Екатерина Вильмонт - Дети галактики или Чепуха на постном масле

Петя уехал в 1987 году, как только чуть разжали тиски. Я провожала их в Шереметьево, и когда настал момент прощаться, сказала со свойственным мне оптимизмом:

– Я уверена, что мы еще увидимся в этой жизни, но… мы уже не увидимся молодыми.

Нам было по сорок лет и мы чувствовали себя еще вполне молодыми.

И я как в воду глядела. Мы увиделись лишь в 2002 году, когда они с Ланкой приехали в Москву. И Петька напомнил мне ту мою фразу. Прошло пятнадцать лет, в течение которых мы не теряли друг друга из виду, и Петька из-за океана помогал мне, когда было совсем плохо, помогал чем мог, причем без всяких просьб с моей стороны, по собственной инициативе. И это дорогого стоит.

Я вообще очень высоко ценю дружбу и верю, кстати, в дружбу между мужчиной и женщиной, вопреки распространенному мнению о том, что это невозможно. Еще как возможно! И подруги тоже не обязательно соперницы. Просто друзей надо уметь выбирать. Наверное, я очень счастливый человек. Те люди, которых я считала своими друзьями, так сказать, первой очереди, меня не предавали.

Но что-то я ударилась в патетику, вернусь к земным радостям.

Петя с Ланой, приехав в Москву, с удовольствием ходили по ресторанам и меня тоже водили. Они приехали подготовленными, с целым списком заведений, которые следует посетить. И не были разочарованы, а они, можно сказать, в этом деле доки, ездят по всему миру.

Должна заметить, что где бы я ни была теперь, я могу с гордостью утверждать, что московские рестораны ничем не хуже, а зачастую и куда лучше зарубежных, по крайней мере, мне так кажется. А когда-то в советские годы попасть в ресторан, например, в Москве было огромной проблемой. В связи с этим вспоминается характерный случай: Галя Филимонова защитила диплом на химфаке Московского университета, и мы решили отметить это знаменательное событие в ресторане, днем, поскольку в те годы двум девушкам пойти вечером в ресторан было неприлично. Но днем нам тоже это не удалось. Мы не попали ни-ку-да! Всюду натыкались либо на спецобслуживание, либо на санитарный день, либо на что-то еще, столь же непреодолимое. Куда мы только ни совались, но все напрасно. А ресторанов тогда было мало… В результате мы поехали ко мне и пили грузинское вино с бутербродами. А зачем, собственно, детям галактики нужно много ресторанов? Обойдутся. Вот нам и пришлось обойтись. Однако, бывая в ресторане сейчас, мы обязательно вспоминаем защиту ее диплома, которая, собственно, только этим обломом и запомнилась, ибо Галя давно оставила свою первую профессию. Галка одна из «трех полуграций». Вторая – Ольга Писаржевская, ну а третья, собственно, это я. Только не ищите биографических совпадений, их там почти нет, все дело в характерах и нюансах.

Постепенно на наших кухнях стало появляться новое и вполне по тем временам – конец семидесятых, начало восьмидесятых – экзотическое блюдо, пицца. Сейчас, когда пиццу можно встретить на каждом шагу, мне на нее и глядеть неохота, а тогда я с удовольствием ее освоила, тем более, что любое блюдо с тертым сыром кажется мне вкусным. Я тогда даже не утруждала себя приготовлением теста, покупала слоеное в кулинарии, раскатывала и наваливала на него все остатки, что были в доме, посыпала сыром и в духовку. Тогда это имело успех. И обязательно я старалась добавить маслины. Мы с папой их очень любили, а мама в рот не брала. Когда-то, в моем детстве, маслины продавались в рыбных магазинах и отделах, черные, сморщенные, но все-таки довольно вкусные. Как-то в конце семидесятых мне попалась пятикилограммовая банка не то греческих, не то испанских маслин, и я ее купила (сколько лишнего мы иной раз покупали, просто из страха, что потом не будет), с восторгом приволокла домой, и мы с папой ликовали. Однако быстро выяснилось, что нам это количество никак не одолеть и я стала банками раздавать этот дефицит всем друзьям и знакомым. Подобная жадность была свойственна детям галактики. А вдруг завтра не будет? А если у вас вдруг завалялось несколько маслин или оливок, то могу посоветовать, как их употребить с пользой и удовольствием.

Возьмите творог, разомните вилкой, добавьте совсем немного сметаны, оливки или маслины нарежьте как вам понравится, конечно, для этой цели лучше подойдут маслины без косточек, добавьте в творог, слегка посолите. Можно добавить еще немного грецких орехов или миндаля или кураги или просто зелени, словом – простор для фантазии…30

Впервые я попробовала маслины в доме маминой подруги, еврейской писательницы Ширы Горшман. Это была талантливая, и очень оригинальная женщина, острого ума, со злым языком и весьма причудливой и трудной судьбой. Совсем девочкой она уехала из Литвы в Палестину, очень рано родила первого ребенка, потом вернулась в Союз, где попала в еврейскую коммуну в Крыму. Оттуда ее увез, влюбившийся в нее московский художник Михаил Ефимович Горшман и тем самым спас от ареста – всю коммуну вскоре посадили. У Ширы Григорьевны было четверо детей, но одну дочь она потеряла в буквальном смысле этого слова, на дорогах войны. Одна из дочерей Ширы Григорьевны, Шлоймита, Суламифь, стала женой Иннокентия Смоктуновского, и он звал ее Соломкой. И в связи с этим вспоминается весьма характерная для тех лет история.

