Лилия Гущина - Мужчина и методы его дрессировки

В течение этой недели принимай пятнадцатиминутный контрастный душ, каждые десять секунд резко меняя температуру воды. Только по окончании курса не заглатывай, стосковавшись, белый яд солонками и пачками.

3. Целый день кормись как заблагорассудится. Но прекращай это увлекательное занятие в 17.001 Привычка — вторая натура. Всю жизнь ты ужинала около восьми (пока по магазинам, пока то да се). И у желудка выработался рефлекс. Поэтому не форсируй события. Иначе, промучившись денъ-другой, нажаришь сковородку картошки и уничтожишь ее в один присест с отчаянием смертника. Уменьшай вечернюю дозу постепенно, меняя меню и количественно, и качественно. Например, вместо котлет с макаронами готовь горячий винегрет (две морковки, две свеклы, две луковицы и полстакана соленого кипятка, кипятить восемь минут и потом на пятнадцать закутать в полотенце, затем добавить подсолнечное масло и зелень, капусту, огурец и есть в теплом виде). Финишная ленточка — стакан кефира.

4. Поможет отстоять форму разгрузочная неделя в начале каждого сезона. Это всего лишь месяц в году, так что моральные и финансовые затраты будут вполне терпимыми: первый день — голод. Дистиллированная вода, а вечером — клизма. Второй день — сок одного вида, третий — фрукты также одного вида, с четвертого по седьмой — фрукты, овощи, орехи, мед.

Самый калорийный продукт на нашем столе — это алкоголь. Откажись от него категорически хотя бы на год. Возможно, уже этого будет достаточно.

Заведи дневник, куда заноси все съеденное тобой за день, включая корку хлеба и случайную конфету. Нам кажется, что мы едим мало. Сколько раз я слышала от женщин: «Да я совершенно ничего не ем. Не пойму — с чего поправляюсь». При этом она хрустит пакетом с чипсами или орешками.

Сколько говорено о пристрастии нашего пола к комплиментам. Создается впечатление, что восторги лишь женская слабость, а мужчинам они до лампочки Как бы не так! Что питает и лелеет лесть? Тщеславие. А разве сравнимы масштабы женского и мужского тщеславия! У нас оно — камерное, домашнее. У них — вселенское. Нам требуются восторги одного человека, им — всего мира. Разве женщины изобрели политику, рыцарские турниры, ученые степени, титулы, награды, пирамиды? Разве хоть одна женщина пыталась покорить планету любыми, самыми омерзительными методами? Разве мания величия не сугубо их болезнь? Мне что-то не доводилось слышать или читать, чтобы дама с поехавшей крышей воображала себя Наполеоном или изобретателем вечного двигателя. А у них такого рода завихрения сплошь и рядом. Мне даже кажется, что тотальная мужская скупость на похвалы и неумение «говорить красивые слова» не от сдержанности или словарной ограниченности, а от глубинного убеждения лишь в собственной уникальности и несравненности. Только большинство жажду комплиментов прячет как не достойную мужа или просто не догадывается о ней.

Поэтому — льсти. Льсти безбожно и божественно, тонко и грубо, по поводу и без оного. Пой дифирамбы его красоте, мужеству, благородству, манере есть, двигаться, разговаривать, его деловым качествам, а уж о постельных достижениях и вовсе залейся курским соловьем. Не бойся переусердствовать — кашу маслом не испортишь. Не умеешь импровизировать готовь шпаргалки. И ничего тут зазорного нет. Лесть искусство, а значит, требует тренировки, искушенности. Недаром существовала должность (именно должность) придворного льстеца.

Будь любознательна. Чаще расспрашивай его о нем:

о детстве, школе, об отношениях с людьми. Скрупулезно, бережно, по осколочкам складывай мозаику его жизни. Ничего так не приятно человеку, как живой интерес к его прошлому, к глубинам его личности. Пожалуй, это единственный случай, когда за прабабкин порок тебя не выгонят из рая. Если, конечно, твое любопытство не ограничится выуживанием любовных историй, с непременным выводом в конце, что ты гораздо лучше всех своих предшественниц, вместе взятых.

И пусть его день заканчивается и начинается твоей (точнее, библейской) фразой: «Как ты прекрасен, возлюбленный!» Тем более что это — правда.

Один из корней мужской полигамности, всеядности — их карнавальность. Эта особенность давно подмечена и обыграна, вспомни «Летучую мышь», «Женитьбу Фигаро». В чужом наряде, с чужим ореолом собственная жена становится неузнаваемой и желанной. Как ребенок, попавший в шикарный Дом игрушки, готов унести в своих маленьких ручках все — от оловянного солдатика до игрового автомата, — мужчина не прочь был бы овладеть всеми представительницами прекрасного пола по географической горизонтали и вековой вертикали. И, движимый младенческим исследовательским инстинктом, распотрошить, развинтить, посмотреть: а что там, внутри? И впрямь разве не интересно, одинаково ли устроены королева

и прачка, монахиня и шлюха, испанка и таитянка, Маргарет Тэтчер и Алла Пугачева? Но физические, временные и социальные рамки не позволяют разгуляться. Так протяни же страждущему руку помощи. Преврати свою спальню в маленькую сцену большого театра.

