Запредельная мечта темного дара (СИ) - Ежевика Катерина

— Хочу, но папу хочу больше, — призналась она.

Дочь на каждый праздник загадывает одно и то же. А что я поделаю, если не встретился мне никто, кто вызвал бы доверие.

В этом году дочка пригласила десяток гостей, и для небольших подарочков мы старательно пекли имбирное печенье. Для детей, которых собралось довольно много для нашего небольшого домика, родители приготовили целое представление.

Были и Дед Мороз со Снегурочкой, и Баба-Яга (ее дед Семен сыграл), и даже кукольный театр. А еще угощения и салют, после которого еще немного погуляв, все разошлись праздновать Новый год в кругу семьи. Мы тоже нагулялись, принесли домой морозной свежести и себя румяных и счастливых.

— Мамулечка, — позвала меня ласковая дочка, когда я уже поцеловала ее в сладкую щечку перед сном. — Я очень скучаю по бабе с дедом и по папе.

Как ни удивительно, но малышка помнила моих родителей. Она помнила даже младенчество. Например, те дни, когда я сильно заболела и из-за антибиотиков не могла кормить грудью, а Дарине не было и года.

Она рассматривала свои ранние фотографии и рассказывала, что происходило до или после съемки. И это не было выдумкой.

— Мой папа будет самый лучший и героический.

Загадала моя девочка папу, поворачиваясь набок и закрывая глазки. И правильно, настоящему папе мы не нужны. У меня ком в горле встал, поэтому я еще разок ее поцеловала и, поправив одеяло, вышла.

На следующий день мы отсыпались, неспешно готовили завтрак, смотрели по телевизору смешные фильмы. К вечеру батониться надоело и дочке, и мне.

— Мама, пойдем на каток, который залили в парке.

— Идем, — улыбнулась малышке.

Иногда я смотрела на нее и поражалась. Даринка самостоятельная, очень упрямая, общительная и щедрая — почти все черты характера противоположные моим. Умница моя взяла все самое лучшее от своего отца. Я улыбнулась, мы стояли в прихожей в одинаковых розовых комбинезонах. Угадайте, кто выбирал. Благо, цвет не вырви глаз, а приятный, будто припыленный.

— Мама, мы с тобой самые красивые принцессы, — прокомментировала наше отражение дочка, взяв меня за руку и подталкивая к выходу.

В парке гуляло множество людей, мелькали цветные огоньки, сверкали деревья, украшенные гирляндами. Вечер был пасмурным, и сумерки рано накрыли город. Снег укрыл все дорожки чистым покрывалом. В свете желтоватых ламп, сквер казался сказочным местом. Мы целенаправленно шли на лед, мимо сияющей елки и горок, к которым вилась длинная очередь из ярко одетых малышей.

— Потом покатаюсь, — объясняет мне Дарина.

С удивлением смотрю на свою девочку, раньше она никогда не упускала случая с десяток раз прокатиться с горки, даже если просто мимо идем.

Переобувались в теплом помещении с резиновыми ковриками на полу. Я хорошо затянула шнурки сначала дочке, а потом себе и, сложив две пары обуви в рюкзак, вышла за своим неугомонным чадом.

Катались мы долго и с удовольствием, навернули несчетное количество кругов по катку. Дочь хорошо катается, она еще в три года потребовала купить ей коньки, и с тех пор каждую зиму мы с удовольствием развлекаемся, когда позволяют погода и время.

— Мамуль, а давай за руки и покружимся! — предлагает дочка с широкой улыбкой на румяном личике.

Волосы выбились из-под шапки, шарф висит криво, на комбинезоне то там, то тут налип снег и радостные глаза. Это ли не счастье?

В самом центре катка, мы взялись за руки, и я закружила Даринку. Она, смеясь, откинула голову к небу, поймала снежинку языком и посмотрела на меня:

— Я съела снежинку и загадала, чтобы мы встретили папу и влюбились в него!

Внезапно внутри нашего круга закружил снег, воронка очень быстро разрасталась. Несколько секунд, мы не успели толком среагировать, как тьма заволокла все пространство.

Я услышала скрипучий старческий голос:

— О, какие интересные птички попались.

Подумала о дочке, почувствовала крепкую хватку маленьких ладошек в варежках и провалилась во кружащуюся тьму.

Очнулась с мыслью о дочке и что мы в беде. Глаза не открывались. Я почувствовала головокружение и тошноту. Горло болело как при ангине, под веками песок. Что ж так плохо-то, а?

