Павел Мартынов - Пограничное состояние (сборник)

Подъезжаешь, бывало, к куче всякого добра, лежащего в навал у дороги. Рядом под масксетью сидят «красные» полковники. Дуют «холодный чай» в последнем километре перед границей. На выход, господа, на выход! «Мы уходим с Востока»… Прости-прощай, «ридна афганщина».

Что за добро, вы спросите? И я вам отвечу! Добро, мои драгоценные сограждане, — это разный военный «хлам». Очень часто основным в «хламе» были, например, боеприпасы. Са-а-амые различные. «Неучтенка» — это в Афгане в порядке вещей. А в Союзе — криминал, статейное дело. Помимо боеприпасов — масса других полезных на войне вещей: ящики, коробки, банки-склянки, шмотье интендантское, железяки всякие. «Хлам», в общем.

А почему, собственно, вы спросите, все это в куче у дороги? А потому, недогадливые вы мои, что на выводе армейские колонны очень часто «рвали нитку»[30] без таможенного досмотра. И бойцы с офицерами сидели сверху на броне (помните кадры телевизионных программ?) не просто так, для истории. А потому что внутренности славных армейских боевых машин были под завязку набиты другим «шмотьем» — японской аппаратурой, афганской и пакистанской мануфактурой и прочей малайско-сингапурской фурнитурой. Отсюда и кучи у дороги: лишнее дерьмо — в сторону. Освобождаем место для ценного багажа. А чтоб вверенное, пусть даже и неучтенное, военное имущество не досталось врагу..

— Товарищ полковник, а можно мы тут себе чего-нибудь повыбираем?

Над красным носом мутные глаза сразу превратились в узенькие щелочки-триплексы (ха-ра-шо идет «холодный чай»!):

— Ты х-х-хыто… такой? (ик-а…)

— Лейтенант Рябуха, пограничники мы, товарищ полковник.

— Ух, блин (ик-а...), а вы-тο здесь как? Ну, впрочем, уже не важно. Значит, так, у вас (ик-а…) есть полчаса — забирайте все что хотите. Все! Что хотите (ик-а…)… Но через полчаса мы (ик-а…)… Мы эт-то все… взо-о-рве-о-м к такой матери! Понятно вам, ле-й-те-нант?!

Голь перекатная! Пограничники, спецвойска. Но нам и это было по барабану. И проезжая шлагбаумы армейских комендатур на вопрос «кто такие?», мы всегда гордо ответствовали:

— Пограничники!.. Ну че вылупился?

— Пограничники? А, это которые на одном БТРе за бандами гоняются?

— Сам ты гонишь, муфлон, крыса тыловая! Стоишь тут ишаком, шлагбаум в чистом поле охраняешь от «зям-зямчиков»[31]! «Шуруп»[32] под крестовую отвертку… Открывай давай!.. Шнеллер, брат, тыз-тыз![33]

И в своей 200-мильной зоне мы действительно «гоняли» духов. Гоняли строго по делу, не особенно вмешиваясь в их внутренние распри. И жестко, а порой и жестоко, пресекая их любую возню, угрожающую Священной и Неприкосновенной (так и тянет сказать — Поднебесной…) Границе. Так же, как и весь остальной ограниченный контингент, теряя людей.

Но нас там «не было»…

Коля Овчаренко, начман четвертой, с утра пораньше проводив рейды, решил прикорнуть. Как он любил говорить — «минут шестьсот». Начштаба с замполитом играли в шахматы. Партия шла с перерывами вторые сутки.

— Василич, пардон, можно я перехожу?

Василич — наш начштаба, или коротко «эН-Ша», — задумчиво:

— Можно, Веня, можно. Не вопрос. За литр — все можно…

— Василич, экскюз ми, не томи, ходи давай! А, кстати, слышал? Мишин-то опять в рейд в сланцах уехал.

— В сланцах говоришь? М-да… Негодяй, однако… Пожалуй, на «G7», вот так. А походную «ленкомнату» он взял?

— Взял.

— Ну вот, видишь, «руководящая и направляющая» обеспечена. Значит? Значит, твоя совесть чиста, а жопа — прикрыта. А по мне пусть он хоть в плавках в рейде ходит — лишь бы люди были живы и боевая задача выполнена… Шах!..

Партию и мирную беседу прервал дежурный.

— Товарищ майор! Там с шестого поста доложили, какая-то «шишига»[34] «вылупилась» со стороны Хзйрабада. Новенькая совсем, вариант для минбатра[35]. Ну, для «Василька»[36], такая… Вылезла из-за сопочки и встала. Че делать-то?

— Далеко?

— Километра полтора-два.

— По радио запрашивали?

— Запрашивали. Молчит, сука.

— Так. А сигналов визуальных никаких не подает?

— Никак нет. И наших там нет. «Соседей» я тоже запрашивал. У них в этом районе тоже никого.

— Ясно. У местных аборигенов такой техники нет? Нет. Наших там тоже нет. Значит, что? Значит — духи! Та-ак… Та-ак… Надо дяде Коле доложить…

Николай Иваныч вышел смурной.

