Светлана Багдерина - Сюрприз

Эрих глянул исподлобья на лукоморца, отыскал косым взглядом конкурента — на другой стороне дерева — и тихо выдавил:

— Это Пинька. Она семолинина была, но померла от старости. А если у меня на полке останется, то никому не нужна будет… в случае чего…

— В случае?.. — недоуменно начал было переспрашивать царевич, но понял и мотнул головой: — Всё будет хорошо. Вы не думайте даже. Всё поможет. Всё сработает.

— А кстати, — подошел Волк. — Против кого конкретно обороняемся-то?

По физиономии Эриха пробежала виноватая тень несостоявшегося признания — и пропала.

— Против всех, кто заявится, — сухо ответил он. — И мне зрители не нужны. Посторонних прошу удалиться.

Серый понимающе кивнул, обернулся к собравшимся и повелительно взмахнул рукой:

— Всем спасибо, все свободны! Кто доживет до утра, встречается завтра на этом же месте! Обратный отсчет пошел! Спокойной ночи!

Уже почти не видимые во мраке сельчане зашевелились, прощаясь друг с другом[15], и стали расходиться.

— Вообще-то я имел в виду… — вскинулся было маг, но Сергий охладил его порыв:

— А других посторонних тут нет. Сплошь заинтересованные лица.

— Это ты-то заинтересованный? — огрызнулся волшебник.

— Ну, любопытный. Какая разница?

— Я тебе мое дерево доломать не дам! Нашел дурака! — заявил и свое право на присутствие Петер, и маг сдался.

— Если вас сожрут, претензии не принимаю.

— Если нас сожрут, будем тебе во сне являться, — ласково пообещал Волк.

Эрих подумал над открывающейся перспективой и пришел к выводу, что, пожалуй, лучше один раз защитить.

— Кто решил оставаться, войдите в центр, — буркнул он. — Можно под деревом сесть. Или стоять. Хоть на голове. Только под ногами не путаться. Я ключевую септограмму сейчас закрою — и до утра.

Лукоморцы и суконщик сгрудились под апельсином, и маг, с трудом отыскивая в сумраке темно-зеленые свечи, зажег одну за другой, дочитал замыкающее заклинание и машинально сунул листок в карман.

Защитные чары были наложены, оставалось только сидеть[16] и ждать.

Серый сидел, прислонившись спиной к чугунному столбу-стволу, и молча гадал, что будет, когда свечи догорят. А еще конкретней — когда догорит первая укороченная свеча.

Пропадет ли защита? И была ли она?

Из тех познаний о магии, что у него были от Ярославны, Волку представлялось, что нельзя просто взять книжку с текстами и описаниями процедур, прочитать, помахать руками или расставить свечки, как предписывал рецепт, и получить на выходе нужный эффект. Потому что существовали еще такие понятия как предрасположенность мага к определенной сфере волшебства и навыки в накладывании конкретного типа заклятий, дающие то, что в текстах не писалось, но подразумевалось — «понимающему достаточно»…

И если уж заговорили о защите, то самый первый вопрос, нужна ли она была вообще, или ушлый сельскохозяйственный чароплет, возжелавший повысить свое социальное и материальное положение, и впрямь морочит им всем головы?..

Огоньки свечей плясали во мраке под теплым ночным ветерком подобно упитанным ленивым светлякам, узкий осколок луны торчал косовато, зацепившись за крышу, цикады самозабвенно, но от этого не менее монотонно свиристели, призывая сон и, казалось, весь Белый Свет погрузился в теплую томную дремоту, чего и им желал, разнеженно переворачиваясь с боку на бок…

Бросили переругиваться и молча сидели по разным сторонам дерева Эрих и Петер. Иванушка жмурился и тер кулаками уставшие вглядываться во тьму глаза. Спокойствие и мир воцарились если не на всем Белом Свете, то на этом конкретном его участке, и казалось, более тихого уголка не найти вовек…

Толстый светлячок-огонек напротив него потускнел и стал уменьшаться.

«Первая маленькая готова…» — сонно подумал Волк, желая, чтобы под его спиной сейчас оказалась не полукруглая вертикальная чугунина, а ровный горизонтальный матрас.

Эрих, заметив грядущую кончину другой короткой свечки — со своей стороны, поднялся, кряхтя и растирая затекшую поясницу…

И замер.

Почудилось ему, или что-то изменилось в ткани ночи? Повеяло ли холодом с реки, или неестественно-льдистое дыхание мрака подняло на загривке волоски и погнало стаи мурашек по коже? Ломкий месяц зашел ли за облако, или тьма сгустилась вокруг, как черная вата? Грохотнул вдалеке мимоходом гром, или…

Упругая волна холодного воздуха ударила в лицо чародею, сбивая с ног и гася свечи. При свете месяца, на мгновение выскользнувшего из плена мрака, Эрих успел разглядеть отверстую пасть, усаженную крупными острыми зубами, как грядка неопытного садовода — морковью.