Что мы нашептываем любимым между поцелуями и в минуты близости? «Мне хорошо», «люблю», охи да вздохи — вот практически и весь арсенал интимного воркованья. Скудно, затерто, неинтересно. А попробуй пофантазировать. Ты же с детсада мечтала стать актрисой, мастерила из простыней и тюля бальные наряды Золушки, совершала тайные набеги на материнский гардероб. Растормоши свое спрессованное жизнью и бытом воображение. Его дар и дар слова — единственное отличие человека от зверя. Почему же мы так скупо пользуемся ими в любви? И разве не заманчиво ощутить себя наложницей ханского гарема, барышней, влюбленной в гувернера, рабыней, купленной с торгов богатым афинянином, сестрой, у которой запретная и губительная страсть к брату?

Да мало ли костюмов, персонажей, ситуаций, будоражащих кровь! Пусть сотни женщин поселятся в тебе — им не будет тесно. А какой праздник для мужчины! Иметь целый сераль на дому без трат и неприятностей. И тебе для метаморфоз, для обольстительного карнавала не потребуется штат портных, модельеров и гримеров. Материя и портняжный инструмент со времен Шехерезады один — слово. Уютно свернувшись на коленях любимого, сев у его ног или в его объятиях на супружеском ложе — заводи свою сказку. Предполагаю, что ее финал будет весьма приятным для обоих.

А вот тебе для примера одна из историй, которыми я балую своего султана:

Когда-то ты был римским легионером. Бронзовая кожа и глаза со стальным отливом. Прирожденный воин, ты чувствовал красоту боя куда острей, чем красоту женщины. Ты смотрел с жадностью влюбленного лишь в глаза смерти. Из добычи ты брал себе коней и оружие, а прекрасных пленниц оставлял товарищам. Но богиня любви никому не прощает пренебрежения. И мстит по-женски коварно и по-снайперски смертельно. Так однажды вопреки походным законам и привычкам в твоей палатке оказалась я. Мне было тогда восемнадцать. Мои волосы и кожа пахли маттиолами и совсем слегка дымом недавнего пожарища. Семь ночей слились в одну. А на восьмой вечер полог нашего спартанского гнездышка откинулся и вошел полководец, твой друг. Вы вместе росли, вместе мужали, вместе сражались. Вы понимали друг друга без слов. Секунду — и век длился взгляд. А потом ты подтолкнул меня к нему: «Иди!» Я уцепилась за твою руку. Но ты ее вырвал: «Иди!» У порога я в последний раз оглянулась. Ты рассматривал меч.

· А после?

· А после ты всю ночь бродил возле его костра. И слушал. Сначала — рыдания, потом — тишину. Когда же коротко всплеснул стон, такой знакомый тебе, — круто повернулся и растаял в темноте. Утром вы — •вернули лагерь и отправились дальше.

· А ты?

· Я стояла соляным столбом на дороге и смотрела вслед клубам пыли. Вдруг из них вырвался всадник и галопом поскакал назад.

· Это был я?

Да. Через минуту мы катались по жухлой траве. Ты брал меня грубо и молча, как матрос портовую девку.

· А дальше?

· А дальше — ничего. Я лежала в слезах на обочине и слушала, как топот копыт становится все глуше глуше… А еще ты был русским князем. А я — крестьянкой. В то утро шло сражение. То ли с татарами то ли с литовцами. Не помню. Не бабье это дело — войны и политика. Но помню реку. Она разделяла два поля. Брани и пашни. На одном бился ты, на другом — налегал на соху мой муж. Это обычно: лишь голубая лента воды между жизнью и смертью… Стояла жуткая жара. И я спустилась с кувшином к реке. А на песке у берега лежал ты. Из разрубленной кольчуги капала кровь. Моя бабка считалась колдуньей. И не без причины. Я тоже умела мгновенно заговаривать кровь и затягивать раны. Алая пелена боли растаяла, и наши глаза и руки встретились… Мой муж, измученный жаждой, отправился на поиски. Он обнаружил меня у самой кромки воды. Я лежала, раскинув руки, и смотрела в небо, по которому плыли белые лебеди облаков. Пустой кувшин валялся рядом. Он наклонился надо мной и заглянул в глаза. Но в них по-прежнему отразилось лишь небо. А по ту сторону реки продолжалась битва.