— О, очнулась! — знакомый старческий голос. — Очень вкусная и, чего таить, мощная у тебя магия, но мало. Слишком мало. Вставай уже!

Еле разлепив веки, увидела наклонившегося ко мне очень высокого и очень худого мужчину в возрасте моего гипотетического прадедушки. Кожа пергаментная, крупный нос с кончиком, глядящим вниз и тонкие, почти незаметные губы. Когда старик улыбнулся, показал крепкие, крупные зубы, кое-где сточенные временем. Густые кустистые брови словно прятали живые, черные глаза. В них, совершенно точно, светился азарт и сумасшедшинка.

— Отпустите мою маму!

Голос роднулечки звучал надрывно.

— Вот и дитятко проснулось. Будешь шуметь — снова усыплю.

Я услышала отчетливое злое сопение дочери, а потом и ее тихую просьбу.

— Не трогайте маму, ей совсем плохо, разве не видите?

— Слабенькие нынче магички, ой, слабенькие. Ладно, не трону больше сегодня, но завтра, все, что успеет восстановиться, заберу.

— Чтобы побольше восстановилось магии, маме нужно хорошо покушать и отдохнуть на удобной кровати, а не на холодном полу. Даже дети знают, что от переохлаждения не только заболеть можно, но и умереть.

Даринка, умничка моя, говорила со стариком назидательным и одновременно просительным тоном. Жаль, из-за слабости я не могла посмотреть на нее, но хорошо представляла серьезное и упрямое выражение на миловидном личике.

— Ишь, какая защитница у тебя растет. Любому магу наподдаст, — скрипуче рассмеялся старик. — Идем, покажу вашу комнату, сегодня я почти сыт и добр. Мать потом отведешь.

Я правда услышала звон цепи или уже брежу? Шаги стихли. Силы потихоньку возвращались. По крайней мере, глаза уже не закрывались сами собой, и я разглядывала темное дерево потолка.

Сюр? Бред? Галлюцинации? Все возможно. Очень достоверные у меня выдумки больного сознания: готические и болезненные. Отчего-то я склоняюсь, что сознание мое в полном здравии, просто в реальности происходят слишком странные вещи.

Скоро пришла Даринка, ее личико было обеспокоенным, дочка суетилась.

— Мамулечка, я тебе поесть принесла.

С помощью дочери я разместилась у стены, сидя на полу. Он был деревянным, но откуда-то веяло сквозняком. Говорить я толком не могла, лишь сипела.

— Мы справимся дочка. Ты у меня сильная и большая молодец, — еле выговаривая фразы, постаралась поддержать ребенка.

Она кормила меня с ложечки, на ее чудесные серо-голубые глаза то и дело наворачивались слезы. Ей хотелось все мне рассказать, но голос подводил малышку, и она все время опасливо посматривала на дверь.

— Мамочка, нам скорее нужно в комнату, — прошептала она мне.

В этот момент я заметила на шее дочки металлический обод. Протянула руку, но девочка моя отпрянула, глаза ее снова блеснули от влаги, но Дарина сердито вытерла ее кулаком.

— В комнату, мама.

Я кивнула. Вероятно, мы в большей опасности, чем я думала.

Дойти до отведенного нам помещения стоило всех моих сил.

Доковыляла до кровати и кулем рухнула на огромный плацдарм. Надо мной висел балдахин из черного бархата. Сумрак приятно расслаблял, но нужно было послушать, что расскажет дочка и обмозговать происходящее. Поэтому я через силу повернула голову в сторону Дарины.

— Мамулечка, — так дочка стала звать меня относительно недавно, услышала на детской площадке, и ей понравилось, — мы через воронку попали к этому сумасшедшему старику.

Дочка шептала, наклонившись ко мне поближе.

— Он только хочет казаться добреньким, но на самом деле очень коварен. Когда мы упали в его лаборатории, старик сразу тебя за руку взял и глаза закатил. Надо было его в это время чем-то тяжелым отдубасить. Мамочка, — всхлипнула дочь, и я погладила ее по руке, — он пил твою магию. Представляешь, у тебя магия есть. Он потом взмахнул рукой, и все свечи в комнате зажглись, и ошейник сам к нему в руки прилетел. Меня тоже за руку, как схватит. Смотри, синяки остались. Сказал, моя магия еще не раскрылась, спросил про грязные дни. Что это, грязные дни?