Юлия Славачевская - Заверните коня, принц не нужен, или Джентльмены в придачу

Передо мной не животное и не сказочное чудо-юдо, а обычный нормальный мужчина, который ранен и страдает.

Мыр стойко переносил экзекуцию, продолжая с улыбкой бормотать лечебный заговор и уютно растекаясь под моими пальцами.

Бережно обработав маслом руки и лицо, я вслед за этим занялась его спиной и ногами. Моя-то спина чудом не пострадала, зато его плечо и вообще вся правая сторона – просто ужас. Как будто палачи снимали кожу, стесано до мяса.

Мыр оперся на крепкий дуб и придремал. У наших ног лежал разноцветный Монь, пуская пузыри слюнявой мордой.

Тепло от костра, в котелке булькает похлебка, рядом шерстяной коврик и огромное доброе сердце в широкой груди – Монь. Мыр, твердый и теплый, словно скала, нагретая полуденным солнцем, пригреб меня левой рукой и не хочет отпускать даже во сне. Искры от костра вздымаются в темное небо…

Мне стало та-ак хорошо… по телу пробежала дрожь блаженного удовольствия. Словно натянулись невидимые нити, привязывая к этому необычному мужчине, притягивая и опутывая. Согревая. Обещая и маня…

– Мыр, я…

– Не надо, Леля, – попросил он, прижимая меня к себе. – Ты сейчас скажешь то, о чем в будущем можешь пожалеть. Ты все время забываешь, что я тролль.

– И что?.. – пробормотала я, млея под сильными руками. – Внешне – да, тролль, а внутренне – человек получше многих…

– Если бы ты знала, – пробормотал он. – Если бы только знала, моя… – И, наклонившись, легко провел вдоль лица рукой, не касаясь его.

Мои веки отяжелели, сознание поплыло. Расслабленное тело обмякло на руках тролля. На место реальности пришли красочные и… странные, я бы даже сказала – эротичные сны…

Мое зрение словно затуманилось, и на первый план вышла как бы душа Мыра. Я видела его сейчас не глазами – душой. В данный момент мы соприкасались душами…

Каким он был для меня? Не знаю, как описать… Я видела его обычным человеком. Высоким мужчиной с обнаженной душой, тянущейся ко мне. Не было ни клыков, ни зеленой кожи, хотя эти атрибуты меня и раньше не особо волновали. Только в качестве гендерной несовместимости.

Кому какая разница, что у мужчины, которого я любила, не так, как у других? У меня тоже все не так, как у других. Например, уже который день мозги набекрень. Но это же не делает меня изгоем?..

Всем своим духовно озябшим существом я чувствовала исходящее от него знакомое сердечное тепло. Купалась в лучах его любви ко мне и страстной нежности.

– Я… – разомкнула я губы, чтобы сказать ему все то, что скопилось на сердце и требовало выхода.

Ласковое прикосновение его пальцев к губам, как призыв к молчанию. Я подчинилась. Нет ничего приятнее следовать просьбе – не приказу, нет, – ласковой просьбе любимого человека. Мы еще успеем поговорить…

Если бы я тогда знала, как была права в своих намерениях.

То, что внешность Мыра претерпела какие-то изменения в пользу красоты, меня волновало мало. Я любила не его цвет волос или кожи, не разрез глаз, не форму носа или красивый мышечный рельеф – я полюбила самого Мыра, его душу. Моя душа стремилась слиться с его душой.

В моем сне обновленный Мыр аккуратно опустил меня наземь. Стянул кожаную безрукавку, оголяя безупречный торс, и лукаво, немного смущенно улыбнулся, протягивая ко мне руки:

– Я долго тебя ждал.

Включился выспавшийся внутренний голос и, почесываясь во всех местах, никак не в состоянии определить у себя затылок, заявил: «И кто в этом виноват? Ты типа ждал, а мы?.. Мог бы адрес указать, в конце концов… Упс, пардон. Хотя чего это я? Все равно туда и придете!»

Я посоветовала заткнуться этому надоеде и начала рассматривать своего любовника. В общем, оценить то, до чего я дофантазировалась во сне.

«Вот-вот! – сказала очнувшаяся половина сознания. – И посмотри, до чего тебя воздержание довело!»

Я пригляделась внимательнее и выяснила – это аномалия. Ага. Мыр-человек практически копировал князя диэров. Почти в ноль.

Такой же возмутительно, вызывающе красивый, рыжеволосый, с гордым поставом головы и породистым лицом. Разве можно перед таким устоять – со скулами, будто очерченными резцом гениального скульптора, с густой шевелюрой, косой саженью в плечах и озорными чертиками в глазах цвета меда? Просто сладкий грех в штанах!

