Фрэнсис Вилсон - Замок

Может, после войны действительно уйти в отставку? Этой весной у него будет двадцать пять лет выслуги. А судя по тому, как развиваются события, четверть века службы вполне достаточно. Каждый день быть дома, рядом с Хельгой, общаться со своими мальчиками и повышать мастерство художника, рисуя прусские пейзажи.

И однако… армия слишком долго была для него домом, и Ворманн по-прежнему все еще тешил себя надеждой, что немецкая армия рано или поздно избавится от нацистов. Если только он дотянет до этого момента…

Капитан открыл глаза и уставился в темноту. Хотя противоположная стена и тонула во мраке, он практически видел кресты, утопленные в толще плит. Он не был очень уж верующим, но почему-то эти кресты действовали успокаивающе.

Тут Ворманн вспомнил об инциденте в коридоре. И как ни пытался, не смог избавиться окончательно от ужаса, охватившего его при виде солдата — как бишь его? — Лютц, кажется, — ковырявшего крест.

Лютц… Рядовой Лютц… От него следует ждать неприятностей… Надо сказать Остеру, чтобы приглядывал за ним…

Последнее, о чем Ворманн подумал перед тем, как заснуть, было: посетят ли его кошмары, о которых говорил Александру.

Замок

Среда, 23 апреля

03 ч 40 мин

Рядовой Ганс Лютц присел на корточки под тусклой лампочкой — одинокая согнутая фигура на маленьком островке света посреди кромешной тьмы — и глубоко затянулся сигаретой, прислонившись к холодной стене подвала. Он снял каску, и стали видны его светлые волосы и юное лицо с жесткими глазами и твердой линией рта. От усталости ломило все тело. Ничего больше он не желал, как забраться в свой спальный мешок и проспать оставшиеся несколько часов. Будь в подвале хоть чуточку теплее, он задремал бы прямо здесь, на каменном полу.

Но Лютц не мог себе этого позволить. Ночные дежурства в течение недели были малоприятны сами по себе, и одному Богу известно, что ему грозит, если его застукают спящим на посту. А с капитана Ворманна вполне станется пройтись именно по этому коридору, чтобы проверить его, рядового Лютца. Поэтому спать нельзя.

Надо же быть такому невезению, чтобы капитан застукал его сегодня днем. Лютц не сводил глаз с этих крестов с той самой минуты, как впервые ступил на двор замка. В конце концов через час соблазн стал слишком велик — до того было похоже, что они сделаны из золота и серебра, хотя маловероятно. Однако он должен был проверить, а в результате нажил неприятности.

Ну что ж, по крайней мере, он удовлетворил свое любопытство: ни золота, ни серебра. Хотя вряд ли, конечно, такое открытие стоило семи нарядов вне очереди.

Лютц сложил руки вокруг горящего кончика сигареты в тщетной попытке согреть замерзшие пальцы. Боже, ну и холод! Здесь холоднее, чем там, наверху, где патрулируют Отто и Эрнст. Но Лютц сознательно выбрал это место, надеясь, что холод не даст ему заснуть, к тому же он сможет продолжить свои изыскания.

Лютц был по-прежнему убежден, что где-то здесь зарыты сокровища Папы. Слишком многое указывало на это, на самом деле буквально все. А основное и самое важное указание — кресты. Это, конечно, не старые добрые симметричные мальтийские кресты, но тем не менее кресты. И сверкали они золотом и серебром. Затем, ни одна из комнат не была обставлена, значит, жить здесь никто не собирался. Но самым удивительным было состояние замка — кто-то, видимо, платил за ремонт, причем на протяжении столетий! Лютц знал только одну структуру, способную на такое, структуру богатую, мощную и существовавшую веками — католическую церковь.

И по разумению Лютца, о замке заботились лишь с одной целью — сохранить сокровища Ватикана. Сокровища были где-то здесь — за стенами или под полом, — и Лютц вознамерился их найти.

Солдат бросил взгляд на противоположную стену. Здесь, в подвале, крестов было особенно много и все совершенно одинаковые, за исключением, пожалуй, одного, вон там, слева, в нижнем ряду. В слабом электрическом свете этот крест блестел чуть по-другому. Не так, как остальные. Игра света или, возможно, другая шлифовка. Или другой металл?

Лютц снял с коленей свой «шмайссер» и приставил к стене. Он достал из чехла штык и пополз на четвереньках к кресту. Коснувшись острием металла, он сразу понял, что нашел нечто интересное. Металл был мягким… мягким и того желтого оттенка, каким бывает только золото.

Трясущимися руками Лютц вогнал штык между крестом и камнем, в который тот был вделан. Он ковырял все глубже и глубже, пока не уперся во что-то, и, несмотря на все усилия, не смог больше вогнать штык ни на йоту. Лезвие уперлось в стенку гнезда, в которое был вделан крест. При известной осторожности можно было извлечь крест целиком, не повредив металла. Лютц сильнее надавил на штык и тут почувствовал какое-то движение и остановился.

Черт! Закаленная сталь клинка врезалась прямо в золото. Он попытался изменить угол наклона, но металл продолжал гнуться и расползаться…

И вдруг камень дрогнул.

Лютц вытащил штык и внимательно посмотрел на плиту. Ничего особенного: два фута длиной, полтора вышиной и, видимо, около фута толщиной. Как и все плиты замка, она была закреплена без всякого раствора, только теперь выступала из стены примерно на четверть дюйма. Лютц встал и измерил шагами сначала расстояние от креста до двери ближайшей от камня комнаты, затем промерил вдоль стены длину комнаты изнутри. Повторив ту же операцию в комнате справа, Лютц при помощи элементарной арифметики обнаружил существенную разницу в результатах. Количество шагов не совпадало.

За стеной явно находилась большая потайная комната.

Победные колокола зазвенели у него внутри, и Лютц с новой силой навалился на камень, пытаясь сдвинуть его с места. Однако, несмотря на бешеные усилия, каменная плита не сдвинулась больше ни на миллиметр. Как ни неприятно было это сознавать, но справиться в одиночку явно не получалось. Придется звать кого-нибудь на помощь.

За неимением лучшего он решил пригласить патрулирующего наверху Отто Грюнштадта. Этот никогда не отказывался от легкой наживы, а здесь явно было чем поживиться. За стеной лежали миллионы, золото Папы Римского, Лютц был абсолютно уверен в этом, он почти что видел эти сокровища.

Оставив автомат и штык у стены, Лютц поднялся наверх.

— Отто, иди скорее сюда!

— Сомневаюсь я что-то, — бубнил Грюнштадт, топоча следом. Темноволосый, намного плотнее Лютца, он уже успел вспотеть, несмотря на холод. — Мне положено находиться наверху. Если кто-нибудь застукает…

— Это займет не больше двух минут, прямо здесь, внизу.