— Ну что за говно? Человеку поспать не дадут. Духи, духи… а сами то что? Ни одного решения не могут принять. Офицеры, командиры, политработники, мать… Все должен за вас Овчаренко думать. Свиньи вы, товарищи офицеры! Человек только лег… Ну что там, дежурный? Дежурный!!! Проснись, ты серишь! Я спрашиваю, что там!!!

— Духи, товарищ подполковник! Духи-и-и (просыпаясь)!.. Ссаные мухи… Точно, духи?

Василич вмешался:

— Командир, а давай мы их со «стодвадцатничка» на «фу-фу» проверим?

— На «фу-фу»? А далеко они?

— Километра полтора-два.

— Духи-и (оживляясь)!.. Со «стодвадцатничка»? А давай!

— Батарея! К бою! Огонь!!!

Пошла-а «гирька»[37]!..

Б-у-м!..

Ай-я-яй, недолет, однако!..

— Комбат!!! (-а-ат! а-ат! — ат!)… Дмитрий Николаевич, ну, епона мать! Ну что такое? Стрелять разучились, что ли? А?! Будем тренироваться! Давай второй…

«Шишига» тем временем уползла обратно за сопочку.

— Отставить второй! Вот так надо, малахольные! — просиял Овчаренко. — Видали? Духи, духи!.. Говно вопрос! Вот! Учитесь, дети мои! Ну как? А? У-у-у!.. И все-то надо делать самому! А? Дежурный! Свяжись с «люфтваффе»[38] и рейдами. Дай ориентировочку и координаты. Пусть подчистят там!..

Вдруг с поста дико заорал наблюдатель:

— Товарищ подполковник!!! Там! Там, товарищ подполковник, посмотрите!!!

Коля пулей приник к окулярам ТЗК[39].

— Уй, е-о!..

А еще через пять секунд, уже убегая:

— Слышь, Василич, че-то сердце прихватило… В общем, так: я — к доктору, а ты давай тут покомандуй…

Из-за сопочки огромной металлической гусеницей медленно вытягивалась колонна техники. Нескончаемая броня танков и САУ[40] угрожающе посверкивала на солнце.

— Всем в укрытие!

Ну какое тут, на хер, укрытие? Это ж — минимум дивизия! Да нас тут смешают с говном и песком в пять минут! Быстренько мелькали в голове ТэТэХа[41] боевой техники и вооружения мотострелковой дивизии. И ничего хорошего нам эти ТэТэХа не сулили…

Из штабного танка высунулся по пояс суровый дядька в генеральской форме. Василич — небритый третий день — стоял ни жив ни мертв («Ну, Коля, ну, сука, подставил!»).

— Кто такие?

— Четвертая мотоманевренная группа, пограничные войска, начштаба майор Дикин!

— А кто стрелял?

— Разреш-шите доложить, т-р-щ-щ генерал?..

— Докладывайте, майор, только быстро! Некогда мне.

— Тут такое дело, товарищ генерал: духи оборзели! Мы с утра два рейда снарядили. Короче, есть тут один, товарищ генерал, инженер Башир. Сволочь. Ипэашник[42], сукин сын! Уже вторую неделю нам кровь пьет. Извел, товарищ генерал. Сил нет никаких. Гоняем его, гоняем… Вот вчера прижали его в «прибрежке»[43], а он, гад, ночью как сквозь землю ушел. Ага… А вот сейчас наша разведка доложила — здесь он! Прорвался, сучий потрох! Прямо в километре от нас. Под носом проскочил, тварь ползучая! Сейчас через плато к «Северному входу» рвется. Он стрелял, он, товарищ генерал, больше некому. Но на этот раз не уйдет! Мы тут своей авиации уже ориентировочку дали. Они его сейчас на плато прищучат. Там ему деться-то некуда… «Отнурсуют»[44] козла по самое «не могу»…

— Хорошо-хорошо! — поморщившись, прервал этот словесный понос генерал. И повернув голову, спросил у своих: — Начштаба!

А почему не докладывали, что здесь есть пограничники?

— Э-мм-э-ммм, виноват… Сейчас, товарищ генерал, глянем на карте… И там, на карте, нас тоже не было.

— Так, полковник, нанесите пограничников на карту, и продолжать движение! — И уже обращаясь к нам: — Ну, спасибо за помощь, коллеги… Держитесь тут, молодцом!

Дивизия шла, обдавая нас пылью и подавляя наше сознание своей мощью. Дивизия шла куда-то в неведомое. Выполнять неизвестные нам боевые задачи. Объединенная неуемным командно-штабным интеллектом. Из ниоткуда. В никуда. По военно-секретной карте. От рубежа к рубежу. Подчиненная воле командира. Готовая по приказу любимой Родины всегда, везде и на все. По всем правилам своего боевого устава. В чужой стране. На войне без правил. Силища. Армия. Не дай бог!

А Василич стоял, дышал и думал о своем. Он думал о том, во сколько литров обойдется начману его, Василича, нервное потрясение от свидания с армией.