Ольга Арнольд - Любимая противная собака

Все-таки Берта хоть на что-то годится. Без нее мы никогда бы не смогли открыть холодильник! Ручка больно высоко расположена, а снизу мы как-то открыли, а там оказались ящики. Хозяйка потом допрашивала дочерей — кто из них открывал морозилку и не закрыл? Пока я Берту боялась, они с Толстиком скорешились, и теперь это самая настоящая команда. Берта подходит к холодильнику, а Толстик забирается ей на загривок, становится на задние лапы, а передними повисает на ручке, и дверца открывается. Сегодня у нас был пир. Берта стояла на задних лапах и ела то, что внизу, а мы, кошки, вкушали лакомства, хранившиеся на верхних полках. Толстик забрался с головой в пакет с печенкой, Дуся степенно, но быстро поедала буженину, мне же достались сосиски. Выдала нас Санни. Она, даже встав на задние лапы, не доставала до нижней полки, а потому принялась протяжно скулить. На этот звук примчалась хозяйка, и мы бросились врассыпную кто куда. Я боялась, что из-за туго набитого животика не влезу в свое самое любимое убежище, под диваном, но все-таки смогла туда протиснуться. Но возмездие все равно нас настигло — всех без исключения, даже маму Дусю. Больше всех досталось, конечно, Берте и Толстику, которого вытянули из-под шкафа за связку сосисок, которую он так и не сумел заставить себя выпустить. Интересно, как он успел их схватить, если ела их я? Он висел в руках у средней хозяйки, которая шлепала его тапочкой, как тряпка, и совершенно не реагировал на трепку, как будто у него на заднем месте мозоль. Нас с Кнопкой, которая корчила из себя святую невинность, вытащили на свет божий последними, когда хозяйка уже устала, и влетело нам несильно, но это того стоило.

Я еще вчера вечером поняла, что затевается что-то нехорошее. Все хозяева были какие-то грустные, а у младших хозяек глаза были красные. Хозяин долго носил меня на руках по комнате и все гладил. А сегодня с утра основная хозяйка понесла меня в ванную и вымыла. Я терпеть не могу, когда меня моют! Впрочем, это бывает крайне редко. Я и так чистая, я хорошо умею умываться. Это Толстика вечно стирают с мылом — он всегда найдет, куда вляпаться. А потом случилось самое страшное — меня схватили и посадили в закрытую со всех сторон корзину, которую называют «переноской». Я царапалась, как львица, но вырваться не смогла, зато у хозяйки остались на руках отметины. Переноску подняли и понесли; я ощущала странные запахи и слышала незнакомые звуки. Наконец крышку открыли, и хозяйка вытащила меня наружу. Я, которая никогда еще не покидала своего дома, очутилась в совсем незнакомом месте! И там были еще два человека, которых я никогда не видела. Женщина протянула мне кусочек ветчины, который пах очень вкусно, но я была не в состоянии его проглотить. Как только хозяйка меня выпустила, я убежала. Этот новый мир оказался огромным и пустым — там не было никого! Три комнаты, и очень много шкафов с книгами. Я знаю, что это такое, потому что Толстику было категорически запрещено сбрасывать их на пол, а Берту однажды наказали за то, что она сгрызла книгу. Я нашла себе укромное местечко на книжной полке и спряталась там. Хозяйка звала меня, но я не показывала и носа, а потом ушла. Так я осталась совсем одна в незнакомом месте с чужими людьми.

Вот уже третий день я прячусь в своем убежище и наблюдаю за людьми, моими новыми хозяевами. Женщина повсюду меня ищет, и мужчина ей помогает. Я поняла из их разговоров, что они боятся, что я умру с голода. Вот чудаки! А кто оставил сыр и нарезанное тонкими ломтиками мясо на столе? У меня теперь запасы, на которых я могу продержаться год, а они даже ничего не заметили. Пожалуй, они уже достаточно намучились, и я решила выйти. Как они обрадовались! Новая хозяйка немедленно схватила меня на руки и стала гладить, и я ей это позволила. А хозяин смотрел на меня как-то настороженно. Я постаралась уловить его мысли и прочла в них образ большого плосконосого кота — это был кот, которого они потеряли. Мужчина хотел видеть именно его, а вовсе не меня! И тогда я прыгнула на диван и стала кататься на спине. Я так никогда не делаю, мне это не нравится, но такая привычка была у их кота, а мне нужно было, чтобы новый хозяин меня полюбил! Мы, кошки, не можем жить без того, чтобы нас не любили, мы позволяем себя любить, в этом смысл нашей жизни, а иногда мы даже любим в ответ. И когда я покаталась на спинке, хозяин расплылся в улыбке: «Ну прямо как Томик!» — и я поняла, что он покорен. Пожалуй, тут неплохо, никто меня не задирает, нет этого четырехлапого страшилища. Скучновато, конечно, но жить можно. Пора начать дрессировать новых хозяев. Я придумала для них страшное наказание — если они в чем-то провинятся, я снова пропаду, и они в тревоге будут меня искать, а когда я соизволю появиться, они сделают для меня что угодно.

