Юн Линдквист - Звездочка

— Привет, — сказала она, заклеивая Максу рот серебристой клейкой лентой, которую протянула ей Терез.

Жаль, конечно, она не услышит, как он орет, но рисковать не стоит. Три девочки разрезали одежду Макса, и снова все отступили от верстаков.

Все прошло согласно плану и даже немного лучше. Благодаря тому что Макс ударился головой при падении, отряженные на его поимку девочки избежали ненужных синяков и царапин, которые могли бы получить при борьбе с ним. И вот теперь жертва лежала перед ними. Раздетая и готовая к использованию.

Обнаженное тело Макса произвело на Терезу такой же отталкивающий эффект, как и тогда, когда она смотрела запись из отеля. Рыхлая похотливая туша. Глядя на него, теперь такого беспомощного, ей было сложно представить, что еще недавно он представлял для них серьезную угрозу. Тереза улыбнулась, а потом прыснула со смеху.

Продолжая смеяться, Тереза сходила за бумажками с именами и степлером. Макс дернулся и заверещал, как свинья, когда она прикрепила бумажку с именем Мелинды ему на плечо.

— Не шевелись! — приказала ему Тереза.

Странное существо человек. Борется до последнего даже в самой безнадежной ситуации. С зажатыми руками и привязанными к верстаку ногами, Максу некуда было деться, но он все равно извивался как уж, когда Тереза прикрепляла к его бедрам бумажки с именами Сесилии и Линн. Макс обмочился, и Терезе пришлось обойти лужу на полу, когда она подошла к другому его плечу, чтобы прицепить туда бумажку с именем Анны С.

Тереза продолжала прикреплять бумажки, пока они лоскутным одеялом не покрыли тело Макса. Ронье пришлось помочь ей удержать на месте его голову, чтобы Тереза смогла прикрепить собственное имя ему на висок. Терез тем временем раздала девочкам инструменты.

Вооружившись инструментами, девочки обступили Макса. Его взгляд метался от одного лица к другому, от одной пары рук к другой, пока не произошла странная вещь. Выгнутое дугой тело Макса вдруг расслабилось, и выражение глаз изменилось. Тереза сначала решила, что зрение ее подводит, но другие девочки тоже замерли в удивлении, наблюдая, как медленно твердеет и устремляется вверх член Макса Хансена. Взгляд Макса была устремлен в потолок, и, несмотря на то что черты его лица были искажены, в нем читался… «Покой», — решила Тереза.

Посмотрев Максу в лицо, Тереза покачала головой и спросила:

— Ты понимаешь, что сейчас произойдет?

Макс Хансен слабо кивнул, не отрывая глаз от потолка, сохраняя на лице выражение мученического блаженства.

Сделав ставку на верную карту, Тереза подала знак приступить Ронье, которая держала в руках маленькую острую отвертку; бумажка с именем Роньи была закреплена чуть повыше правого бедра Макса. Поморщившись при виде упорной эрекции Макса, Ронья подошла к нему и без лишних слов, проткнув бумажку, засадила отвертку в его плоть по самую рукоятку.

Макс Хансен закричал, и сопли полетели у него из носа, пот проступил на лбу, а тело содрогнулось, дрожь унялась лишь через несколько секунд. Член продолжал упорно возвышаться сантиметрах в десяти от рукоятки отвертки, соперничая с ней в размере.

Настала очередь Линн. Ей пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до своей бумажки. Тонким долотом она ударила Макса пониже правой ключицы. Тело Макса выгнулось и снова опустилось. Мокрая от пота спина хлюпнула, соприкоснувшись с полиэтиленом. Из раны показалась струйка крови и капля за каплей потекла вниз.

Тереза решила, что инструменты не нужно вынимать, тогда Макс будет истекать кровью медленнее и истязание займет больше времени. Она подобрала инструменты с тонкими и короткими лезвиями, опять же чтобы жизнь подольше теплилась в теле жертвы. Макс не должен умереть, прежде чем каждая из девочек не внесет свой вклад.

Когда Каролин, седьмая по счету, ножом для резьбы по дереву проткнула кожу на внутренней стороне бедра Макса, он застонал, но иначе, чем раньше. Сперма вылетела наружу под таким напором, что забрызгала Максу лицо и попала на стоявшую у него за головой Миранду. Взвизгнув от отвращения, девочка вытерла свою футболку тряпкой.

К этому моменту на полу под верстаками успела собраться довольно большая лужа крови, и Тереза начала подгонять девочек, чтобы все успели поучаствовать. Пенис Макса Хансена наконец обмяк, а его тело уже почти не дергалось при каждом новом ударе.

Остались лишь Анна Л., Сесилия и Тереза. Терез сказала, что лучше просто посмотрит со стороны, и наблюдала за происходящим, сидя на столе и напевая «Спасибо за музыку».

