Чак Хоган - Штамм Закат

— Отныне я — один из ваших охотников.

— Тебе больше ничего не нужно от меня, — сказал Сетра­кян. — Но мне от тебя требуется еще одна вещь.

— Только назовите ее, и она ваша.

— Мне нужно, чтобы ты подвез меня кое-куда. И с макси­мальной скоростью.

— Скорость — это моя специальность. В гараже под этим веселым домиком у них полно «Хаммеров». Если, конечно, это говно тоже не испарилось.

Гус отправился выводить машину. Еще раньше Фет успел обнаружить в соседней комнате комод, а в одном из его ящи­ков — портфель, набитый деньгами. Пачки купюр Василий вывалил на пол и тем самым освободил портфель, чтобы Анхелю было куда собрать прах Древних. Фет слышал весь разговор профессора с Гусом.

— Мне думается, я знаю, куда мы едем, — сказал он Сетра­кяну.

— Нет, не мы. — Вид у профессора по-прежнему был от­сутствующий, словно мысли его витали где-то очень дале­ко. — Только я.

Сетракян вручил Василию «Окцидо Люмен» и свой блок­нот — толстую школьную тетрадь.

— Мне этого не надо, — сказал Фет.

— Вы должны это взять. И не забудьте, Василий: Садум, Амурах. Вы можете в точности запомнить два столь важных слова?

— Я не собираюсь ничего запоминать. Я еду с вами.

— Нет. Книга — вот что сейчас самое главное. «Серебря­ный кодекс» следует хранить самым тщательным образом, чтобы Владыка не наложил на него свои когти. Сейчас мы не можем допустить, чтобы книга пропала.

— Мы не можем допустить, чтобы пропали вы. Сетракян лишь отмахнулся.

— По сути, я и так уже почти что пропал.

— Вот именно поэтому нужно, чтобы я был рядом с вами.

— Садум. Амурах. Повторите за мной, — сказал Сетра­кян. — Вот то единственное, что вы можете для меня еде­лать. Дайте мне послушать, как вы их произнесете. Я дол­жен знать, что вы сохранили в памяти эти слова...

— Садум. Амурах, — послушно сказал Фет. — Я запомнил

их.

Сетракян кивнул.

— Этот мир становится ужасно тяжелым местом, в кото­ром очень мало пространства для надежды. Берегите эти слова — и эту книгу — как... как зыбкое пламя свечи. Прочи­тайте книгу. Ключ к ней — в моем блокноте. Там их природа, их происхождение, их имя — они все были одним...

— Вы же знаете, я в ней ничего не пойму...

— Тогда идите к Эфраиму, вместе вы поймете. Отправляй­тесь к нему прямо сейчас. — Голос старика пресекся. — Вы двое должны держаться друг друга.

— Двое — мы с Эфом, хоть порознь, хоть вместе — не со­ставят одного такого, как вы. Отдайте все это Гусу. Позволь­те мне отвезти вас. Ну пожалуйста... — В глазах крысолова появились слезы.

Шишковатая рука Сетракяна сжала предплечье Фета — Василий почувствовал, что сил у старика становится все меньше и меньше.

— Это теперь ваша ответственность, Василий. Я безого­ворочно доверяю вам... Будьте отважны.

Серебряный переплет был прохладным на ощупь. В кон­це концов Василий принял книгу — не мог не принять: ста­рик был очень настойчив. Так умирающий вкладывает свой дневник в руки сопротивляющегося наследника.

— Что вы собираетесь делать? — спросил Фет, уже навер­няка зная, что он видит Сетракяна в последний раз. — И что вы можете сделать?

Сетракян отпустил руку Фета.

— Только одну вещь, сынок.

Именно это слово — «сынок» — тронуло Фета глубже все­го. Он подавил в себе страшную боль расставания, и ему оставалось только смотреть — смотреть во все глаза, — как старик уходит прочь.

Два километра, которые Эф пробежал по тоннелю Се­верной реки, показались ему двадцатью. Путеводной звез­дой Эфу служил монокуляр ночного видения, позаимство­ванный у Фета; сквозь этот прибор тоннель с его неменяю­щимися рельсами виделся монотонным пейзажем, залитым зеленым сиянием, и в этом призрачном свете нисхождение Эфа в недра земли под ложем Гудзона представлялось на­стоящим путешествием в безумие.

Эф бежал все дальше и дальше. Его переполняло бешен­ство, голова шла кругом, легким не хватало воздуха, перед глазами стояло зеленое марево, и тут он увидел их — неров­ные белые пятна, ярко светившиеся на шпалах.

Эф замедлил бег ровно настолько, чтобы вытянуть из рюкзака за спиной лампу черного света. В ультрафиолето­вых лучах мир вокруг взорвался буйством цвета — это пере­ливалось разными красками биологическое вещество, ис­торгнутое вампирами. Следы были свежие, от аммиачной вони слезились глаза. Столь большое количество вампир-ских испражнений говорило о том, что здесь недавно кор­милась огромная масса тварей.

