Эдуард Стрельцов - Вижу поле...

Стрельцов при всей своей игровой оригинальности пришелся по душе, человечески стал близок и тем, кто не так уж тонко и глубоко понимал игру. Едва ли не самый сложный по игровому мышлению мастер в мировом футболе, он оказался всеобщим любимцем (как назвал однажды Стрельцова, комментируя уже в конце шестидесятых годов матч по телевидению, Сергей Сальников).

Но заглянем теперь в круг, строго очерченный исключительно футбольными представлениями, — в команду «Торпедо» конца сезона пятьдесят третьего года, куда только-только зачислили Стрельцова.

Рассказывают, что торпедовский тренер, многоопытный Виктор Александрович Маслов вслух назвал его при всех на сборе великим игроком.

Но даже если так оно и было, эго ни о чем еще не говорит. Громкий эпитет в устах специалиста, как ни странно, звучит зачастую менее убедительно, чем произнесенный всуе неспециалистом или же, например, спортивным журналистом. Специалист нередко руководствуется предчувствием, которое в большинстве случаев не сбывается почему-то (ну, хотя бы по вине тех, кого прочат в великие). Неспециалистам легче — они предпочитают исходить из достигнутого результата, когда итоги уже подведены.

Тем не менее, Маслов («дед», как звали его в «Торпедо») остается при всех случаях Масловым, выдающимся футбольным тренером — и не вспомнить про его оценку возможностей Стрельцова, оценку, что бы там ни было, Стрельцовым в значительной мере оправданную, мы здесь просто не имели права.

Маслов был незаурядным тренером, но руководство автозаводским спортивным клубом неоднократно отказывалось от его услуг, бывало сурово к его ошибкам, даже тем, которые в дальнейшем и при других обстоятельствах переставали считать ошибками.

Дебютировал Стрельцов, как известно, в сезоне пятьдесят четвертого года, когда «Торпедо» руководил другой уважаемый тренер Николай Петрович Морозов.

С юга, где в первых же матчах Стрельцов успел себя проявить, он прибыл в Москву как бы на волне всеобщего к себе интереса…

В сезон пятьдесят третьего года торпедовцы были третьими, вслед за московским «Спартаком» и тбилисским «Динамо», стояли в таблице на ступеньку выше московского «Динамо».

Но сезон пятьдесят третьего знатоки всерьез не принимали. Это был грустный сезон после олимпийского поражения, сезон без армейского клуба, расформированного за неудачу в Хельсинки. Отсутствие в розыгрыше клуба, имевшего свою и такую значительную аудиторию, ударило, разумеется, и по зрелищной стороне соревнований.

Торпедовцы и прежде бывали среди призеров. В первом послевоенном чемпионате они тоже были третьими. Они, случалось, достойно противостояли самым сильным тогдашним клубам — «Динамо» и ЦДКА. Но на первое место не претендовали.

В табели о рангах «Торпедо» стояло ниже не только московского «Спартака», но и тбилисского, а в пятидесятые годы, пожалуй, и киевского «Динамо», однако долго считалось командой самостоятельной, с традициями.

В «Торпедо» были интересные игроки — Гомес, братья Жарковы, Петров, Мошкаркин. И конечно, Александр Пономарев — лидер, капитан, центр нападения. Форвард из того же ряда, что Федотов, Бобров, Пайчадзе, Бесков.

Пономарев закончил играть. Атака торпедовская осталась грамотной, напористой — и не более того. К пятьдесят четвертому году атакующие порядки и «Динамо» и «Спартака» усилились за счет молодых талантов, выдвинувшихся в предшествующем сезоне.

«Торпедо» же пригласило на роль центрального нападающего Александра Гулевского — игрока как бы из «повторного фильма», футбола конца сороковых годов.

Команда куйбышевских «Крыльев Советов», за которую играл Гулевский, известна была тем, что время от времени вдруг «упиралась» в матче с лидерами и одерживала победу с минимальным счетом. Гулевский обычно бывал героем таких матчей.

И за «Торпедо» он тоже неплохо выступал. В статье, опубликованной в спортивном журнале за один из летних месяцев, Лев Яшин хвалил среди других лучших форвардов сезона торпедовца Гулевского.

Почитатели, знавшие футбол не понаслышке, удивлялись. Как бы там ни отдавали должное стараниям бывшего лидера «Крылышек», в центре внимания были два других форварда — новобранцы «Торпедо».