Анна Л. подошла ближе к верстаку. Ей вручили тонкое шило, потому что ее бумажка была на опасно близком расстоянии от сердца. Девочка нахмурила лоб, занесла руку с шилом и посмотрела в глаза Максу, в которых не было видно зрачков. Потом затрясла головой и опустила руку.

— Не могу, — произнесла Анна Л. со слезами в голосе. — Это безумие какое-то. Нельзя так делать. Вы не имеете права.

Соскочив со стола, Терез подошла к девочке:

— Хочешь посидеть в машине?

— Нет, но я просто не могу, — покачала головой Анна Л., с навернувшимися на глаза слезами.

— Можешь, ты должна, — настаивала Терез.

— Но это ненормально!

— Нормально, — сказала Терез и схватила девочку за запястье. — Очень даже нормально, — добавила она, направив ее руку и ударив Макса шилом вместе с Анной Л. Шило вошло лишь наполовину, поэтому Терез ударила по нему ладонью, чтобы вогнать в плоть до самого конца. Анна Л. села на корточки у стенки, обхватив руками голову, Терез снова заняла наблюдательный пост на столе, а Сесилия вонзила в плоть Макса большой гвоздь.

Тело Макса Хансена безжизненной грудой лежало на сдвинутых верстаках, перфорированное в тринадцати местах и мертвенно-бледное из-за потери крови. Торчащие из окровавленных бумажек рукоятки инструментов и шляпки гвоздей вздымались в такт слабому дыханию Макса. Его глаза были подернуты пеленой, когда зрачки вернулись на место и он остановил свой взгляд на Терезе. Макс повернул голову, будто хотел что-то сказать. Тереза больше не боялась, что он закричит — сил вряд ли хватит, — и сорвала с губ полоску клейкой ленты.

— Тереза… — прошептал Макс.

— Да? — спросила она, наклонившись ближе к его мраморно-серому лицу.

Губы Макса практически не шевелились, а слова были просто слабыми выдохами, когда он произнес:

— Мне было хорошо, мне было хорошо, хорошо…

— Только один вопрос: материал о Терез, который у тебя на руках. Он все еще может попасть в прессу? — поинтересовалась Тереза.

Макс чуть шевельнул головой, будто пытаясь ею покачать и сказать «нет», а потом продолжил шептать:

— Мне было хорошо, мне было хорошо…

— Здорово, конечно, что ты так думаешь, и немного жаль в то же время, — прокомментировала Тереза, пожав плечами. — Сейчас ты, вполне возможно, изменишь мнение.

Взяв в руки дрель, которая весь день пролежала, заряжаясь, Тереза включила ее. Сверло размером с мизинец совершало двадцать оборотов в секунду. Она показала его Максу Хансену, мотор взревел, и Тереза направила дрель точно по центру бумажки со своим именем.

Наконец раздался крик, которого она так ждала.

Девочки собрались вокруг тела, которое дергалось, будто вытащенная из воды рыбина. Кровь пульсирующими толчками хлестала из дырки в виске. Стоящая в изголовье Терез стряхнула прилипшие ко лбу Макса волосы и велела всем подойти поближе.

Они встали еще плотнее, четырнадцать девочек, все вместе. Раздался хрип, а потом тело Макса Хансена замерло. Кровь свернулась, и теперь темная точка на виске притягивала к себе девочек все ближе и ближе, пока тоненькая струйка дыма поднималась в воздух наподобие паутины.

Они глубоко вдыхали, всасывая в себя то, чем раньше был Макс Хансен, позволяя субстанции занять место в их собственном кровообращении. Но дыма было мало, слишком мало. Некоторые девочки тянулись к дырочке в виске губами, пытаясь высосать то, чего там больше не было. Они чуть ли не поцеловали Макса в попытке заполучить последние драгоценные частички дыма.

Наконец девочки выпрямились. Свет в гараже слепил, наполненный железом запах крови резал ноздри, а звук подошв, прилипающих и с хлопком отрывающихся от пола, оглушал. Девочки прерывисто дышали и занимали место в своих настежь открытых телах.

— Мы здесь, — заключила Терез. — Теперь мы здесь.

Ночь многие провели в слезах. Восприятие обострилось необыкновенным образом, и сейчас они были одним обнаженным нервом. Девочки утешали друг друга, засыпая в обнимку или просто лежа рядом и тихонько гладя друг друга по лицу.

Однако, несмотря на слезы, в воздухе витала радость. Это была радость иного рода. Настолько сильная и пронизывающая, что она походила на скорбь. Она обжигала, и все понимали: это не сможет длиться вечно. Сплотившись, они могли продлить ее, но рано или поздно она утратит свою яркость и покинет их. Вот откуда скорбь.