Жан Ануй - Французская одноактная драматургия

Смуглянка. Несчастная, что ждет тебя в жизни? Через несколько лет уйдет молодость, а с ней красота, поймавшая в ловушку Лан-Марию. Помнишь, как мы ликовали в тот день, когда он тебе впервые улыбнулся?

Гаид. Лан-Мария добр.

Смуглянка. Вот видишь.

Гаид. Но сердце мое стремится к другому.

Голос матери. Не уступай!

Смуглянка. Ты его не получишь. Ты никогда его не получишь. Смирись и возьми то, что идет тебе в руки. Это неплохая добыча.

Гаид. Но твоя будет лучше?

Голос матери. Сказала как отрезала! Ты не глупа, дочь моя.

Смуглянка. Наша дочь. Мы станем Керноа. Ничего нет выше. Ну, время не терпит. Завершим наши дела. Жизнь Мари-Жанны чуть теплится. Ей надо умереть скорее.

Голос матери. Мразь!

Смуглянка (поднимается на несколько ступеней по лестнице, зовет). Лан-Мария! Лан-Мария!

Гаид (разражается рыданиями). Мать, сжалься надо мной.

Смуглянка. Не о чем лить слезы, Гаид Керноа.

Лан-Мария спускается по лестнице сверху.

Голос матери. Если ты сдашься, ничтожная девка, мы погибли. Все! И живые, и мертвые!

Лан-Мария. Это ты, Смуглянка? Слышишь, поднимается ветер?

Смуглянка. Да. Будет высокий прилив.

Лан-Мария. Мельница готова. Сейчас натяну крылья… (Замечает Гаид.) Вы пришли узнать, как…

Смуглянка. Да. Она сейчас уходит. Она сейчас уйдет.

Лан-Мария. Она уже по ту сторону. Но мне кажется — что-то мешает ей уйти. А если она хочет поставить на своем… ты ее знаешь.

Смуглянка. Она — Керноа.

Голос матери. Хоть будь сто раз Керноа, продлить жизнь никто не в силах. Спешите!

Лан-Мария (подходит к Гаид, прислонившейся к стремянке, и гладит ее по голове). Почему ты плачешь, Гаид? Над женщиной, которая отжила свое и гордо несла свой крест, не проливают слез.

Смуглянка. Лан-Мария, у нее нежное сердце. Но оно зачерствеет.

Лан-Мария. У моей матери тоже нежное сердце. Это можно.

Голос матери. Он предаст меня. Перед ними.

Смуглянка. Она не любила нас.

Лан-Мария. Да. Поэтому вам лучше уйти. Она никогда не хотела с вами знаться. Я уверен, что даже сейчас вы ей причиняете боль. (Идет и пологу и приподнимает его.)

Смуглянка. Ни боль, ни радость. У нее сейчас другая забота.

Голос матери. Никакая забота не помешает мне вырвать сына из твоих когтей.

Лан-Мария. Ну же!

Гаид. Ты прогоняешь нас, Лан-Мария?

Голос матери. Он вас прогоняет.

Лан-Мария. Хозяйка здесь она.

Голос матери. Да.

Гаид. Но скоро хозяином станешь ты.

Лан-Мария. Да.

Голос матери. Нет.

Гаид. А что будет делать твой брат Мишель?

Голос матери. Править баркасом.

Лан-Мария. Кто постигнет душу брата моего? Он сам не знает, что его влечет и что отвращает.

Голос матери. Нет, он знает.

Смуглянка. Он уйдет. Он ждет смерти матери, чтобы уйти. Он всегда хотел уйти на восток.

Голос матери. А если он заблуждается?

Лан-Мария. Возможно.

Смуглянка. Ты останешься один.

Голос матери. Он будет сапожником.

Лан-Мария. Уже семнадцать дней, как я стараюсь с этим примириться.

Смуглянка. Тебе нужна будет женщина в доме.

Голос матери. Наконец-то!

Лан-Мария (медленно). Я. хорошо знаю, что ты Хочешь сказать, но прежде пусть скажет твоя дочь.

Пауза.

Послушайте меня.

Голос матери. Молчи, несчастный!

Лан-Мария. Уж много лет на этом берегу нет никого, кроме нас. И никто из нас не может обмануть других, если не обманывается сам. А я вижу все яснее вас, потому что ничто не отвлекает меня в моих мыслях. Ты, Смуглянка, хотела женить на себе моего отца и подняться до морских Керноа, как называют нас те, кто пасет на равнинах коров. Это было невозможно. Сегодня же ты не помышляешь ни о чем другом для своей дочери. Гаид хочет Мишеля Керноа, да, Мишеля. Не возражай мне, Смуглянка, даже морские птицы это знают. И Гаид волнует Мишеля, как ты, молодая, — моего отца. Как видишь, тайн не существует.

Смуглянка указывает ему на полог.

Не волнуйся, мать тоже знает. Но и твоей дочери никогда не достанется морской Керноа. Мишель скорее сбежит в равнины и изведется там от ярости и тоски.

Пауза.

Я поверженный Керноа, у меня нет сил править баркасом. На что мне гордость? (Наклоняется к пологу.) Прости, мать, когда-нибудь это должно было случиться… Смуглянка, я беру твою дочь при условии: пусть сама скажет, что хочет пойти за меня.

Голос матери. Я не хочу ее.

Смуглянка. Она хочет за тебя, Лан-Мария.

Лан-Мария. Гаид?

Гаид (стиснув зубы), Я стану твоей женой, если хочешь.

Голос матери. Дрянь!

Гаид (одушевленно). Я научусь водить баркас по восточным волнам. Я смогу все, что двадцать лет могла Мари-Жанна Керноа!

Лан-Мария (взволнованно). Гаид, ты никогда не сможешь. Знаешь, в чем гордость Керноа? Не в том, что мы моряки, — есть много моряков, и среди них много отважных. Но нужно быть одержимым, чтобы не уйти с этого берега, где нет ни одного причала, где волны смывают любой мол, а ветер уносит любое укрытие. Веками Керноа бросали вызов морю и ветру в яростных схватках, когда рушились утесы и шли ко дну корабли. Говорят, что первые из нашей породы были огородниками. Крестьянами. Море поглотило их поля. Тогда они стали моряками, чтобы пахать килями там, где раньше бороздили землю их плуги и сохи. Им принадлежит дно на шесть миль в открытом море. Всегда один баркас Керноа сторожит свои подводные земли, и его не прогонит никакая буря. Когда-то нас было много. В старых песнях поется о большом селенье под камышовыми крышами; оно было там, где сейчас бухта Мертвых. Там похоронены все мужчины Керноа и многие их жены. Последние вдовы и последние сироты ушли в равнины. Там затеряется память о них. А сейчас умирает моя мать и уходит брат. Это конец Керноа.

Гаид (твердо). Что ж, мы будем последними. Но тем, кто в бухте Мертвых, не будет стыдно за нас.

Лан-Мария. Знаешь ли ты глубину нашей страсти? Мы спускаем на воду баркас тогда, когда ни один рыбак в мире не решится рисковать жизнью. Керноа выходят в море не ради улова, а ради того, чтобы бросить вызов буре.

Гаид. Мы бросим вызов буре.

Лан-Мария. У тебя не хватит сил.

Гаид (упрямо). Что смогла твоя мать, смогу и я.

Лан-Мария. Правда, Гаид? Вот моя рука. Я научу тебя различать ветра и течения. Никому они так не ведомы, как мне, я видел их жизнь с вершины утеса.

Гаид. Ты будешь командовать баркасом, Лан-Мария.

Лан-Мария. Я не смогу занять это место.

Гаид. Я прошу тебя быть только капитаном.

Лан-Мария (с надеждой). А может быть, я и справлюсь? Ах, Гаид, ты даришь мне жизнь! Но нам надо будет помогать, Смуглянка.

Смуглянка. Увидите, на что я способна.

Лан-Мария. Двадцать лет, как эта мельница — моя игра. В жерновах ее нет зерна. Когда все уходили в море, я смотрел на них из верхнего окна. Их паруса и мои крылья раздувались одним ветром. А пустые жернова грохотали, как волны под килем. Мне казалось, что я с ними.

Гаид. С играми покончено, Лан-Мария. Ты станешь настоящим моряком.

Лан-Мария. Слушайте, дорогие женщины! Ветер крепчает. Мы поборемся с тобой, ветер бури! Скоро мы выйдем в открытое море. Пойдем, Гаид! В последний раз я запущу свои крылья. Это похоже на труд моряка. Я покажу тебе. Ты увидишь, как я силен и ловок. (Увлекает за собой Гаид, но останавливается и говорит с разочарованием.) Увы! Я забыл о Мари-Жанне Керноа, о хозяйке.

Смуглянка. Хозяйке никогда больше не подняться на баркас. Прошло ее время.

Лан-Мария (оборачиваясь). Пойдем. (Уходит, ведя за руку Гаид.)

Смуглянка. Мари-Жанна, ты должна наконец умереть. С тех пор как тридцать лет тому назад ты увела у меня Жана Керноа, я ношу в себе свою муку. Больше я не могу ждать ни часа.

Голос матери (умиротворенно и строго). Я готова. Ты своими руками уничтожишь плоды своей победы. Я боялась, что жила и боролась зря, но зато знаю, ради чего я умру. Ну, иди! Тебе не придется потратить много сил.