Миа Эшер - Легкое поведение (ЛП)

— Блэр, — осторожно произносит она, тщательно подбирая слова и отслеживая мою реакцию, — не хочу быть занудой, но ты только что рассталась с Уолкером.

— Не-а. Не так. Это он расстался со мной, — поправляю ее насмешливо.

— Не суть. И смени-ка тон, дорогая. Со мной эта фигня не прокатит. Я всего лишь хочу сказать, что если тебе больно, пусть даже чуть-чуть, не стоит сразу бросаться к другому. Легче не станет. Не позволяй им использовать себя и обращаться с собой, как с дерьмом.

— А теперь — внимание — новость: я тоже их использую. Кроме того, мне было классно почти со всеми парнями, с которыми я встречалась. Я летала в Париж и Милан только затем, чтобы прошвырнуться по магазинам. Я трахалась в президентском вагоне Восточного экспресса, пока путешествовала с одним типом по Азии. Я бесплатно жила в апартаментах на Марри-Хилл — только за то, что стояла на коленях да открывала рот. Поверь, абсолютно все мои отношения были взаимовыгодными.

— Но…

Потеряв интерес к своему отражению, я слезаю со стула. Мои каблуки с легким цоканьем стукаются о пол. Подхожу к Элли, и мы глядим друг на друга. В ее глазах — смирение или, может, печаль. Внезапно меня охватывает желание разрыдаться, но я мгновенно перехватываю этот порыв и беру его под контроль. Сжимаю губы, чтобы они не дрожали. С трудом, но проглатываю ком в горле. Твержу себе, что не было никакого секундного искушения забыться в тепле и ласке ее объятий, пока я признаюсь, что Уолкер и правда сильно меня обидел, что поддержка необходима мне сейчас как никогда. Но поезд уже ушел и исчез за горизонтом. Шанс открыться Элли упущен. Я целую ее в щеку.

— Давай закончим? Я правда больше не хочу мусолить эту тему.

Элли качает головой, короткие каштановые волосы задевают скулы.

— Ладно, хочешь быть прежней Блэр-которой-на-все-насрать — будь, но если вдруг тебе захочется поговорить или поплакать…

— Не захочется. Вот еще, переводить мою любимую тушь. Это, между прочим, Chanel.

Она вздыхает.

— Ох… ну вот что мне с тобой делать, а?

— Ничего. Просто люби меня, как я люблю тебя. — Я улыбаюсь и крепко-крепко стискиваю ее ладонь. — Спасибо, Элли. Серьезно, ты не представляешь, что для меня значит наша дружба.

Она тоже сжимает мою руку.

— Просто помни, что я всегда рядом, хорошо?

Я киваю.

— Ладно, ладно. А теперь поставь себя и свою миленькую попку обратно за барную стойку, не то из-за меня у тебя будут неприятности. Мне нужно поговорить с Карлом о компьютере в комнате хостесс. Там что-то не то с программой, половина броней не выводится.

…Вечером, когда ресторан переполнен, я дежурно улыбаюсь парочкам, которые ждут свободного столика, а сама прокручиваю в голове свой разговор с Элли. Я не стала объяснять ей, почему позвонила Лоренсу, чтобы не сознаваться в том, что Уолкер причинил мне настоящую боль. Что он, точно Троянский конь, нанес мне удар в момент, когда я меньше всего этого ожидала, и показал, насколько я все-таки уязвима, сломав те нерушимые, как мне казалось, стены, которые я возвела вокруг себя. Он показал мне, насколько легко их можно разрушить.

Несмотря на улыбку на лице, чувствую я себя дерьмово. Я обещаю себе сделать все, чтобы такого никогда больше не повторилось. В конце концов, я — Блэр Уайт.

Я не раскисаю и не плачу.

Я забываю и продолжаю жить.

Я бросаю… или меня бросают.

Но я выживаю и не унываю.

Свой путь в жизни я всегда буду определять сама. Я слишком много перенесла, чтобы оно было иначе. И если для этого нужно связаться с человеком, который реально хочет платить мне за то, что я с ним сплю — я готова.

А на чувства мне наплевать.

Глава 9.

Лежа в постели, я раздумываю, чем бы сегодня заняться. На работу мне только вечером, а валяться весь день в постели, глазея на белый потолочный вентилятор, и гадать, могут ли его лопасти перерубить человеку шею — не самое веселое времяпрепровождение.

Я встряхиваю головой, отбрасывая нездоровые мысли, и, зевая, потягиваюсь. Какое-то время лежу в тишине, слушая собственное дыхание и доносящийся из-за окна шум. Потом берусь за «Доводы рассудка», свой любимый роман, и пытаюсь погрузиться в историю любви капитана Уэнтворта и Энн Эллиот, но сегодня остроумное повествование Джейн Остин не увлекает меня. На душе беспокойно, и сосредоточиться не удается.