Ольга Писаржевская поделилась со мной, можно сказать, самым дорогим – блатом в Смоленском гастрономе. Там, в отделе заказов, работала некая Маша, которая за три рубля «формировала» заказ, состоявший в основном из дефицита. Это была маленькая, толстенькая, вполне симпатичная женщина, которая звонила и говорила:

– Наталия Семеновна, заказик будем брать?

– А что там, Машенька? – интересовалась мама.

– Ну, ветчинка хорошая есть, колбаска копчененькая, икорка, рыбочка красненькая…

И все в таком роде. А однажды она спросила: «Височки брать будем?».

– Какие височки? – удивилась мама.

Оказалось, виски! Конечно, мы не отказались от такой экзотики, и хотя напиток никому особенно не понравился, но бутылка, как ни смешно, сохранилась у меня до сих пор, несмотря на многие катаклизмы – переезды, ремонты, пожар. Я держу в ней уксус.

Так вот, с этой самой Машей мы познакомили Шлоймиту. И однажды, если не ошибаюсь, дело было перед Майскими праздниками, Маша позвонила и велела явиться за заказом к половине седьмого утра и ждать не у дверей как обычно, а у входа в метро. Такое бывало почти всегда в праздники. И там в эту дикую рань я встретила Шлоймиту Михайловну, жену, наверное, самого знаменитого артиста страны. Мы вдвоем стояли у метро в ожидании продуктов, пусть даже остродефицитных, и в тот момент, кажется, даже не осознавали всю степень унижения. Мне могут сказать, что можно было бы обойтись. Конечно, человек в принципе может обойтись без всего, кроме воздуха, воды, куска хлеба и клочка ткани… Но зачем и почему, собственно, работая, существуя в определенных социальных условиях, он должен это делать? К тому же хотелось и самим что-то вкусное съесть и гостей порадовать. Мы в те годы часто принимали гостей и сами в гости ходили, нужно же чем-то согреваться на ледяных просторах галактики…

А Шира Григорьевна после перестройки уехала в Израиль и даже умудрилась выйти там замуж! Ей было уже за восемьдесят.

В связи с нею вспоминается моя первая поездка в Израиль. Это отдельная большая страница в моей жизни, я еще напишу о ней, а сейчас история, связанная с Широй Григорьевной. Ее сын перед моей поездкой дал мне какую-то книгу для матери и сообщил телефон. Разумеется, едва приехав в Тель-Авив, я стала звонить, но по этому номеру никто не отвечал, никогда. Моя подруга Люба, у которой я жила, обещала узнать, как найти Ширу. И вот мы с Любкой поехали на экскурсию в Иерусалим, а так как дело было в Песах, то нам объявили, что нас примет вдова знаменитого скульптора, погибшего от рук ортодоксов – они в субботу натянули веревку через дорогу, а скульптор на большой скорости ехал на мотоцикле и разбился насмерть. Мастерская находилась в центре Иерусалима и была вырублена в скале. Там нас чем-то угощали и устроили маленький концерт. Пела группка девушек с чудными голосами на иврите, и на идиш. И на бис вдруг одна из девушек говорит: «Я спою вам песню, которую нам подарила одна старая писательница, приехавшая из России». И запела колыбельную, которую Шира пела мне, когда жила у нас в Пахре. После концерта я подошла к певице и спросила, не Ширу ли Горшман она имела в виду? Оказалось, что да, ее! Увидеться с Широй, увы, не пришлось, но книгу я передала.

В 1976 году район Самотеки стали выселять, чтобы проложить будущий Олимпийский проспект. В результате долгой и мучительной борьбы с советскими учреждениями мы переехали в совсем новый писательский дом в Астраханском переулке, а один никому не ведомый поэт, которому должны были дать двухкомнатную квартиру в Астраханском, получил трехкомнатную в Орехово-Борисове, ту, что предназначалась нам по сносу. Поэт был в полном восторге. «Катя, там же воздух, природа, коровы пасутся, я с пастухом по выходным выпиваю!» – делился он со мной. Путем каких-то ведомственных перетасовок мы тоже получили трехкомнатную квартиру. А так как дом на Самотеке шел под снос, нас торопили с переездом и в результате наш ордер был первым. «Почему это он у вас обменный?» – крайне удивились в ЖЭКе, когда мы с мамой предъявили ордер. Пришлось долго и нудно все разъяснять, на нас смотрели как на двух аферисток. А когда мы, наконец, вышли во двор, там упоительно пахло свежей сдобой. Оказалось в доме рядом была не просто булочная, а еще и пекарня. Правда, это удовольствие длилось недолго, пекарню вскоре закрыли.