Иван Иванов - Любовь и хоббиты

Белобородый хмыкнул. Отбросил папку на свободный край и потянулся за следующей. Стол у шефа восхитительный – солидный, вместительный, утыкан выдвижными ящиками, ручками, кнопками, дверцами, впадинками, выпуклостями. Я думаю, стол с сюрпризом – внутри скрывается спасательный космический челнок на два посадочных места, либо тайная комната с переходом в другие тайные комнаты… Что бы там ни скрывалось, маскировка под мебель виртуозная. Шеф продолжал водить коротким пальцем по строчкам документа.

Вот вы спросите, на что я рассчитывал, когда перся сюда? И я отвечу – на его доброе сердце. Правда, правда, на сердце. У гнома бандитское прошлое, красный колпак, настоящая бульдожья хватка во всем, что касается дел Базы, но удивительно доброе отношение к страдальцам. Вот я и стоял по стойке смирно, ожидая, когда меня пожалеют и примут в агенты. Гном пожевал губами. Вздохнул и воровато глянул в мою сторону. А я тут как тут: улыбаюсь, первые слезы пускаю.

Шеф начинает ерзать.

Я – шмыгаю носом, дрожу губами и дергаю нижним веком.

Шеф трет глаз.

«Действует!» – понимаю я и продолжаю кривляться.

Шеф теребит ухо.

Привстает. Хороший знак.

– Ну что с тобой поделаешь…

Ага! Вот – первая трещинка. Мы, хоббиты, настоящие занозы: малы, незаметны, и фиг от нас избавишься. Думаю, главный наконец-то понял, с кем связался. Он еще раз густо вздохнул и задом полез со стульчика вниз.

Неужели я ДОБИЛСЯ?

По спине рассыпался жгучий озноб, в голову проникла мысль об окончательной и бесповоротной победе. Ури, братан, вот сейчас ты бы оказался кстати! Посмотрел, порадовался.

Хотелось обнять шефа, а затем крепко схватить за руки и вертеть, вертеть… Дождаться, когда засвистит сапожками, остановиться, устоять, не выронить, и закружить в обратную сторону.

Это, ребята, не хулиганство, а истинно хоббитское выражение признательности. Мы так поступаем. Хватаем без предупреждения, от избытка чувств и вертим, вертим, вертим ошалелого собеседника до полного взаимного окосения. Бывает, на крутом вираже ваши ноги подкашиваются, пальцы разжимаются… И он, хохоча, летит, сбивает с ног всех, кто случайно оказался рядом. Шум, гам, переполох, больница, гипс, а какие воспоминания на всю жизнь! Романтика.

– Хорошо, будем считать, ты меня уговорил, Боббер! – торжественно объявил шеф, выходя из-за стола. Он задумчиво сцепил пальцы на животе. – Так уж и быть, выпишу пробное задание…

Он долго смотрел на меня неподвижным взглядом и раскачивался с носка на пятку, оценивал. Сам жребий во плоти. Решалась судьба хоббита. Перламутровые рыбки в большом аквариуме тупо таращились то на меня, то на гнома.

Я не выдержал:

– Неужели, господин главнокомандующий, я встречу орды троллей и толпы орков? – сколько снов, сколько надежд было в этом вопросе! Хотелось рыдать от счастья.

Главный проникся идеей и даже прекратил раскачиваться. Вытянул губы, почмокал, словно пробуя на вкус новый сорт эля, но мысль его двинулась по другому пути, и начальник Базы вернулся в состояние маятника.

Я попытал счастья:

– Неужели, господин главнокомандующий, меня ждет битва против Дарта Вейдера и Звезды Смерти? – одно его слово, и я, не раздумывая (что характерно для хоббитов), брошусь в бой, а после боя под пафосную музыку приму награду от пафосной космической принцессы (как в «Звездных войнах»).

Но легким движением головы шеф похоронил и эту мечту. Он внимательно рассмотрел меня от бабушкиных носков до тоскующей по мылу и расческе головы, издал странный звук, похожий на мычание, которое я истолковал, как добрый знак. Слов решил не дожидаться:

– Ух ты!.. Вы ссс-серьезно? – голос мой вышел из-под контроля. – Ккк-колония ззз-звережуков-ллл-люддд-доедов?! – колени выплясывали, пульс убегал, в глазах искрило; где-то глубоко я знал – удача придет, но чтобы вот так, запросто… обалдеть.

– Полегче, полегче! Я обещал пробное задание, Боббер, – назидательно сообщил шеф напуская на себя важный вид, – оно дается не для того, чтобы избавиться от агента, пробное задание – это экзамен для новичков, так сказать, проба на вшивость, а твои предложения насчет войны с орками, Звезды Смерти и звережуков могут рассматриваться в качестве пожеланий на будущее. Миссии, о которых ты мечтаешь, чрезвычайно опасны.

– Ага! – осклабился я, продолжая в самых ярких красках представлять себя сражающимся против армии злобных скарабеев, в моем воображении насекомые размером с хоббитскую нору шагали прямо по космосу, стреляя лазерными лучами из глаз. Кру-у-у-у-уто!