Положив книгу на тумбочку, я выбираюсь из кровати и плетусь в душ. Мне надо чем-то занять себя, чтобы отвлечься от мыслей о том, что я делаю со своей долбаной жизнью и есть ли у меня иное предназначение, кроме как жить на подачки богатых мужчин. Как же меня бесит, что обманывать себя, в отличие от других, почти невозможно, ведь в глубине души человек всегда знает, хороший он или полное дерьмо.

И на свой счет я иллюзий не строю.

В итоге я принимаю решение отправиться по магазинам. Отличное занятие — и думать не надо, и настроение можно поправить. А если не выйдет… что ж, буду, по крайней мере, грустить красивой.

Выбрав миленькое мини-платьице в стиле 70-х из летящей шоколадно-коричневой ткани с нежным цветочным орнаментом и лоферы в тон, я одеваюсь, но когда начинаю наносить макияж, в голову приходит мысль, что, пока Уолкеру не нашлась замена, стоит, наверное, поберечь его деньги, а не спускать их на тряпки. Обычно я трачусь по-крупному только в том случае, если оплату счетов может взять на себя кто-то другой. Свои личные сбережения я стараюсь не трогать.

Но потом я вспоминаю о Лоренсе…

***

Пополнив гардероб короткой кожаной юбкой и шелковой кремовой блузкой с черным кантом, я выхожу из Barneys. На улице шумно, люди перебегают дорогу, бродят, погрузившись в себя, и я, насмотревшись на них, решаю тоже пройтись пешком.

В конце концов ноги приводят меня к фонтану Вифезды в Центральном парке. Присев на бортик, я ставлю пакеты с покупками на землю и полощу пальцы в прохладной зеленоватой воде, разглядывая знаменитого Ангела вод. На руках и крыльях статуи сидит с десяток голубей, а на голове всего один. Он кажется мне таким одиноким. Я наблюдаю за птицей, пока она не улетает, потом перевожу взгляд на заросли деревьев вокруг.

Становится жарко. Воздух, горячий и влажный, давит почти ощутимо; платье липнет к моей покрытой легкой испариной коже. Я смотрю на обнимающую справа парочку, как вдруг кто-то садится рядом и мою ногу задевает чья-то нога.

Машинально обернувшись, я обнаруживаю слева от себя мальчика лет пяти-шести. Он уплетает хрустящий соленый крендель и делает это с таким аппетитом, что мой пустой желудок начинает громко ворчать. Я смущенно обнимаю себя за талию. Мальчишка, очевидно, все слышал, поскольку он тотчас поднимает на меня глаза и дружелюбно улыбается.

Я краснею.

— Прошу прощения.

— Ничего, у меня тоже все время урчит в животе. Мама говорит, я ем как слон, потому что расту. — Он отламывает половину кренделя и протягивает мне. — Хотите? Вкуснятина.

Во рту у меня скапливается слюна, но взять крендель я не могу, потому что не ем мучное. Совсем. Это мой пунктик, ведь стоит мне закрыть глаза, и я вспоминаю, как Пейдж и ее подружки дразнили меня за лишний вес.

Я качаю головой.

— Я не хочу, спасибо.

— Держите. Честное слово, я не стану просить вас купить мне второй.

Мальчишка протягивает мне крендель с таким трогательным выражением на лице, в его карих глазах ожидание. Как тут отказаться?

— Ладно, уговорил. — Я с улыбкой беру предложенное. — Спасибо еще раз.

— Пожалуйста. — Он ухмыляется от уха до уха, а потом снова вонзается в крендель зубами.

Я нерешительно смотрю на кусок хлеба, который держу в руке. Сплошные углеводы. А, к черту! Откусываю и признаюсь:

— И правда вкусно.

— Ну. Я же говорил. Кстати, меня зовут Олли.

— Приятно познакомиться, Олли. Я Блэр.

Он ухмыляется.

— Ну вот. Познакомились — теперь можно и поболтать, куколка.

Я кое-как сдерживаю смех, чтобы не смущать пацана.

— Куколка? Кто научил тебя этому слову?

— Самый большой спец в этом деле, — важно заявляет мальчишка, а потом морщит нос. — Только он не знает, что я подслушивал, как он болтает со своей шалавой. Меня отправили делать уроки, пока они смотрят телек в гостиной…

А-а-а! Я не выдерживаю и хохочу.

— Со своей шалавой? А это откуда, Олли? Надеюсь, не твой спец так ее называл?

— Нет! Моя мама.

— А она знала, что ты ее слышишь?

Он заливается краской и рассматривает свои башмаки.

— Нет…

Хихикая, я понимаю, что уже очень давно так не веселилась. Кто бы мог подумать, что невинная болтовня с этим ребенком может принести столько радости и удовольствия?

Я собираюсь приложиться к кренделю во второй раз, как вдруг до меня доходит, что мальчик гуляет в парке совершенно один. Сдвигаю брови и спрашиваю: