Никто не создавал и не хранил подобные вещи для одноразового использования. Они делали это раньше. Может быть, много раз. И теперь он понял, почему они собирались здесь, в гараже, а не в доме Нади, потому что смыть из шланга брызги крови с цементного пола было гораздо проще, чем вывести эти надоедливые пятна с ковра в гостиной.

Надя вздохнула.

— Мы ждём, Майк. Мы понимаем, что это непросто, но наше терпение не безгранично. Возьми топор. Сейчас же.

Уродец толкнул в него топор и пробормотал себе под нос:

— Возьми. У тебя не будет другого шанса.

Майк неохотно взял топор и небрежно держал его за рукоять. Он был тяжелее, чем Майк ожидал. В детстве он рубил дрова. Это был последний раз, когда он использовал топор. В первую очередь они предназначались, конечно, как инструменты, а не как оружие. Металлическая часть этого топора казалась тяжелее, чем обычно, и больше. Конечно. Если бы эти уроды действительно регулярно обезглавливали людей, они бы захотели иметь самый большой и самый крутой топор.