Семен Нариньяни - Рядом с нами

Но невеста оказалась девушкой безупречной, и сын, явившись к маме, кратко, по-анкетному информировал ее о добытых данных.

— Лет? Двадцать один. Рост? Сто пятьдесят семь сантиметров. Девица. Отличница. Общественница. Глаза серо-голубые. Волосы русые. Порочащие данные? Порочащих данных не обнаружено.

В сентябре Эдик сыграл свадьбу. Три месяца молодые прожили в любви и счастье. Мамин мальчик не мог нахвалиться женой, мама — невесткой.

И вдруг в декабре мама узнает, что отец невестки, шофер по профессии, когда-то сильно провинился и был за это судим. И хотя со времени суда прошло много лет и этот шофер был уже на свободе и снова сидел за рулем грузовой машины, мама учинила истерику:

— Караул! Нас обманули. Моему сыну достался не тот тесть.

— Мамочка, нас никто не обманывал, — сказал сын. — Я знал про суд.

— И ты женился?

— Но ведь я женился не на нем, а на его дочери.

Так говорил Эдик. А мама, знай, твердила свое:

— Тесть испортил репутацию моему мальчику.

Старая, давно забытая судимость тестя не могла, конечно, влиять на репутацию зятя, так же, как она не влияла на добрую репутацию дочери этого тестя. Тамара была уважаемым человеком в институте, членом райкома комсомола.

Но на Варвару Павловну не действовали никакие аргументы.

— Не смей ставить знака равенства между собой и Тамарой! — говорила мама сыну. — Кем будет Тамара, когда кончит институт? Простой учительницей. А я готовлю тебе другое будущее.

О, это будущее "моего мальчика"! Оно рисовалось маме в виде феерической карьеры преуспевающего дипломата. Сначала рядовой сотрудник посольства, потом третий секретарь, затем второй, первый… Через семь лет после окончания института Эдик должен был, по маминым наметкам, иметь уже ранг посла.

И так год за годом, капля по капле…

Эдик думал примерно о том же, но только про себя.

— Хорошо, пусть не посол, — рассуждал он, — но на ранг посланника во всяком случае я могу надеяться.

И хотя сын для порядка доказывал маме, что чины и ранги в нашей стране даются людям в зависимости только от их личных достоинств, а не от достоинств или недостатков их родственников, про себя этот сын уже твердо решил при первой же подходящей оказии распрощаться со своим неудобным тестем.

— Зачем?

— На всякий случай. А вдруг… кто-нибудь, где-нибудь придерется.

И такая оказия скоро подвернулась. Эдик заполнял какую-то анкету и вместо того, чтобы в графе "семейное положение" написать «женат», он написал "холост".

Распрощавшись с тестем, Эдик стал думать, как быть с женой.

— Жену прогнать! — сказала мама.

— А что если она обозлится? Пойдет жаловаться в комитет комсомола?

— У тебя нет другого выхода…

— Дай подумать.

И сын надумал. Он решил разыграть небольшой спектакль. Эдик собрал книжки и отправился к теще:

— Примите бездомного. Я поссорился из-за Тамары с мамой.

В квартире тещи было теснее, чем в квартире матери. Тем не менее Эдику был выделен лучший угол в комнате, предоставлено самое почетное место за столом. За ним ухаживали, его холили, лелеяли, а Эдик, несмотря на любовь и внимание окружающих, становился день ото дня мрачнее и мрачнее.

— Милый, что с тобой? — волновалась Тамара.

— Я думаю о своем будущем.

— Оно безоблачно.

— Ой ли, Тамарочка? Меня беспокоят грехи твоего отца. Я понимаю, все это сущая чепуха. И тем не менее нам следует разойтись. Конечно, не навсегда, а только на время распределения оканчивающих институт. Как только мне дадут перспективную должность, мы сейчас же зарегистрируемся вновь.

Тамара заканчивала институт на год раньше Эдика, и комиссия по распределению даже и не думала ставить в упрек дочери судимость ее отца. Тем более нечего было бояться зятю.

— То есть как нечего? А вдруг…

И Эдик, знай, долбит свое:

— Нет, Тамара, ты не любишь меня, не думаешь о моем будущем.

И так день за днем, капля по капле, пока наконец Тамара не согласилась на обман. Эдик на радостях расцеловал жену и стал учить, как вести ей себя на суде.

— Так и так, — инструктировал он Тамару, — говори: "Не хочу жить с гражданином Строкиным". "Почему?" — спросит судья. Отвечай: "У меня есть другой мальчик, которого я люблю".

— Но у меня нет другого мальчика.

— А ты наговаривай на себя. Иначе нас не разведут.

И ради любви Тамара совершила преступление, за что ее никак нельзя оправдывать. Тамара поступилась своей совестью и сказала все, чему учил ее Эдик.

