Николь Дескур - Я, говорит пёс

Однажды вечером я поделился своими наблюдениями за привычками людей с одним псом, которого встретил на прогулке. Он сам видел, как люди устраивают что-то вроде собраний в своих домах. Они к ним долго готовятся, а к приходу гостей наряжаются. На этих собраниях они все вместе едят, а потом разговаривают, пьют разные напитки и играют в бумажки. Это очень забавно выглядит: каждый кладет на стол кусочек бумаги, а потом то один, то другой забирает все себе. У кого больше бумажек — тот и выиграл. Теперь я понимаю, почему они так медлят, прежде чем положить их на стол. Но я никак не возьму в толк, зачем они потом собирают свои бумажки и начинают все сначала. Мой знакомый рассказал о чудесных моментах, проведенных им во время таких встреч возле шуб, и о том, как, обнюхивая их, он пытался представить себе их историю. Он посоветовал мне заняться тем же. «Хорошая мысль, — подумал я, — скорей бы представился случай».

Утром, как я уже объяснял, мы с Вивиан выходили на прогулку. Я прислушивался к ее шагам на лестнице, и в тот момент, когда она открывала дверь, я уже был тут как тут. Она отлично знала, что я тороплюсь, поэтому мы оба бежали по лестнице сломя голову, не замечая консьержки, визит к которой откладывался на обратный путь. Возле выхода я ждал, когда Вивиан прицепит поводок к моему ошейнику, и мы выходили, вернее, я вытягивал ее наружу и тащил до первого автомобильного колеса. Чаще всего я лишь едва поднимал лапу и следовал дальше, если ничто не привлекало моего внимания. Это трудно объяснить, — боюсь, людям этого не понять, но представьте себе, что я приближаюсь к машине и вижу в ней свое отражение. Мне не нравится ее цвет или же посреди колеса блестит что-то вроде странного зеркала, которое искажает все до неузнаваемости; я пугаюсь самого себя и поскорей убегаю. Это не каприз, — просто от испуга все мои желания разом пропадают. Если что-то не нравится, то ведь лучше уйти, правда? Как бы мне хотелось рассказать обо всем, что я чувствую. Тогда бы меня подвели к машине приятного цвета, ну хотя бы красного — он мне все-таки ближе, чем, например, синий. Вот и круги внутри колеса бывают черными, и тогда они меня совсем не пугают, потому что я в них не отражаюсь.

Затем мы идем дальше, и под моими лапами проплывает асфальт уличных тротуаров. Я всегда стараюсь идти у обочины дороги, чтобы в случае необходимости поднять лапу на шину одного из стоящих вдоль нее автомобилей. Окажись «под рукой» дерево, я, конечно, предпочел бы его, но такое бывает только в ночные прогулки или за городом. Достигнув края тротуара, мы изменяем направление: необходимо как можно скорей перейти улицу и добраться до другого тротуара. По асфальту проезжает много машин, все они непрерывно движутся. Это вам не стоящие рядком автомобили, чьи шины только и ждут вас, — здесь все гораздо сложней, все так и норовят на вас наехать. Мне кажется, что, если бы мы замешкались хоть на минуту посреди дороги, ни одно из этих чудовищ даже не остановилось бы. А это уже не шутки. К тому же Вивиан все время подгоняет меня: «Быстрей, быстрей! Осторожно, они нас задавят!» Так что мои выводы таковы: с машинами можно дружить только тогда, когда они спокойно стоят вдоль тротуаров и дают мне возможность поливать их сколько угодно. Но они становятся злыми, если внутри сидит человек — даже тот, самый добрый, который, став пешеходом, всегда остановится погладить меня. Выводы о влиянии машины на поведение человека я сделал на основе личных наблюдений. Ну как не испугаться, если посреди улицы слышишь из окошка проезжающей машины: «Эй, психи, вам что, жить надоело!?» Но стоит водителю ступить на тротуар, грубое «Отвали с дороги, чертов пес!» превращается в умиленное «Сколько же лет этому красавцу?» Ничего не поделаешь — приходится быстренько «отвалить с дороги».

…Впереди лавка моего друга-мясника, булочная — и назад. Не стоит задерживаться, ведь меня ждет консьержка. Подходя к дому, Вивиан спускает меня с поводка. Теперь не надо тащить ее за собой, я делаю несколько прыжков и останавливаюсь лишь у входа. Я знаю, как открыть дверь, но пока еще не дотягиваюсь до кнопки, которая позволяет это сделать. С разбегу бросаюсь к двери консьержки. Она смеется, приговаривая: «Сумасшедший!», и позволяет мне запустить нос и лапы в буфет. Я нахожу сахар, получаю свой кусочек, проглатываю его и бегу дальше. Мы поднимаемся к себе на четвертый этаж, и оставшуюся часть утра я жду, когда Она соберется на улицу. Я уже давно заметил, что прежде чем пройти через спальню к выходу, Она всегда заходит в ванную комнату и оттуда доносится плеск воды. Однажды я услышал этот характерный звук и стал ждать, когда же меня позовут, но вскоре обнаружил, что в спальне никого нет. Охваченный ужасным подозрением, я бросился на лестницу, но там было пусто. Мной пренебрегли! И теперь, едва заслышав в ванной плеск воды, я лаю и царапаюсь в дверь, чтобы Она поняла: я все слышу и готов идти. Вы не поверите, но однажды я не услышал знакомого звука. Я обежал все комнаты; Ее нигде не было. Она просто-напросто сбежала от меня. Она думала, что меня так легко обмануть, но теперь-то я стал умнее: я просто сижу возле двери, и уж если Она захочет выйти из дома, то меня ей не миновать. Каждый раз, когда мне приходится вот так проявлять смекалку, мое семейство дружно аплодирует мне, восклицая: «Будь он не так умен, нам жилось бы спокойней!» (Не примите это за хвастовство, именно так они и говорят!)