«Кабу…» — мелькнуло в его голове перед тем, как она встретилась со стволом, и свет, звук и спецэффекты оказались отключены мгновенно и надежно.

— Что там? — Серый подскочил, шагнул на шум, и мрак сомкнулся вокруг него, отсекая от внешнего мира.

Петер тоже поднялся и принялся буравить взглядом непроницаемую, как бочка дегтя, темноту, пытаясь разглядеть если не неприятеля, то хотя бы товарища. Кулак его стискивал дубину до судороги в пальцах.

— Что там? Кто там? — обеспокоенно вопросил Иванушка, выхватил меч из ножен, подумал, аккуратно вложил обратно и медленно протянул руку, ощупывая окружающую тьму на предмет союзников и врагов.

Ладонь его, побродив по воздуху, коснулась чего-то холодного и неровного и отдернулась. Сердце сделало попытку выскочить через горло, но застряло и забилось там, как пойманная канарейка. Пальцы вцепились в рукоять меча.

— Эй… к-кто тут? — спохватившись, что еще не все меры безопасности обращения с холодным оружием были им соблюдены, срывающимся шепотом спросил он.

— Кто это… где?.. — нервным эхом откликнулся кто-то, и не понятно было, откуда долетал звук. — Кто… меня… за плечо… трогает?..

Лукоморец радостно выдохнул:

— Петер, это я, Иван!

— Ф-фух… А я подумал… — протяжный вздох облегчения был ему ответом. — Мне показалось… что… что… когда свечи от ветра погасли… будто… что-то… Х-ха…

— Х-ха, — уже почти уверенно произнес царевич. — А мне вот тоже… отчего-то казалось… что куртка у тебя была суконная?..

— Нет, кожаная, — выкристаллизовался из мрака озадаченный голос Петера. — А что?

— А-а… ничего, — безуспешно скрывая свое облегчение, выговорил лукоморец. — А то вдруг темно кругом стало… и свечи погасли… И мне почудилось… опять же…

— Что? — насторожился суконщик.

— Ничего, — не слишком убедительно соврал Иван, но замолкать, чтобы снова оказаться не только в темноте, но и в тишине, не решался. — А из какой кожи твоя куртка?

Петер ворчливо фыркнул:

— Ты ж мне всю спину исхлопал уже, и до сих пор не понял?

— Я?.. — недоверчиво повторил Иванушка и произвел инвентаризацию верхних конечностей: одна рука на рукояти меча, вторая — расстегивает ворот рубахи, причем своей, даже в такой темноте он был уверен в этом процентов на девяносто девять с половиною. — Я ничего не делаю.

— Сергий Волк, это ты?.. — гораздо более нервно, чем минуту назад, поинтересовался суконщик.

— Чего я? При чем тут я? — раздалось ворчливое во мраке, сопровождаемое звоном чего-то стеклянно-металлического, опрокинутого на мостовую. — Я тут ползу по шажочку непонятно в какую сторону, как слепая корова, никого не трогаю… А что там с курткой, Вань?

— Она… странная у Петера… — заговорил царевич, и только с каждым произнесенным словом до него начало доходить, что он, собственно, говорил. — Какая-то… она… чешуй…ча…та…я…

— Где вы видели чешуйчатых свиней? — еще на полтона выше изрек Петер, и источник голоса слегка сместился — видно, разворачиваясь. — И… погодите… если не вы… Кто меня тогда трогает?.. Эрих?.. Слушай, ты, шептун треклятый! Брось свои штучки, а то как засвечу промеж глаз!

Далее события произошли почти одновременно: чиркнула спичка, зажигая фитиль фонаря, вспыхнул огонек…

И отразился в паре огромных черных очей на еще более громадной чешуйчатой морде.

Морда недовольно зажмурилась, раззявила пасть, не то зевая, не то нарочито демонстрируя несколько десятков клыков длиной с палец…

Суконщик взвыл, словно весь арсенал чудовища уже сомкнулся на нем, и что было сил врезал морде дубиной по носу. Из пасти вырвался странно глухой рев — словно впитываемый воздухом, как ватой, зубы клацнули, перекусывая дубинку у самых пальцев вондерландца, и второй вопль — на этот раз человеческий — огласил вязкую тишину. Это Петер вспомнил, что героизм вообще и навыки рукопашного боя с зубастыми чудовищами — в частности, были даже не в первой сотне списка его достоинств.

Отшвырнув огрызок палицы, он белкой взлетел по стволу и затаился среди останков кроны, вопреки здравому смыслу надеясь, что чудище про него забудет, или потеряет, или всё это вообще окажется кошмарным сном, который рассеется, стоит лишь посильнее себя ущипнуть. Но монстр, вопреки его чаяниям, был реальным, и ни склерозом, ни всепрощением не страдал.