Марина Басанович - Дела собачьи

– Вы как, крови боитесь? – спросила я, понимая, что все равно ему придется мне помогать. Все санитары уехали с главным, ждать нельзя и выбора нет.

– Да вроде нет. Когда-то был сандружинником, – услышала я храбрый ответ. Так мне, по крайней мере, тогда показалось.

– Тогда начинаем. Только наденьте халат! Привязав уже спокойно вытянувшуюся собаку в нужной позе к хирургическому столу, я включила бестеневую лампу и принялась за работу. Оставшаяся за дверьми очередь частью рассосалась – кто-то решил не ждать, но большинство устроилось в холле лечебницы. Собаки быстро угомонились, а хозяева, судя по всему, затеяли сеанс «собачьих» рассказов. Краем уха я слышала взрывы смеха через неплотно закрытую дверь кабинета. Короче, в холле явно было все в порядке и даже весело. Все-таки собачники – специфическая братия!

У нас в хирургии тоже было нескучно: обработав подготовленное операционное поле йодом, я взялась за скальпель. Боялась? Еще как! Но отступать некуда, я все равно одна, куда-то еще везти собаку уже поздно, и довольно решительно я сделала разрез. Показались первые капельки крови, и уже куда-то делись страх и неуверенность. Ведь не боги же горшки обжигают! Довольно быстро я освободила доступ к грыжевому кольцу и увидела синеватую петлю кишечника, вывалившуюся из брюшины. Именно она и была виновницей такой сильной болевой реакции у собаки. А, если не успеть с оказанием помощи, могла послужить и причиной гибели собаки. Вправить эту «красавицу» обратно удалось, несмотря на мои тайные опасения, довольно легко, значит, половина дела сделана. Оставалось только зашить послойно брюшину, мышцы и кожу. Я тихонько перевела дух, потому что дальнейшее мне было хорошо знакомо и не грозило неожиданностями. Протянув руку за иглой, я мимоходом взглянула на хозяина… и похолодела! Его лицо было белым, как мой стерильный хирургический халат, только еще с синеватым оттенком, губы дрожали, а остановившийся на какой-то только ему известной точке взгляд красноречиво свидетельствовал о том, что до обморока оставались секунды. «Только не сейчас!» – взмолилась мысленно я, но… Он сделал шаг от стола и, как в замедленном кино, сполз вниз, сложился на полу и больше не двигался. «Глубокий обморок, – как-то удивительно спокойно констатировала я, – пусть полежит: я не могу оставить собаку, а позвать все равно некого. Сначала закончим шить, а потом руки и до него дойдут». До сих пор не могу понять, почему я так спокойно отреагировала на его обморок! Может быть, потому, что еще в студенческие годы сама вот так же «сломалась», когда ассистировала на самой первой своей операции. Уже много позже меня не раз пробирал мороз по поводу того, что могло случиться с самим хозяином, но не тогда! Я не останавливалась и в одиночестве один за другим накладывала швы. Их было немного, и очередь последнего наступила быстро. А как там наш хозяин? Ага! Ресницы слегка вздрагивают, чуть порозовел: тоже возвращается.

Дверь кабинета приоткрылась, и я увидела Сэма. За операцией я и не услышала, как он вернулся, хотя старенький движок его автомобиля стрелял выхлопными газами, как на праздничном салюте. Оглядев нашу живописную компанию, подумав немного, он изрек: «А что это вы тут делаете?» Да уж! Только начальство может задавать такие глупые вопросы, хотя… Я тоже огляделась. Мирно посапывая, спала собака, ее хозяин, еще не пришедший окончательно в себя, распластался на кафельном полу, а я тампоном оттирала кровь с рук. Вообще-то вопрос не так уж и глуп. Вряд ли я когда-нибудь узнаю, о чем и что подумал главный. А было бы интересно: каким бы занудой он ни был, а чувством юмора его Бог не обидел. Причем весьма оригинальным! Но его голова исчезла из дверного проема так же быстро, как и появилась, притом абсолютно молча. В кабинете обстановка почти не изменилась: хозяин добермана все так же лежал на полу, только теперь он недоуменно хлопал глазами, видимо, еще до конца не осознавая происшедшее, а я продолжала отмывать руки.

Сэм тем временем возвратился с бабульками-санитарками. Они, взгромоздив не без труда тело хозяина на носилки, осторожно вытащили их в вестибюль… Там мгновенно наступила гробовая тишина. Доберманша уже выходила из наркоза, поэтому я сняла ее со стола. Она, пошатываясь, очень медленно тоже направилась к выходу из кабинета. Замыкала шествие я. На весь этот торжественный «вынос-выход» оторопело и молча взирала очередь, пока кто-то не произнес:

– Чудные дела, господи! Оперировали собаку, а вынесли хозяина. Доктор, как это?