Один из них, однако, мог быть отмеченным и за удачную игру в прошлом сезоне. Девятнадцатилетний Валентин Иванов успел сыграть в пятьдесят третьем году семнадцать матчей и три гола забил.

Казалось бы, трудно представить лучшую кандидатуру в лидеры нового «Торпедо», чем Иванов, — игрок, столь многое определивший в стиле торпедовской игры, той игры, что в шестидесятом году вывела эту команду в чемпионы, произведя переоценку ценностей во всем отечественном футболе.

Только нового «Торпедо» еще не было. Был новый игрок, возможно, слишком уж тонкий для сложившейся в тогдашнем «Торпедо» игры. Игрок, чье лидерство заставило бы пересмотреть игру всех остальных в команде, а это уже в тех обстоятельствах поначалу выглядело нереальным.

Сейчас даже странно рассуждать, зная о продолжавшемся более десятилетия лидерстве Валентина Иванова в клубе и в сборной страны, как сложилась бы его личность в футболе, не окажись рядом с ним в судьбе и в линии торпедовской атаки Эдуард Стрельцов.

Конечно, Иванов бы не пропал, не затерялся. Но интрига его будущего лидерства, надо думать, развивалась бы по-другому, не сведи его игра со Стрельцовым.

Да и книга жизни Стрельцова лишилась бы наверняка каких-то важных в плане психологии страниц.

Иванов ближе к наиболее распространенному типу футбольной «звезды» — капризному, эгоцентрическому.

Стрельцов — тоже не прост, хотя и кажется понятным и простым, но, конечно же, мягче, покладистее, незащищеннее.

Иванов быстрее других понял игровую значимость Стрельцова—впрочем, он один и мог в тогдашнем «Торпедо» ей соответствовать Он без колебаний определил и свое «более скромное», на взгляд непосвященных, место в их со Стрельцовым партнерстве. Но отведя себе роль подыгрывающего форварда, он отлично осознавал огромность перспектив именно в таком взаимодействии — ив этом незабвенная заслуга его перед «Торпедо». Заслуга и воображения, предвидения: кем станет для команды Стрельцов на месте центрфорварда.

Другие нападающие, может быть, и представляли ценность нового коллеги, но слишком уж неуютно, неловко чувствовали себя рядом с таким талантом. Во всяком случае их инициативы посодействовать Стрельцову с трибун заметно не было.

На Иванова же он мог положиться с первых игр и лучшего напарника для себя не желал.

Они были талантливы и молоды, Иванов со Стрельцовым, они верили в себя и друг в друга, начиная свое восхождение…

В пятьдесят четвертом году наши хоккеисты во главе с Всеволодом Бобровым впервые выиграли мировое первенство.

Той же зимой чемпионом мира стал лыжник Владимир Кузин, прославились конькобежцы Олег Гончаренко и Борис Шилков.

В статьях ко Дню физкультурника в перечислении наиболее знаменитых имен называли также гимнастов Виктора Чукарина и Валерия Муратова, легкоатлеток Галину Зыбину и Нину Откаленко. И еще ряд других, но футболистов среди них не было.

Во главу угла ставились непременно успехи на международной арене. Владимир Куц, скажем, побил мировой рекорд в беге на 5000 метров — вот это разговор.

Футболисты, конечно, тоже встречались с зарубежными командами. Международные матчи перестали быть редкостью — в пятьдесят четвертом году играли с французами, с немцами из ГДР, с датчанами, норвежцами, болгарами, поляками, шведами, англичанами.

Но теперь уж не вызывала восторга победа динамовцев над «Жирондой» из Франции со счетом 5:0 или над «Арсеналом» (с таким же, кстати, результатом), где играл тридцатипятилетний Томми Лаутон. Тот Лаутон, который девять лет назад играл против динамовцев за «Челси» и считался одним из первых мастеров в британском футболе Хомич пропустил от него два мяча, но за те удары от ноги и головы Томми, что отразил, прозван был «тигром» и в мировом футболе стал самым популярным из советских игроков.

В сезоне же пятьдесят четвертого года последний из динамовских «могикан» — участников поездки на Британские острова — Алексей Хомич не без успеха доигрывал за минский клуб «Спартак», а бывший центрфорвард «Челси» уже не в состоянии был забить гол новому динамовскому вратарю Льву Яшину.

Английский футбол продолжал котироваться на мировой арене в пятидесятые годы, особенно в начале пятидесятых.