И вот тихо, без скандала Эдик сделал то, чего хотелось Варваре Павловне. Получив справку о разводе, Эдик в тот же день возвратился в дом матери.

Нет, "мой мальчик" не рвал окончательно с Тамарой. (Зачем злить жену?) Он попросту переходил на новое, более удобное амплуа — приходящего супруга. Для встреч с женой Эдик выделил два брачных дня в неделю: вторник и субботу.

— Вынужденная маскировка, — говорил он Тамаре.

Прожив с женой полтора года (полгода до развода и год после), Эдик так никому и не сказал в своем институте, что он женат.

— Дай только получить мне перспективную должность, тогда мы сходим в загс, позовем друзей.

Двойная жизнь сильно тяготила молодую женщину. Перед ней все чаще и чаще вставал вопрос, кто же она в конце концов: жена или не жена? Но месяцы шли, а Эдик не спешил со вторичной регистрацией. Наконец, в начале 1957 года Тамара сказала мужу:

— Нам нужно оформить наши отношения. Я в положении.

Муж предложил жене сделать аборт. Та отказалась.

— Ах, так! Тогда между нами все кончено.

С этого дня Эдик не появлялся больше в доме жены ни по вторникам, ни по субботам. Жена заболела. Муж не навестил ее. Жена родила замечательных близнецов Сашу и Наташу. Муж не пришел с поздравлениями.

В институт с жалобой отправилась делегация педагогов школы, в которой работала учительницей Тамара. Эдика вызвали для разговора в комитет комсомола. Эдик струхнул — и к маме:

— В понедельник меня вызывают на новое заседание. Что делать?

— Не волнуйся, — стала успокаивать мать сына. — Придумаем.

И мама с сыном придумали.

— Мой мальчик решил жениться, — сказала мне Варвара Павловна. — Но только уже не на Тамаре, а на Лиде. Вы спрашиваете, почему я разрешила этот брак… Причины те же, что и в прошлый раз. Во-первых, пора, а во-вторых, у него любовь.

Новая любовь Эдика развивалась со скоростью реактивного самолета. Она родилась, расцвела и закончилась браком между двумя заседаниями комитета комсомола. Эдик спешил, чтобы поставить комсомольцев перед свершившимся фактом.

— Я не могу вернуться к старой жене. У меня есть уже новая.

— Простите, но у вас есть еще и дети.

— У меня нет детей.

— Как, вы отказываетесь от Саши и Наташи?

— Нет, сначала я не думал отказываться, — нехотя признается Эдик, — но потом…

…Потом "мой мальчик" прикинул, подрассчитал, и вот, пожалуйста, готова уже новая подлость.

Я решил поговорить с отцом Эдика.

— С отцом? — переспросил Эдик и удивленно поднял правую бровь.

— А у меня никогда не было отца. То есть отец как биологический фактор, конечно, был. Но не больше. Не склеилось у отца семейное счастье с мамой.

Не склеилось счастье. А по чьей вине? Два десятилетия назад Варвара Павловна была такой же тщеславной женщиной, как и теперь. Отец Эдика был еще студентом, а Варваре Павловне рисовалось уже стремительное продвижение мужа вверх по служебной лестнице. Москва. Министерство. Сначала инженер, потом начальник отдела, затем член коллегии. Но муж не посчитался с расчетами жены. И сразу же по окончании горного института добровольно уехал работать в Забайкалье, в Анон-Оловянское рудоуправление. Варвара Павловна отказалась ехать с мужем:

— Я мечтала не о таком будущем.

И вот супруги рассорились, разошлись. С Дальнего Востока молодой инженер был откомандирован еще дальше, на рудники Крайнего Севера. Это насторожило Варвару Павловну. Зачем? Да по своей ли воле? И Варвара Павловна поспешила указать в метрике Эдика не фамилию отца, а фамилию бабушки. Вслед за фамилией предусмотрительная мама лишила сына отцовского отчества, национальности. И все это на всякий случай.

Семь лет назад при получении паспорта Эдик мог «уточнить» неправильные записи, а он не сделал этого. Между тем отец Эдика сильно преуспел за прошедшие годы на своих рудниках. Он обрел опыт, выдвинулся и несколько последних лет жил и работал в Москве, бок о бок с сыном.

— Вы часто видитесь с отцом? — спрашиваю я Эдика.

— Ой, что вы! Мне даже неизвестен адрес этого человека.

Эдик смотрит мне в глаза и говорит неправду. Сын не только знал, где жил и где работал его отец, он часто ходил к отцу в гости, ел-пил у него, играл в шахматы. Сын все эти годы гулял в костюмах отца, а фамилию носил по-прежнему бабушкину. Таким бы отцом, как у Эдика, только гордиться. Но как сделать это? Пойти в институт и рассказать о неточных записях в паспорте? А вдруг это повлияет на получение перспективной должности? И Эдик продолжает отмежевываться от того, кого любит.