Сборник - Новый альманах анекдотов 1831 года

«Я думал, сударь», — возразил слуга, — «что он повесил себя для просушки».

Один простак сказал: «Если бы я знал такую землю, где люди никогда не умирают, то отправился бы туда, и жил бы там до самой моей смерти».

На пробе домашнего спектакля некто из бывших на оной сказал участвующим в представлении: «Ваша пьеса, господа, идет прекрасно, только надобно бы более огня».

«О! Не беспокойтесь об этом», — возразила молодая девица, — «у нас при настоящем представлении много будет огня».

Гоббс, философ Малмсберийский и ревностный роялист, посвятил книгу своего сочинения Оливеру Кромвелю, в надежде получить позволение возвратиться в Англию.

По прибытии его на сей остров, друзья делали ему жестокий выговор.

«Государи мои», — сказал он, — «ежели бы вы упали в глубокий ров, и сам дьявол протянул бы свою крючковатую ногу, чтобы вас вытащить; вы без сомнения не отказались бы за нее ухватиться».

Известно, что англичанки не любят, подобно француженкам, одеваться эфирно. Жена лорда Д., жившая долгое время в Париже, прославилась в Лондоне прозрачностью своего одеяния. Однажды, когда собралось у нее множество гостей, получила она картонку с надписью:

«Наряд для госпожи Л.»

Полагая, что прислали ей богатое платье, которое заказала она у модистки в Париже, и желая показать собранию дивное произведение собственной ее выдумки, открывает картон и, что же находит? Листок виноградный, присланный ей мужем.

Профессор ботаники начал лекцию о гербариях таким образом: «Сегодня поговорим мы о травниках. Смело можно сказать, что травник для ботаника необходим».

«Профессор доказывает это не только словами, но и делом!» — сказал один из слушателей.

Госпожа Г., гордясь знатным своим происхождением, и, желая выразить преимущество дворянства над прочим сословием, сказала: «Три класса людей в обществах можно уподоблять с веществами, из коих выделывают посуду: с фарфором, фаянсом и глиною».

Несколько минут спустя, одна особа пожелала видеть внучку сей госпожи, которая в это время, с нянюшкою своею, находилась в саду. Она посылает Джона; но Джон, будучи ленив, и слыша сделанное уподобление г-жи Г., с высоты лестницы громко закричал: «Глина! Поди искать маленькую фарфоринку».

В кофейном доме, актер, довольно плохой, громким и весьма неблагозвучным голосом пел следующее:

Пением своим он весьма надоел собранию; его просят перестать, но никакие убеждения не могли его к тому склонить. Наконец молодой человек, раздраженный глупым своенравием певца, плеснул ему в лицо из чашки, наполненной щербетом. Актер с гневом вскочил и хотел отмстить; но молодой человек, смеясь сказал: «Ах, государь мой, я влюблен, это знают все мои товарищи, вы же сами сей час говорили:

Полковник Томсон, некогда спросил у своего кучера, согласен ли он с ним путешествовать: «Всюду рад с вами ехать, сказал кучер с восторгом».

«Как! и в самый ад?»

«Так, сударь, и в самый ад».

«Подумай однако, что там нестерпимый жар; ты же, сидя на козлах, первый попадешь в полымя».

«О! Нет, господин полковник; я вас высажу у ворот, а сам останусь на улице: я твердо помню свое место».

В кухне богатого гражданина произошла ссора между кухаркой и кучером о том, кто из них должен сходить за сливками к чаю; хозяин, желая узнать о чем ссорятся, позвал к себе обоих.

Кухарка жаловалась, что кучер каждое утро, только бродит по кухне, и не хочет идти за сливками, она же так обременена делами, что не может отлучиться. Кучер отвечал, что это не его дело.

«Посмотрим», — сказал хозяин, — «что ты называешь своим делом».

«Чистить лошадей, править в карете и держать ее в чистоте», — возразил Джон.

«Ты прав», — сказал хозяин, — «более я и не требую, ибо для этого я тебя нанял, и так я тебе приказываю, чтобы ты каждое утро, перед чаем, закладывал карету, и возил кухарку на рынок для покупки сливок».

Кучер, почесав голову, охотнее согласился сам сходить за сливками.