Ура! Я никогда не думала, что жизнь может быть так прекрасна! Меня кормят такими деликатесами, что я даже перестала воровать — нет никакого смысла. Даже дрессировки особой не потребовалось. Хозяева выполняют все мои капризы беспрекословно, буквально ходят у меня под лапкой. Скучать мне некогда. Хозяин развлекает меня, специально для меня купили игрушку для «интеллектуальных кошек» — надо через маленькие отверстия вытащить из коробочки шарик. Интересно, кого люди считают интеллектуальными? Я вынула шарик через пять минут, надо быть полным идиотом, чтобы возиться с этой головоломкой дольше. С хозяйкой я люблю рядом валяться на диване или сидеть на столе, когда она работает. Она хорошо умеет гладить, и я часто забираюсь к ней на колени, чтобы поласкаться. Хозяева от меня без ума, именно от меня, так что мне не нужно больше притворяться Томиком. В общем, они очень милые, и я тоже к ним привязалась. Да, теперь меня зовут не Динкой, а Диной или, уважительно, Диной Владимировной. И самое важное — я наконец стала ГЛАВНОЙ КОШКОЙ!

Эта история произошла в Южном Бутове. Это счастливое место для собак, потому что хозяева при первой возможности выгуливают их в лесу, настоящем лесу за Варшавским шоссе — там заканчивается город. Мара, интеллигентная симпатичная вдова лет пятидесяти, по профессии востоковед, специалист по древней китайской поэзии, тоже гуляла в лесу со своей Нелли, малым пуделем. Нелли очень подходила Маре — такая же тихая и изящная, и даже ее серебристый окрас перекликается с благородной подкрашенной сединой хозяйки. И вот настала весна, пригрело мартовское солнышко, и Мара с Нелли отправились в лес. Над снегом и чернеющими проталинами летали первые бабочки, раздавался птичий щебет — уже распевали вовсю синички и прилетевшие с юга зяблики. Пробуждение природы, пробуждение чувств… Мара спустила с поводка Нелли, уселась на солнышке на пенек и раскрыла принесенную с собой книгу — это были «Стихи о любви» русских поэтов Серебряного века. Наслаждаясь поэтическими грезами, которые навеяли на нее строчки Гумилева и Кузьмина, она как-то упустила из виду, что для ее верной четвероногой подруги тоже настала романтическая пора. Нелли тоже наслаждалась моментом — лес, новые свежие запахи, теплое солнышко… А тут еще откуда-то из-за деревьев выскочил элегантный усатый джентльмен весь в белом, правда, с серыми и рыжими пятнами, и подбежал к ней с самыми серьезными намерениями. Это был соседский фокстерьер Филя, известный хулиган и сексуальный террорист, привлеченный ароматом течной сучки. Словом, когда Мара вернулась в мир реальности, она увидела непристойную сцену: собаки уже были в замке, и расцепить их не было никакой возможности… Жалуясь впоследствии собачникам, романтическая дама все время повторяла:

— Но как Нелли могла, она ведь такая интеллигентная девочка!

Впрочем, своей вины она не отрицала. Почему-то все собачники восприняли эту историю с юмором, многие не могли удержаться, чтобы не расхохотаться ей в лицо. Прошло немного времени, и те же собачники стали от Мары бегать, потому что ситуация изменилась. Нелли понесла, и ее неудачливая хозяйка стала приставать к окружающим с просьбами — она надеялась пристроить щенков. А их ожидалось много, не меньше десяти, как сказал прощупавший пуделиху ветеринар, — будущая мать теперь двигалась медленно и горделиво, а бока ее раздулись. Мара и подумать не могла о том, чтобы лишить жизни крошечные создания — проще говоря, топить щенков она ни за что бы не стала, скорее бы оставила себе весь выводок. Но претендентов на них было маловато. Правда, хозяйка Фили, ощущая некоторую моральную ответственность, обещала пристроить одного «алиментного» песика, а то и двух, в деревню, где она обычно проводит отпуск, — Филя там ценится как отменный крысолов.

И только один из собачников не смеялся над Марой, а ей сочувствовал. Павел, капитан в отставке, побывал в свое время в Афгане. Это был мужчина огромного роста, с обветренным лицом, на котором выделялся шрам на подбородке (правда, как говорили недоброжелатели, полученный не во время военных действий, а в пьяной драке). Выглядел он чуть постарше Мары и не было у него ни семьи, ни детей. Павел гулял со своим доберманом Гошкой, которого легко было узнать по разодранному уху, жутким хулиганом и драчуном. Впрочем, к Нелли, как и ко всем собачьим девчонкам, этот пес относится положительно. Его хозяин сам был не дурак подраться, однако только за правое дело, например, когда трое нападают на одного. Так вот, Павел, подумав и посоветовавшись с опытным кинологом, уверившим его, что доберман с мелюзгой поладит, решил взять себе будущего полуфокса-полупуделя. Более того, он обещал Маре, которая, как всегда, оказалась беззащитной перед лицом жизненных реалий, присутствовать при родах и при необходимости помочь. Теперь они гуляли вместе, здоровенный грубый мужик и изящная хрупкая женщина, пес-хулиган и беременная томная пуделиха. Наверняка Павел не прочитал после школы ни одного стихотворения, а Мара вряд ли когда-нибудь слышала те изысканные выражения, которые слетали с его уст, когда Гошка выводил его из себя. Она ему страшно нравилась, это было видно невооруженным глазом, а он ее все время шокировал. Ее обожаемый покойный муж так же, как и она, был из литературно-профессорской среды, Мара вряд ли когда-нибудь общалась с людьми «от сохи»…