Марк Твен - История с призраком

Я нанялъ себѣ на Брудвеѣ большую комнату въ громадномъ старомъ домѣ, верхній этажъ котораго, необитаемый въ продолженіи нѣсколькихъ лѣтъ, былъ давно уже предоставленъ пыли, паутинѣ, пустотѣ и молчанію. Когда я въ первую ночь подымался въ свою комнату, мнѣ казалось, что я пробираюсь между гробами, врываясь непрошеннымъ гостемъ въ частную жизнь мертвецовъ. Впервые въ жизни я ощущалъ какой-то суевѣрный страхъ и, неожиданно наткнувшись въ темномъ углу лѣстницы на облѣпившую мнѣ лицо мягкую ткань паутины, невольно вздрогнулъ, какъ бы при встрѣчѣ съ привидѣніемъ.

Когда добравшись, наконецъ, до своей комнаты, я захлопнулъ дверь, оставивъ за собою гниль и мракъ лѣстницы, мною овладѣло почти радостное чувство. Въ пріятномъ ощущеніи тепла и свѣта я подсѣлъ къ весело пылавшему камину и просидѣлъ такъ часа два, раздумывая о минувшихъ временахъ, вызывая въ памяти прожитую жизнь и полузабытыя, подернутыя туманомъ прошлаго, лица, чутко прислушиваясь душой къ давно уже и на вѣки переставшимъ звучать милымъ голосамъ и любимымъ когда-то мелодіямъ, которыя теперь никто уже больше не поетъ. И пока мечты мои боролись съ какимъ-то сгущавшимся вокругъ ихъ мракомъ, — порывистый вѣтеръ на дворѣ сталъ незамѣтно переходитъ въ заунывный стонъ; свирѣпый шумъ дождя, рвавшій оконныя ставни, обращался въ тихое постукиваніе и уличный шумъ понемножку затихалъ, пока, наконецъ, беззвучно не замерли вдали торопливые шаги послѣдняго запоздалаго нѣпіехода. Огонь въ каминѣ потухъ. Мною овладѣвало чувство одиночества. Я всталъ и началъ раздѣваться, ступая на цыпочкахъ по комнатѣ и стараясь дѣлать все какъ можно тише, какъ будто боялся разбудить дремавшаго вблизи врага. Я летъ въ постель, накрылся и молча прислушивался къ дождю, вѣтру и тихому поскрипыванію ставенъ, пока, наконецъ, всѣ эти звуки не слились вмѣстѣ и я заснулъ, убаюканный ими.

Я спалъ крѣпко, но какъ долго, — не знаю. Вдругъ я проснулся и сразу же почувствовалъ себя въ какомъ-то тревожномъ, выжидательномъ состояніи. Кругомъ царила глубокая тишина. Я ничего не слышалъ, кромѣ біенія собственнаго сердца. Спустя нѣсколько минутъ одѣяло начало медленно сползать къ моимъ ногамъ, точно его кто-то осторожно тащилъ къ себѣ. Я лежалъ, не шевеля ни однимъ членомъ, не произнося ни одного звука. Одѣяло продолжало медленно сползать… Я порывисто потянулъ его обратно и закутался въ него съ головой. Я ждалъ, прислушивался, опять ждалъ… Кто-то снова настойчиво началъ дергать одѣяло, и я снова впалъ въ оцѣпенѣніе, отсчитывая секунды, тянувшіяся какъ столѣтія. Одѣяло опять сползло съ груди… Собравъ всю свою энергію, я рванулъ его обратно и изо всѣхъ силъ уцѣпился за него руками. Я ждалъ… Постепенно начались снова легкія подергиванія; я держалъ все крѣпче и крѣпче. Подергиванія стали усиливаться, и вдругъ одѣяло рванулось съ такой силой, что я не могъ удержать его: оно сползло съ меня въ третій разъ… Я застоналъ. И точно въ отвѣтъ, раздался чей-то стонъ у моихъ ногъ! Холодный потъ выступилъ у меня на лбу. Я былъ почти мертвъ отъ страха. И вдругъ въ комнатѣ раздались тяжелые шаги, — какъ мнѣ казалось, шаги слона, настолько мало походили они на человѣческіе. Но они удалялись, — и въ этомъ было единственное мое утѣшеніе. Я ясно слышалъ, какъ «нѣчто» достигло двери, миновало ее, не стукнувъ при этомъ ни замкомъ, ни ключемъ, и продолжало медленно шествовать далѣе, сопровождаемое трескомъ и скрипомъ половицъ и ступенекъ. Затѣмъ наступила опять гробовая тишина…

Придя немножко въ себя, я попробовалъ успокоиться на томъ что «все это былъ кошмаръ, тяжелый кошмаръ и больше ничего!» И такъ я лежалъ и раздумывалъ, пока, наконецъ, не убѣдилъ себя, что это дѣйствительно былъ только скверный сонъ и пока неразсмѣялся надъ собственной трусостью.

Вставъ съ кровати и засвѣтивъ огонь, я тщательно осмотрѣлъ замокъ и задвижку: все оказалось въ томъ самомъ положеніи, въ какомъ и было, когда я заперъ за собою дверь. Я еще разъ разсмѣялся и теперь уже совершенно искренно. Закуривъ трубку, я былъ готовъ опять расположиться у камина, но вдругъ… трубка выскользнула изъ моихъ ослабѣвшихъ пальцевъ, кровь разомъ отхлынула съ моихъ щекъ и спокойное дыханіе перешло въ тяжелую одышку. Въ пеплѣ у камина рядомъ съ отпечаткомъ моей необутой ноги я различилъ явственный слѣдъ другой ноги на столько громадный, что въ сравненіи съ нею моя собственная казалась совсѣмъ дѣтской. Не могло быть сомнѣнія: «кто-то» былъ въ моей комнатѣ и слоновые шаги — не пустой сонъ!