Современные записки единогласно говорят о герцоге Граммонте, как о человеке умнейшем и хитрейшем царедворце того времени. Однажды вошел он без доклада в кабинет кардинала, когда его преосвященство в час отдохновения, забавлялся скачкою на стену. Герцог, тотчас понял, сколь было бы опасно, застать первого министра в таком странном моционе.

Глупец в подобном случае обратился бы в бегство, пробормотав несколько извинений, на кои ответствовали бы ему немилостью. Искусный царедворец не сделал такой глупости; но с торопливостью подбежав к кардиналу, закричал: «Прозакладываю сто луидоров, что скакну выше вашего преосвященства».

И герцог, и кардинал стали скакать взапуски. Герцог с намерением скачет несколько ниже, и проигрывает заклад. Через шесть месяцев после сего был он произведен в маршалы Франции.

«Судьбе угодно было похитить из объятий моих дражайшую супругу. Она скончалась 18 июня с. г. Пожалей обо мне, любезный друг, а между тем с подателем сего письма пришли мне рецепт известной тебе настойки, которая мне всегда так нравилась.

N. N.»

Вот пример нежности супруга, ищущего утешения в лютой горести!

«Что случилось с бедным Патрикием?» — спросил ирландец у встретившегося с ним знакомца.

«Увы! Бедненького приговорили к виселице; но к счастью он спас жизнь свою тем, что умер в темнице».

«Я все же богаче вас», — сказал некоторый весельчак, над которым забавлялись в обществе, — «вы во мне имеете только одного дурака, а я их более дюжины имею перед собою!»

Лорд Честерфильд спросил у знакомой ему шестидесятилетней дамы на котором году женщины перестают влюбляться?

«Спросите», — отвечала она, — «об этом у тех, которые старше меня».

Какой-то забавник обедал у лорда, который, пред окончанием стола велел принести маленькую бутылку вина, и не переставая хвалить его достоинство, а более старость, между прочим спросил своего гостя, как он находит это вино?

«Милорд», — отвечал забавник, — «оно хорошо, но слишком мало по своим летам».

В театре города N.N. во время представления какой-то оперы, сидели рядом в креслах известный поэт Л. и советник К.; последний имел особенное расположение к актрисе, занимавшей главную роль. Несмотря на посредственный и фальшивый голос актрисы, советник беспрестанно ей аплодировал и увлекал за собою шумный раек, готовый к одобрению слабых талантов.

Такая несправедливость взбесила молодого поэта. Он стал шикать. Советник, несмотря на то, продолжал аплодировать, но, выведенный наконец из терпения беспрестанным шиканьем своего соседа, с досадою сказал ему: «Нельзя ли сударь, замолчать? Кажется вы ничего не понимаете».

Поэт на сей раз промолчал, но во время антракта, когда все успокоилось, он обратился к советнику: «Вы говорите, что я беспонятен? Это несправедливо, мои произведения доказали всему свету противное. Но я очень сожалею, что по законам благородного человека, не мог на сей раз отвечать на ваши слова достойным аплодисментом по вашему лицу, и единственно потому, что актриса ваша могла бы подумать, что я ей аплодирую».

Генерал Генлей, народный оратор в Клармарке, много наделал шума между ремесленниками. Однажды собралась вокруг него толпа башмачников, коим объявил он, что обнародует новый способ, посредством коего, пару башмаков можно изготовить в четыре минуты. И действительно он исполнил обещание, ибо вытащив из-под фартука пару старых сапог, отрезал у них голенища и таким образом превратил в башмаки.

Прекрасная дама сказала о неловком педанте, который хотел казаться любезным: «Это гусь, который думает, что он колибри».

В театре некоторого курфюрста назначена была к представлению комическая опера «Остров сумасшедших». В сей пьесе один из актеров должен перебирать листы в большой книге, которая будто бы содержит в себе реестр сумасшедших. Книга, назначенная для сего, находилась за кулисами. Наследный принц, прохаживаясь до начала представления по сцене, и заметив за кулисами сию книгу, спросил у молодой актрисы: «Скажите, что за книга лежит там на перилах?»

«Эта книга», — отвечала актриса, помышлявшая единственно о своей роли, — «содержит реестр безумцев». Принц велел подать себе книгу и с удивлением увидел, что она заключает в себе историю его дома. Книга сия нечаянно была взята из театральной библиотеки.