Звякнули от хохота стекла на окнах. Хохотали все. По-моему, даже собаки…

Через десять дней появился хозяин с весело бежавшей псиной. Все отлично зажило. Швы сняли.

– Обо мне по городу уже анекдоты ходят, что, дескать, меня вместо собаки оперировали в собачьей клинике, – смущенно улыбнулся он, – даже жене задают вопросы, что это твоему мужу отрезали в ветеринарной лечебнице?

– Подумаешь, важность какая! Поговорят и перестанут.

– Вряд ли. По крайней мере, не скоро! Ведь я… – И он назвал такую должность, что пришла моя очередь замолчать минут на пять. Мое замешательство его явно обрадовало и развеселило.

– Спасибо! Хоть я и не специалист, но, по-моему, прекрасная работа.

– Представьте, я думаю так же, – ответно улыбнулась и я.

А вообще-то он оказался прав. Спустя несколько лет эта история вернулась ко мне совершенно с другого конца Москвы и, разумеется, с многочисленными добавлениями [1] . А я не смогла удержаться от желания восстановить справедливость. Так и появился этот рассказ.

Эта история скорее смешная. Героиней на этот раз будет тигровый бультерьер с прелестным именем Люсиль.

У Люськи сложная судьба, она не сразу нашла себе хозяина, и, прежде чем обосноваться на постоянном месте жительства, она успела поменять нескольких. Ее личной вины в том не было. Она обладала прекрасным, уравновешенным характером. А внешность? Буль есть буль! И сейчас найдется немного желающих утверждать, что бультерьеры – эталоны собачьей красоты. Но любой из них почти наверняка способен внушить к себе уважение. Люська, несмотря на перипетии своей судьбы, была весела, жизнерадостна и на удивление доверчива ко всему человеческому роду. В одном доме у кого-то обнаружилась аллергия на собачью шерсть, в другом – не смогли разглядеть за пугающей внешностью удивительно доброжелательный и благодарный характер, пока я наконец твердой рукой не воспользовалась авторитетом заводчика и решила сама искать ей хозяина или оставить ее у себя. Но в моем доме она все-таки не появилась – хозяин нашелся и для нее.

Третий, он же последний хозяин бульки – очень приятный мужчина средних лет и средней комплекции, но высокого положения. Первопричиной его решения (взять Люську) была редкость и экзотичность этой породы. Но в первую же встречу они мгновенно нашли общий язык, причем до такой степени, что жена не на шутку заревновала. Слава богу, что женщина не поставила мужа перед выбором: привязанность Владимира Владимировича к Люсе (дочке) была так велика, что однозначность решения не вызывала сомнений – собака. И, конечно, у Люсеньки обязательно должны быть детки (а у него – внучатки). Я с трудом сохраняла серьезную мину на лице, видя, с какой ответственностью выбираются «женихи» для Люськи. На редкость забавно было видеть Владимира Владимировича в роли свахи. Наконец все «технические» детали были решены, и располневший Люськин живот с каждым днем все более явно указывал, что вскоре нам предстоят приятные волнения. Казалось, все было предусмотрено, но… Начинаются роды в ночь, ломается моя машина. Елена – жена Владимира Владимировича, спешно выезжает на своей, справедливо полагая, что ни одно такси поздно вечером меня не повезет за город… В общем, не везет, так не везет по полной программе.

Бультерьеры рожают, как правило, трудно и долго. Объясняется это легко: крупные щенки с крупными головами, очень мощная мускулатура у матери, которая скорее мешает, чем помогает. Короче, очень часто роды заканчиваются кесаревым сечением. Этого мы боялись больше всего, особенно владельцы, а я – за компанию с ними. К приезду Елены я была уже полностью готова ко всему и к кесареву сечению тоже. Наготове у дверей стояли в виде осязаемого свидетельства готовности кейс и спортивная сумка, начиненные лекарствами и инструментами.

Интересно, сейчас кто-нибудь помнит МКАД такой, какой она была лет двадцать назад? Мало таких? И слава богу! Однако благодаря «той» поездке я ее запомнила навсегда. Еще садясь в машину, я с некоторой долей сомнения взглянула на Елену, но промолчала, А ее вид настораживал… Значительная небрежность в одежде вполне соответствовала ситуации, но это было еще далеко не все – Лену трясло, как в лихорадке. Устраиваясь рядом с ней на сиденье, я попыталась пошутить: