Франсуаза Саган - Сиреневое платье Валентины

Валентина. Мой муж? Не может быть? Где? (Берет трубку.) Жан Лу? Как ты поживаешь?.. Что… Да нет, родной… Я была у… Откуда ты узнал?.. А!.. Уже целый месяц… Как летит время, просто ужас… Как ты живешь?.. Чтобы я вернулась?.. Ах! Я посмотрю… Нет, нет, я посмотрю… Конечно, ты можешь меня навестить… Но я хотела бы тогда быть одна… Постой… завтра, да, завтра, около трех… Естественно, я по тебе соскучилась… Ну да… Целую. (Вешает трубку.) Оракул…

Входит Оракул.

Оракул, я кончила говорить.

Оракул. ??

Валентина. Хм… Я хочу сказать: телефон свободен.

Оракул. Спасибо, мадам. (Выходит.)

Валентина нервно делает несколько шагов по комнате. Входит Мари.

Мари. Опять этот бедный Флер… Ты, Валентина, витаешь в облаках… Ты хотела бы, конечно, чтобы я купила швей царские акции?

Валентина. А что в этом плохого?

Мари (устав с ней спорить). Что плохого? Ты разве не знаешь, что женщинам на биржу входить не разрешается?

Валентина. Неужели?

Мари. Представь себе. Я хотела пойти туда с биржевым агентом. Я люблю все видеть своими глазами. Так вот, женщинам вход воспрещен.

Валентина. Переоденься мужчиной, в чем дело.

Мари. Я тоже так подумала.

Валентина. Шляпа, длинное пальто, туфли возьми у Сержа… Было бы очень забавно…

Мари. Если бы ты видела лицо метра Флера, когда я ему об этом сказала… Дорогая, для него биржа — гробница фараонов… Меня бы потом по ночам мучили привидения. Я отказалась от этой мысли. Куда ушел Серж?

Валентина. У него свидание с Лоранс.

Мари. А! Что ты об этом думаешь?

Валентина. О чем?

Мари. О Лоранс.

Валентина. На вид она очаровательна.

Мари. Если он на ней женится, нам будет не до смеха. Она выглядит такой напористой… Славная девушка, без сомнения, но напористая.

Валентина. У меня создается впечатление, что в наше время иметь двадцать лет — тяжкий крест.

Мари. Ах! У меня уши вянут! Разве не общеизвестно, что иметь двадцать лет всегда тяжкий крест. Что сейчас об этом модно говорить — это одно. Но что ты это повторяешь — это уже другое. Что с тобой?

Валентина. Серж мне сказал…

Мари. Серж обожает громкие слова.

Валентина. Но за этими словами скрываются истины, хм… которые могут стать кровоточащими.

Мари (поражена). Интересно, что Оракул намешал тебе в коктейль? Во всяком случае, разреши тебе заметить, что подобные темы не в твоем стиле.

Валентина. А какие именно?

Мари. Хм… общие.

Валентина. Ты находишь, что мой стиль — не общие темы?

Мари. Нет. Твой стиль — детали.

Валентина. Однако ты мне всегда повторяла, что я не создана для мелочей.

Мари (упорно). Между мелочами и деталями большая разница.

Валентина. Ты меня совсем запутала. Мне тоже интересно, что туда намешал Оракул. Мне жарко. Ты завтра, как собиралась, едешь к Шанель?

Мари. Да. А ты нет?

Валентина. Нет. Не думаю. У меня кое-какие дела.

Мари. Ну что ж.

Входит Оракул.

Оракул. Кушать подано.

Мари. Пойдем, Валентина. Я покажу тебе новый сервиз, прекрасней которого нет ничего на свете.

Все выходят.

Занавес

Валентина одна. Она вышивает. Входит Оракул.

Оракул. Мсье Серк просит мадам его принять.

Валентина. Боже мой, проводите его. Через минуту… (Лихорадочно поправляет перед зеркалом прическу.)

Входит Жан Лу Серк, красивый мужчина лет сорока пяти, с мягким и добрым выражением лица.

Жан Лу!.. (Бросается ему на шею.)

Они целуются.

Жан Лу. Валентина, наконец-то… Это уже слишком, знаешь. Целый месяц. Целый месяц без всяких известий. Что ты здесь делаешь?

Валентина. О, это длинная история.

Жан Лу. Воображаю. (Закрывает глаза.) Во всяком случае, выглядишь ты хорошо, это уже кое-что…

Валентина. А вот ты-нет. Как твои дела?

Жан Лу (неопределенно). Идут, идут… Так что же?