Когда до меня дошло, кого я себе напредставляла по Фрейду, я обреченно махнула рукой и выпалила:

– Уйди, противный! Не порть мне секс!

– С чего бы? – вскинул четко очерченные брови Мыр-диэр.

– Э-э-э, – затруднилась я с ответом. – Видишь ли, когда желанный мужчина мутирует в неудавшегося мужа – это уже даже не патология. Это клиника!

– Люблю тебя, горюшко ты мое! – Мыр встал надо мной на колени и с горящими глазами приподнял замученную жизнью Лелю. Усадил на себя.

– «Также объект может хорошо воспринять поглаживание или одобрить пощипывание периметра», – пробурчала я, оглядывая, что мне предлагалось. Жутко захотелось взглянуть на «биссектрису». Может, у меня точно не все дома?

«Сейчас сделаю перекличку», – пообещала мне левая половина мозга и утекла вниз.

– Жизнь без тебя не мила, солнце мое жгучее! – Чуткие пальцы бережно снимали с меня поочередно каждый походный предмет туалета, а нежные губы порхали вслед за ними, одевая в иллюзорное покрывало мелких поцелуев.

Настойчивая потребность поучаствовать в этом любовном ритуале просто перла наружу танком и грозила свинтить все внутренние гайки у стыда. Стыд сопротивлялся до последнего и стойко держал оборону.

– Днем и ночью перед глазами стоишь, пламя мое неугасимое!..

Правая половина мозга растаяла от нежных слов и устремилась вслед за левой, норовя зацепить либидо и вытолкать его взашей наружу.

Я поняла, что попала в двойную ловушку: слова любви с трудом умещались в моей голове; грудь болезненно горела от поцелуев. Предательское тело изнывало от невыносимой жажды продолжения ласк в горизонтальном положении. Говорят, женщины в постели более сдержанные. Да где там! Наверное, я слабое звено! Я умираю от одного только вида этого мужчины без рубашки, в штанах на голое тело, а что же дальше будет? Он коснется меня рукой ниже талии – после чего я получу оргазм?

Либидо согласно закивало и пошло договариваться с оргазмом. Слава богу, ушло молча, не комментируя этапы договора.

Нет, во сне я хотела было слегка повозмущаться произволом и даже забилась раненой птицей в его руках, потому что никогда не была сторонницей секса на открытом воздухе, да еще и в лесу с муравьями, но на мои губы опустился сильный мужской палец, и мне сказали:

– Ш-ш-ш! – после чего прижали к себе еще теснее.

Мне было тепло и сказочно хорошо, поэтому я умолкла. Да и с чего волноваться? Это всего только сон!

«Надеяться никому не вредно!» – хмыкнула вторая половина сознания, отрываясь от удержания стыда в рамках нормы. Стыд снова заволновался и попытался улизнуть, чтобы воздействовать на либидо личным примером. Ему навстречу встал весь организм. И что примечательно – не только мой…

Мое сновидение (почему сновидение – да потому что в реальности такого не бывает!) дальше приобрело еще более заманчивые черты. Мыр вздернул меня наверх и поднял на руки, занося в откуда-то взявшийся на поляне шелковый ярко-оранжевый шатер, внутри которого все было устелено коврами и поверх них – шелковыми стегаными одеялами. Сбоку лежало отброшенное меховое покрывало-полость необычного голубовато-серого цвета. Высота и фактура меха вызывали впечатление близкого сходства с песцом. И я мимоходом подумала, что в чем-то это даже символично.

Раздалось тихое:

– Ты моя сладкая погибель! Мой разум с собой уносящая! – И он, подавшись вперед, поцеловал меня так, словно ему завтра не жить.

«Смотри как старается!» – всхлипнула романтическая часть натуры.

«Наверное, чего-то хочет!» – немедленно предположила деловая жилка.

«Известно – чего! – заверило их либидо, упорно проталкивая свою политику тесных отношений наружу. – Люди взрослые, со своими потребностями!»

«Как бы эти потребности, – включился во внутренний диалог рационализм, – не повлияли на способность к воспроизведению себе подобных!»

«А ну цыц! – заорала репродуктивная система. – Развели тут, понимаешь, саммит! Не дают использовать свободу личных отношений!»

И все на время примолкли.

А у меня мыслей в голове уже точно не осталось. Звонкая пустота. Потому что красивый мужчина с улыбкой скромника-искусителя устроил самое настоящее поклонение моему телу, вдумчивое, бережное, ласковое. С непонятной затаенной горчинкой и терпкостью разгорающейся страсти.

С мучительным сдавленным стоном:

– Люблю тебя, чудо неземное! Люблю! – он делал вещи просто невероятные. Меня поили вином в поцелуе, незнакомые душистые ягоды, мелкие и кисловатые, сами попадали мне в рот вместе со взбитыми сливками и медом.