Майкл Стэкпол - Зло торжествует

Я снова перевел взгляд на Хэла.

– А можно восстановить его программу?

Чернокожий гигант заиграл желваками.

– Не знаю. Не думаю. А зачем тебе это нужно?

Я вздохнул.

– Я – оружие, созданное Скрипичником, созданное для уничтожения Пигмалиона. Мики – творение Пигмалиона, и гораздо более совершенное, чем я. Мне ненавистна мысль, что мы не сможем воспользоваться таким бесценным оружием, если ситуация сложится так, что у нас не будет другого выбора.

Оставив своих друзей во внутреннем дворике, я пошел к зданию другой дорожкой, чтобы не проходить мимо Мики и его родственников. Войдя в здание и миновав несколько типично институтских казенных коридоров, я остановился перед небольшой нишей, в которой была дверь, а рядом в стене – пластинка сканера.

Я прижал к пластинке ладонь. Зеленая полоска света медленно поползла сверху вниз и снова заскользила наверх. Следя за ее движением, я медленно погрузился в состояние отрешенности, Я словно бы покинул тело и наблюдал за своими действиями со стороны. Ощущение удивительно неприятное, но я цеплялся за него, поскольку оно позволяло мне отметить различие между личностью, которой я был, и личностью, которой я стал.

Дверь бесшумно ушла в потолок, и я вошел в светлое просторное помещение с высоким потолком и деревянным полом, поделенное на комнаты перегородками высотой примерно в три четверти человеческого роста. Я знал, что такая конструкция позволяет при перестрелке держать любую часть помещения под прицелом, но это было не единственной причиной выбора такой планировки.

Немногочисленная мебель была типично японской. Татами, покрывающие полы, и низкий столик составляли основную часть обстановки. Я знал, что в задней комнате с правой стороны найду спальный мат и подушку. Знал не столько из-за того, что бывал здесь раньше, сколько потому, что представлял себе, где бы я сам их разместил.

В кухне имелся даже традиционный японский очаг, хотя там стояла и современная микроволновка.

По всей квартире было рассеяно множество дорогих антикварных вещиц, хотя на самом деле самым роскошным предметом обстановки являлась большая ванна. Расположение всех этих произведений прикладного искусства было тщательно продумано с тем, чтобы сразу привлечь к себе внимание. Каждое из них было связано для меня со специфическими воспоминаниями о специфических заданиях, которые я в свое время выполнял, потому что все они были пожалованы мне в награду за успешное выполнение этих самых заданий. На миг меня потянуло к небольшой статуэтке Анубиса, стоящей в первой комнате, но я не мог бы сказать точно, какая сторона моей личности проявила к ней интерес – нынешний Койот, или тот «я», кто ценил эту награду, полученную за убийство.

Ванна тоже была своего рода вознаграждением. За время моего обучения прием ванны превратился для меня почти в ритуальное действо.

Подобно тому, как Пигмалион убедил Мики, что его тренировки – игра в вымышленном мире, Скрипичник внушил мне веру в очищение омовением, и с тех пор физическая чистота для меня неразрывно связана с чистотой нравственной, эмоциональной и духовной.

В этой квартире я прожил свою первую жизнь.

Ее открытая планировка имела утилитарное назначение, но помимо этого служила еще одной цели – она лишала меня возможности уединиться. И выросший в таких условиях, я не испытывал потребности в уединении. Отсутствие у меня каких бы то ни было личных вещей тоже помогало Скрипичнику воплотить в жизнь его замысел. Темный Властелин воспитывал марионетку, обладающую высоким мастерством и столь размытым ощущением собственного «я», что мог стать кем угодно, лишь бы выполнить приказ хозяина.

Этот недостаток самосознания оказался жизненно важным и для меня, и для Скрипичника.

Благодаря ему я проскальзывал из измерения в измерение, словно акула, пронзающая океанские волны. Поскольку я не был индивидуалистом, во мне не развилась алчность и жажда власти. Скрипичник предположил, что в такой ситуации меня можно обучать тем же способом, которым он обучал Пигмалиона, но при этом не опасаться бунта. Он не сомневался, что, не обладая личностью, находясь под его контролем, я не смогу и не стану бунтовать.

В этом проявилось невероятное высокомерие Скрипичника, которое его подвело. Койот, мой предшественник и, вероятно, первый из Койотов, понял, что я могу оказаться полезен, и привел в действие тщательно разработанный план, который заставил меня осознать себя как личность. Следуя его неявным подсказкам и опираясь на присущие мне от рождения добродетели, в которых меня взрастили, я создал Тихо Кейна. Я выяснил, что в прошлом был виртуозным убийцей, и, глядя на мир через призму новых представлений, понял, что мое новое «я» не желает иметь ничего общего со Скрипичником.

Моя первая жизнь, жизнь, которую я прожил здесь, кончилась, когда Койот похитил меня и при помощи лекарственных препаратов вызвал у меня амнезию. Выйдя из-под контроля Скрипичника, я обрел свою истинную сущность. Моя верность Темному Властелину преобразилась в верность людям, моим братьям, и в результате я восстал против того, кто меня создал. С противостояния ему началась моя вторая жизнь, и в ней мне пришлось подхватить эстафету у человека, которому я был этой жизнью обязан.

Став Койотом, я заново открыл в себе возможности, заложенные во мне Скрипичником. Я заставил их работать на себя и сумел нанести урон Скрипичнику. Схватка была жестокой, и если бы не вмешательство Пигмалиона, Скрипичник, возможно, погубил бы меня. Но после того как Пигмалион заманил к себе Риухито и скрылся с ним, мне с моим бывшим господин пришлось объединить силы, иначе бы нас обоих ждала гибель. Если грандиозный замысел Пигмалиона удастся, тьма поглотит весь мир.

Я пришел сюда, в эту квартиру, чтобы окунуться в знакомую атмосферу. Я изголодался по ощущению привычности обстановки. Эти стены не вызывали у меня искушения вернуться к Скрипичнику, но дарили покой, и это позволяло мне получше сосредоточиться и отдохнуть. И то и другое сейчас было важно, ибо в игре, которую мы будем вести в ближайшие несколько месяцев, ошибкам и промахам места быть не должно.

Наказанием за неудачу будет смерть. А наградой за победу – новая схватка со Скрипичником.

Я сбросил у двери ботинки, прошел в носках в заднюю комнату и лег на спальный мат, предварительно поставив будильник на пять часов. Я надеялся, что мой сон будет спокойным, ибо, когда я проснусь, мы начнем составлять план кампании против Пигмалиона, и с этой минуты рассчитывать на покой мне не придется в течение очень долгого времени.

Я выполз из своего убежища, проспав несколько часов крепким сном без сновидений, и принял успокаивающую ванну. Надев зеленую рубашку и черные брюки с отворотами, я вернулся в институт и прошел по бесконечным коридорам в конференц-зал, где было назначено первое заседание нашего штаба. В длинной узкой комнате было тесно, но места у ромбовидного стола хватило всем.