Эф бежал не останавливаясь, пока не увидел хвостовой вагон сошедшего с рельсов поезда. Ни малейшего шума. Все было тихо. Эф двинулся вдоль правой стороны состава, вглядываясь вперед, где моторный, он же головной пасса­жирский вагон, соскочивший с пути, стоял, уткнувшись под углом в стену тоннеля. Увидев открытые двери вагона, Эф поднялся по ступенькам и вошел в темный состав. Зеленые краски монокуляра нарисовали ему картину страшной, кро­вавой бойни. Тела, тела, тела... Они громоздились в креслах, лежали вповалку на полу. Каждое тело — вампирский бутон, готовый распуститься, едва лишь взойдет солнце. И совсем нет времени, чтобы отпустить их всех. Равно как на то, что­бы сразиться с каждым, лицом к лицу.

Нора тоже не пошла бы на это. Конечно, нет. Эф был уве­рен: у нее хватило бы ума избежать безнадежной схватки.

Он выпрыгнул из вагона, прошел в обратном направле­нии, завернул за хвостовой вагон и увидел подкрадываю­щихся к нему вампирских ищеек. Их было четверо, по двое слева и справа; в монокуляре ночного видения глаза вампи­ров блестели как стекло. Черный свет Эфовой лампы при­гвоздил их к месту, но не убавил вожделения, сквозившего в голодных лицах тварей. Спустя несколько секунд ищейки попятились, освобождая Эфу проход, вот только Эф был не столь глуп, как им, должно быть, мерещилось в их вампир-ских мозгах.

Эф прошел меж двух пар ищеек, сосчитал до трех, затем молниеносно выхватил из рюкзака за плечами серебряный меч и резко повернулся.

Как раз в это мгновение первые два агрессора бросились на него. Эф поймал их в движении и буквально развалил на части. Оставшаяся пара попятилась, но Эф без малейших колебаний догнал тварей и двумя ударами меча срубил их, как трухлявые пни.

Тела тварей еще не улеглись на рельсы, а Эф уже снова бежал по влажному следу, образованному вампирскими вы­делениями. Мерзкий след привел Эфа к проходу в левой стене, соединяющему этот ствол тоннеля с соседним, по ко­торому поезда еще совсем недавно шли в сторону Манхэтте-на. Буйство красок, высвечиваемое черной лампой, тоже выплеснулось в соседний ствол, и Эф теперь мчался там, еле сдерживая отвращение. Он миновал два разрубленных тела — недавно пролитая кровь ярко вспыхнула в черном свете лампы, это говорило о том, что трупы принадлежали стригоям, — и вдруг услышал какой-то гвалт.

Еще несколько шагов, и Эф увидел с десяток тварей, ко­торые сбились в кучу возле какой-то двери. Почувствовав человека, вампиры рассыпались веером, а Эф принялся ши­роко размахивать своей ультрафиолетовой лампой, чтобы ни одна тварь не проскочила мимо и не оказалась сзади.

Дверь. А за ней — Зак, решил Эф.

И ринулся убивать.

Он напал на вампиров с ходу, не дав им возможности ско­ординировать действия и перейти в атаку. Он резал, рубил, жег ультрафиолетом и снова рубил. В своей звериной же­стокости он превзошел самих вампиров. Его отцовская то­ска оказалась сильнее вампирской тоски по крови. Это было сражение за жизнь сына, а доведенный до отчаяния отец очень скор на убийство. И легок на убийство тоже.

Эф подошел к двери и клацнул по ней лезвием своего меча, густо заляпанного белой кровью.

— Зак! Это я! Открой!

Рука, крепко державшая дверь изнутри, отпустила рукоят­ку, и Эф распахнул створку. Перед ним стояла Нора. Ее широ­ко открытые глаза казались столь же яркими, как фальшфей­ер, который она сжимала в ладони. Нора долго разглядывала Эфа, словно никак не могла убедиться, что это именно он — он самый, он человеческий, а не вампирский, — и, только на­смотревшись, бросилась ему в объятия. За спиной Норы на какой-то коробке сидела ее мама в своем шафранном капо­те — сидела тихо и покойно, грустно уставившись в угол.

Эф осторожно сомкнул руки вокруг Норы, заботясь о том, чтобы мокрое лезвие ни в коем случае не коснулось ее, но тут же, осознав, что в этом складском помещении, кроме старшей и младшей Мартинес, никого нет, разжал объятия и в сильном волнении спросил:

— А где же Зак?

Гус на полной скорости ворвался на территорию стан­ции, проскочив сквозь раскрытые ворота в периметровом ограждении. В отдалении возвышались темные силуэты гра­дирен. Видеокамеры, реагирующие на любое движение, не­подвижно сидели на высоких белых шестах, словно головы на пиках: система наблюдения не работала, и потому каме­ры не могли засечь проезжающий мимо «Хаммер». Дорога к станции была длинной и извилистой. На всем ее протяже­нии никто так и не встретил машину.