Днем я в основном езжу на машине. Я полюбил эти прогулки, мне нравится скорость, встречный ветер и еще то, что я от них совсем не устаю. Хозяева не забывают взять для меня что-нибудь вкусненькое. Сладости я люблю, но предпочитаю им свиные ушки, а в особенности рыбу. Но никто почему-то не принимает это во внимание. Ее машина мне особенно нравится, потому что там на крыше есть окно. Иногда я опираюсь передними лапами о Ее плечи и высовываю морду наружу. Это особенно приятно во время дождя, но, похоже, не всем нравится, когда он барабанит по голове, и, как только падает первая капля, окно захлопывается.

Однажды в воскресенье мы ехали по делам; я дышал воздухом, высунувшись в окошко машины. Время от времени мы останавливались. Приходится иногда пропускать пешеходов, и для этого придумана очень удобная система огней — то красный, то зеленый. Надо только разбираться в цветах, и тогда будешь знать, ехать тебе или остановиться. Как раз в тот момент, когда горел красный свет, нас остановил громкий свисток. Машина резко затормозила, и я провалился под сиденье. Подошел полицейский, что-то сказал Ей; Она показала ему какие-то бумаги и вместе с ними красную картонку с фотографией, которая на Нее совсем не была похожа. Что за глупая мысль раздавать свои фотографии направо и налево! К тому же у Нее есть намного более удачные портреты, например мой, — что на обложке этой книги. Чтобы полицейский мог выбрать лучший из портретов и сравнить его с оригиналом, я выглянул в окошко и продемонстрировал себя. Он протянул руку и (представляю, как Она была огорчена) вернул Ей бумаги и фотографии, говоря: «Какой красивый пес!» Я убрал голову из окна, и мы уехали. Может (но я не могу в это поверить), полицейский и остановил нас только для того, чтобы полюбоваться на меня?

Обычно после напряженного и утомительного путешествия по душному городу у меня пропадает всякое желание высовывать нос наружу, и я прячусь в глубине машины. Что поделаешь, нельзя же каждый день ездить в Булонский лес.

Мы с Ней возвращались домой, и, сделав обычную остановку возле консьержки, я мчался по лестнице навстречу Вивиан. Я долго приходил в себя, улегшись на кухне и пытаясь по запаху определить, что будет на обед. Последнюю, вечернюю, прогулку я любил больше всего. Вечером со мной выходил Мальчик. Мы оба были молоды и счастливы, и поэтому хорошо понимали друг друга. Как только за нами закрывались ворота, я мог делать все, что угодно, поднимать лапу на стены, деревья и машины… Свобода! Машин нет, кругом темнота, мы — властители ночи. Мы шли по самой середине улицы. Останавливались напротив одного и того же дома, возле которого невысокая девушка обычно гуляла с забавной таксой (имени этой таксы я сейчас уже не помню). На мой взгляд, пес этот был некрасивым и слишком маленьким, однако Мальчику он нравился. Девушка же была очень мила, но кокетлива, как все женщины. Когда мы ее не встречали, Мальчик огорчался, и тогда не имело смысла тянуть его дальше. Но рано или поздно раздавался скрип ворот и появлялась такса, которую девушка тянула за собой на поводке. Мы шли вместе. Однажды я предложил этому маленькому существу немного пробежаться и оставить хозяев наедине. Раз уж он не помогал хозяйке идти, то она спокойно могла бы его отпустить. То ли пес был слишком бестактен, то ли ничего не понимал в жизни, а может быть, девушка боялась его потерять, но он продолжал покорно плестись рядом с ними, не обращая на меня внимания. Не могу сказать, о чем говорили эти двое, потому что за первым же углом переходил на рысцу. Наконец-то можно было от души побегать и обследовать все деревья бульвара Инвалидов. Малыш, которого здесь тоже спускали с поводка, медленно ковылял рядом с хозяйкой на своих коротеньких лапках. Он был настолько мал, что даже небольшой камень или возвышение на тротуаре были существенным препятствием. А меня остановить может только что-нибудь высокое — дом, например. А вот машины у обочины не мешали ему, потому что он легко мог пройти под ними. В зеркалах колес, которые так меня раздражали, его узкая и длинная морда становилась похожей на уродливый самолет-истребитель, и это наполняло меня еще большим презрением.