– Вот и договорились, – успокоился гном, поймав, наконец, мою танцующую ладонь. Крепкое рукопожатие отрезвляло, признаюсь, для храбрости помимо полулитра колы пришлось уговорить три кружечки эля… Вот. Но что мне оставалось делать? На карту поставлено будущее! Любой хоббит на моем месте, в ясном уме и твердой памяти, поступил бы точно так. Я не вечный абонемент в столовку выпрашиваю, я выпрашиваю КАРЬЕРУ АГЕНТА.

– Успокойся, хоббит! – он тщетно пытался отцепиться от липкого хоббитского рукопожатия. – Хватит!

– Пощечину! – самокритично потребовал я и вздрогнул: кажись, перемкнуло, шарики к роликам покатились… казаться стало всякое, подумалось вдруг, если разжать пальцы прямо сейчас, то задание точно не дадут. И зачем только послушал Федора? «Пей, – говорит, – ничего не бойся, мне всегда помогает…».

– А? Что? – шеф и ушам своим не поверил.

– Отвесьте Бобберу пощечину, господин главнокомандующий, она приведет его в чувство! – протараторил я, глядя, как от удивления у гнома удлиняется борода. – Сам себе не могу, рука жалостливая.

– Уверен?

– Врежьте Бобберу, уважаемый гном!

Лучше бы пощечину, а он взял и вдарил – да так, что пол и потолок дважды поменялись местами. Сверху открывался отличный, но недолгий вид на гномий красный колпак, любопытных рыбок, торчащих из воды, и слова «Особой важности» на папке. Вот как бывает, а увидишь главного в первый раз, улыбнешься – бородка мягкая-мягкая, рубашечка белая-белая, жилетик чистый, приталенный, штанишки-гармошки отутюженные, сапожки кирзовые, по моде подвернутые; вот кому под елками с зайками плясать и Белоснежке бусы застегивать, думаешь. Ан, не-е-ет, дядька, оказывается, еще тот драчун, любого космодромного звездогрузчика на шасси навернет.

Я смиренно пережил приземление, вскочил и, как смог, выдавил из себя благодарность: «…ссссиба!». От удара мой зад, начиная с пяток и заканчивая затылком, временно потерял чувствительность. Гном как ни в чем не бывало вернулся на стульчик и предостерег:

– На будущее имей в виду, Боббер, трезвый агент – живой агент.

Надо бы кивнуть, но и спереди все онемело, а гном решил, что Боббер упрямится:

– Смотри, в первый и последний раз!

– …рошшшо! – я, как мог, добивался внятного произношения. Боли не чувствовал: мохноногие, к боли терпимее, чем люди. Для наших визит к зубному врачу – способ пощекотать десны и повеселиться, а по-настоящему боимся мы только электрического стула. И, пожалуй, гильотины… Но, признаюсь, удар был о-го-го какой сильный, даже для выносливого хоббита. Да и куриный бульон с ним, зато теперь у меня первое агентское задание, которое я обязательно выполню.

Гном потянул ящик стола и достал маленькую книжонку; наслюнявил подушечки большого и указательного пальцев и принялся перелистывать замусоленные страницы.

– Курс молодого бойца, – шеф приподнял книгу, чтобы я увидел обложку. – Справочник простых испытаний для новичков вроде тебя.

Хотелось поспорить – мол, не стоит терять время на ерунду, мне лучше сразу дать настоящее задание, но вместо слов выходили стоны, на лице застыла каменная улыбка (биоробот после выхода в открытый космос без шлема).

– Вот, для начала! – он ткнул пальцем в надорванную страницу. – Скандинавский гномопырь, помесь цверга и упыря, на вид простой гном, но раз в пятьдесят лет жаждет крови. В остальное время безвреден, если закрыть глаза на тяжелый характер и природную скупость.

Я угукнул.

– Цверги, то бишь черные альвы, водятся в подземных пещерах, боятся дневного света, страшные грязнули, зато сильны в ремеслах. Проморгаешь упыря – покусает всю свою общину, через пару-тройку дней и ближним соседям будет полная крышка. Усвоил?

Задание перестало казаться простым: а что если я не найду монстра, или нос у него окажется слишком узкий?

– А можно мне… э-э-э, для верности, чем– нибудь усыпить гномов… простите, цвергов, всех и сразу? – переминаясь с ноги на ногу, предложил я, но слишком поздно догадался, что зря… Он гном, и они гномы, пусть грязнули, жадины, буки, а один фиг – родственники. Шеф растерялся, книжицу уронил. Я подскочил, поднял и забросил вещицу на стол.

– Не можно! – отрезал красноколпачник и рванул на себя второй ящик, взял оттуда одну мелкую штуку и бросил мне. Реакция у Боббера хорошая, я сразу увидел, куда штука закатилась – прямиком Грызольде Вервольфовне под платье. Зеленая ввалилась в кабинет вместе с подносом – я окосел и задышал чаще – гора шпикачек на подносе!