Я потушилъ газъ и, шатаясь отъ страха, вернулся въ постель. Долго лежалъ я такъ, окруженный сплошнымъ мракомъ, вглядываясь въ него и прислушиваясь. И вотъ послышалось какое-то шарканье, какъ будто по полу ползло чье-то громадное тѣло; потомъ тѣло это точно упало, такъ что въ комнатѣ задрожали окна. И въ то же время въ отдаленныхъ частяхъ дома начался неясный шумъ отворяемыхъ и затворяемыхъ дверей. Я различалъ, какъ чьи-то шаги то приближались, то удалялись, то вверхъ, то внизъ по лѣстницѣ.

Иногда они приближались къ самымъ моимъ дверямъ, останавливались здѣсь и снова удалялись. Гдѣ-то вдали раздавалось слабое бряцанье цѣпей; я прислушивался къ этому бряцанью: вотъ оно близко, вотъ цѣпи тяжело волокутся по лѣстницѣ, вотъ новый звонъ цѣпей, ударившихся о новую ступеньку, вотъ… Существо въ цѣпяхъ несомнѣнно приближалось… Я уже улавливалъ невнятное бормотанье, невольно вырвавшійся, но силою сдержанный крикъ, шуршанье невидимыхъ одеждъ, шелестъ незримыхъ крыльевъ…

Я понялъ, что кто-то ворвался въ мою комнату и что теперь я уже не одинъ въ ней. Надъ моей постелью «что-то» сопѣло, тяжело переводя дыханіе и таинственно нашептывая какіе-то звуки. Три маленькихъ шарика, освѣщенныхъ фосфорическимъ блескомъ, засверкали надъ изголовьемъ моей кровати, ярко вспыхнули на одно мгновеніе и покатились внизъ, два прямо мнѣ на лице, а третій на подушку. Здѣсь они разсыпались искрами, какъ бы разжижились, и на ощупь казались тепловатыми. Можно было подумать, что падая они превратились въ кровяныя капли, но за темнотою, я не могъ убѣдиться въ этомъ. Потомъ передо мною вдругъ замелькали мертвенно-блѣдныя лица и бѣлыя, вытянутыя впередъ и отдѣлившіяся отъ туловища руки, державшіяся одну минуту въ воздухѣ и внезапно исчезнувшія. Шепотъ, голоса и шушуканье умолкли; наступила вновь торжественная тишина. Я, въ ожиданіи, прислушивался, чувствуя, что мнѣ необходимо или зажечь огонь, или немедленно умереть отъ страха. Я съ трудомъ поднялся на локтѣ, хотѣлъ присѣсть, но наткнулся лицомъ на чью-то потную руку… Силы разомъ оставили меня и я снова повалился на кровать, какъ пораженный параличемъ. Шуршанье раздалось у дверей и сразу оборвалось: казалось, что чудовище исчезло.

Когда вновь наступила тишина, я, истомленный и ослабшій, кое-какъ сползъ съ кровати и дрожащей рукою столѣтняго старца зажегъ огонь. Свѣтъ сразу подѣйствовалъ на меня успокоительно. Присѣвъ, я углубился въ полу-сонливое разсматриваніе отпечатка ноги на пеплѣ. По немножку очертанія ея стали какъ будто сглаживаться и пропадать. Я поднялъ глаза вверхъ: широкое пламя газоваго рожка начинало медленно гаснуть. И въ это же самое мгновеніе опять послышались тяжелые шаги чудовища, и казалось, что по мѣрѣ того, какъ оно подходило все ближе и ближе — свѣтъ становился все тускнѣе и тускнѣе. Шаги достигли моихъ дверей и остановились, — свѣтъ превратился въ слабое голубоватое пламя, — все вокругъ меня погрузилось въ подозрительныя сумерки. Дверь не отворилась, но тѣмъ не менѣе я почувствовалъ, какъ легкій притокъ свѣжаго воздуха пахнулъ мнѣ прямо въ лицо, и вслѣдъ за этимъ я различилъ передъ собою какое-то громадное туманное существо. Я смотрѣлъ на него вытаращенными отъ страха глазами. Туманъ сталъ постепенно расползаться; очертанія его, мало-помалу, превращались въ человѣческую фигуру: показались рука, ноги, туловище и, наконецъ, выглянула громадная мрачная физіономія. Разоблачившись отъ туманнаго покрова, передо мной выросла нагая, мускулистая, прекрасно-сложенная, величественная фигура Кардиффскаго Исполина [1].

Весь мой ужасъ изчезъ, ибо даже ребятамъ извѣстно это въ высшей степени добродушное лицо, не способное сдѣлать кому-нибудь что-либо дурное. Ко мнѣ сразу вернулось мое обычное веселое настроеніе, а газъ опять замигалъ широкимъ, спокойнымъ пламенемъ, какъ бы симпатизируя моему расположенію духа. Ни одинъ изгнанникъ не радовался такъ чьему-либо посѣщенію, какъ обрадовался я возможности видѣть этого добродушнаго великана.

— Такъ это только ты, а никто другой?! — обратился я къ нему. — А вѣдь знаешь, въ теченіе 2-3-хъ послѣднихъ часовъ я чуть не умеръ отъ страха! Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ, я очень радъ, что это ты и съ удовольствіемъ предложилъ-бы тебѣ стулъ… Стой стой! не сюда, не садись на эту штуку!..