Валентина. Так вот, представь себе, что Тони накануне отъезда заболел коклюшем.

Жан Лу. Тони?

Валентина. Энтони Бражов, русский. Я же тебе говорила, что уезжаю с ним.

Жан Лу. Прости меня, у меня все в голове перемешалось. Каждые полгода новое имя это слишком.

Валентина. Если ты приехал для упреков…

Жан Лу. Нет. Я больше не упрекаю. Уже давно. Итак, твой русский подхватил коклюш.

Валентина. да. Представляешь себе… Две недели на Лазурном берегу слушать кашель и кутать его в одеяла… Мне стало дурно.

Жан Лу. Почему ты не вернулась домой?

Валентина. Ну, ты знаешь… я тебе уже сказала, что уезжаю, опять тебя огорчила, и подумала, что будет ужасно, если твое огорчение пропадет впустую.

Пауза. Жан Лу смотрит на нее.

Жан Лу. Да, это было бы ужасно.

Валентина. Вот. И тогда я вдруг вспомнила о Мари, моей кузине. Уже восемь лет я собираюсь поехать к ней в Рошфор. Я ей позвонила. Я подумала: деревня, осень, детство… все такое…

Жан Лу. А что ты делаешь на улице Бак?

Валентина. Так вот, муж лишил ее наследства или еще не знаю чего… из-за другой женщины. Мы поселились в отеле «Акрополь», ты слышал о таком?

Жан Лу. Нет.

Валентина. Вообще, там очаровательно, но, ты прав, не в твоем вкусе. Словом, она все-таки добилась наследства, и мы втроем переехали сюда.

Жан Лу. С Тони?

Валентина. Нет, с Сержем, ее сыном. Ты его однажды видел, ребенком, он был совсем маленький. Не помнишь?

Жан Лу. Я видел много детей, и все они были маленькие.

Валентина (смеясь). Глупый… Так, значит, тебе дали адрес в цветочном магазине… Мой Жан Лу, ты не очень скучал один?

Жан Лу. Я работал. Как всегда. И тосковал по тебе. Как всегда. Мы же договорились раз и навсегда, Валентина. Ты уезжаешь, с этим ничего не поделаешь, но ты должна о себе сообщать. Я очень волновался.

Валентина. Волновался… Со мной никогда ничего не случается. Оракул!.. Оракул!..

Жан Лу. Что с тобой?

Валентина. Это мажордом.

Входит Оракул.

Что тебе предложить? Как всегда, мятную воду? Оракул, принесите, пожалуйста, мятной воды, а для меня — бокал шампанского.

Оракул выходит.

Он бонапартист. Правда, смешно?

Жан Лу. Да. Когда ты вернешься?

Валентина. Понимаешь, мне сначала нужно подготовить Мари. Она была так добра, ты себе не представляешь. Мне так стыдно, когда я думаю… (Спохватывается.)

Жан Лу. Что тебе стыдно?

Валентина. Я ее обманула, ужасно обманула. Ты знаешь, Мари по сути своей высокоморальное существо. Мы же воспитывались вместе, и вообще.

Жан Лу. Так в чем дело?

Валентина. Я поменяла роли. Я сказала ей, что не на меня, а на тебя находит блажь. И что я незаметно удаляюсь каждый раз, чтобы тебя не стеснять. Что, впрочем, я нахожу очень элегантным. То есть, я имею в виду, в теории…

Жан Лу. Браво! Если я правильно понял, Мари считает меня негодяем, выгоняющим жену из дому, чтобы спокойно принимать любовниц. Браво! Это верх!

Валентина (испуганно). Но это же интересно — выступить в другой роли.

Жан Лу. В роли мерзавца вместо кретина. Значит, для Мари, насколько я понимаю, Поли, Мишели, Жаны, Пьеры и прочие это Полины, Мишлины, Жанетты и так далее. И подбирал их я. Валентина, твое воображение не имеет границ.

Валентина. Умоляю тебя. Мне и так неловко. Представь, когда я ей это все рассказывала, сразу по приезде, мне было так стыдно, что я даже заплакала. В «Акрополе».

Жан Лу. В твоем рассказе это было очень кстати.

Валентина. При всем том, я думаю, если бы она даже знала правду, она все равно оставила бы меня у себя. Гостеприимство она понимает абсолютно, как испанцы.

Жан Лу. Это очень ценно, когда кто-нибудь относится к чему-нибудь по-испански. Валентина, если бы это была не ты, Валентина, если бы я не дорожил тобой больше собствен ной жизни, больше моей репутации, больше собственного мнения о себе…