Дмитрий Горчев - Сволочи

Куры вообще нас всех переживут и будут ходить с идиоцким видом по пустынному невскому проспекту, потому что, опять же, скромнее надо: клюй своё говно и не пизди.

Однажды на моём балконе свила гнездо Птица Мира.

Я как-то пожалел выгрести совком для мусора это гнездо, там лежали два грязненьких яйца — одно поменьше, другое побольше. Из того, которое побольше, вылупилось очень неприятное Существо, покрытое жёсткими серыми волосами. Потом я его за какими-то важными делами забросил, а однажды выглянул на балкон — ёёёб твою мать!: висит под потолком огромное, Чорное, как ворон-невермор, но вниз головой, с красными глазами, страшное.

В общем, прижилось. Иногда гремит подоконником: водит своих баб по родным местам, типа вот моя деревня. Потом ебет их на балконе и, кажется, пожирает, потому что перьев очень много.

Сегодня смотрел, как уборщицы с матами отскрёбывали жвачку от гранитного пола на станции гостиный двор, и подумал, что в общем-то мысль у Ленина работала в правильном направлении, только управлять государством должны не кухарки, а как раз уборщицы.

На следующий день после прихода их к власти был бы запрещён ввоз жвачки, чупачупсов и вообще всего, чем можно плеваться. За продажу семечек — расстрел на месте.

Всё остальное можно. Подстелил газетку, зарезал, уложил в пластиковые пакеты и вынес в мусоросборник. Если нигде не накапал — честь тебе и хвала. Накапал — подотри. Не подтёр — не обижайся.

Вчера внезапно нажрался на совершенно ровном месте.

Два дня ходил, зевал, чесал выступающие части, жарко, противно. Под вечер вдруг возбудился: а вот бы сейчас винца выпить, красного и прохладного.

Выглянул в окошко: на скамейке веселятся молодые мудачки, бьют бутылки и ссут в кустах. И ржут очень неприятно: гя—гя—гя.

Немного подумав, я решил, что пиздец таким не бывает, пиздец бывает, когда душа поёт и не ждёшь от мира подвоха, так что мудачков можно вывести за скобки.

Когда я проходил мимо, они как раз рассуждали: «Вот мы, Серёга, с тобой МЫСЛИМ, а она же тёлка, она ведь дыркой своей думает».

Хорошая, мыслящая молодёжь народилась. Не жалко им страну оставить. Ну и купил, раз уж такое дело, две бутылки вина-киндзмараули, да и выжрал под интернет.

А глаза-то утром и не открываются. Я и так, и сяк — не открываются, и всё тут. Так до метро с закрытыми глазами и дошёл. На станции пионерская встала передо мной одноногая беременная старушка, а я и рад бы ей место уступить, а не могу.

Так и не уступил, вот сволочь какая.

Хожу на работу мимо магазина «Товары для женщин».

Это очень печальный магазин. В нём продают нехитрую женскую сбрую, прокладки и сальники, краски для росписи, рвотные массы для намазывания на лицо и электрические механизмы для выдирания волос из разных женских мест. Все женщины врут, будто бы они всё это покупают, чтобы нравиться самим себе.

А на самом деле это придумано женщинами для того, чтобы потный волосатый мудак, у которого весь утренний туалет состоит из чесания яиц, ухватил грязными ногтями их нежные груди, сунул им под нос свой вонючий хуй: на-тко полюбуйся, какой красавец, а потом жамкал их, расщеперивал по всякому, раскарячивал, сопел, чавкал и тыкал куда попало, пьяный в жопу. Целый магазин для этого.

Вчера составлял список существ, имеющих право звонить мне в течение двух часов с интервалом 30 секунд. Оказалось, что в этом списке нет ни одного человека, ни единого, а Господь Бог вряд ли может быть таким мудаком. Поэтому трубку так и не поднял.

В целом же, многолетняя борьба с телефоном привела к тому, что теперь он звонит только в трёх случаях: когда я в сортире, когда я в ванне и когда я ебусь.

Просидел зачем-то на работе до девяти, поехал домой и попал в толпу Неприятных С Дудками.

Зенит выиграл четыре-ноль, поэтому Неприятные были добродушные, дудели старушкам в ухо и вообще шутили. Женщины у Неприятных неважные: толстые все, с маленьким облупленным носом.

Вот я давно заметил: если толпа мудаков занимается всё равно чем, ну хоть дохлых кошек жрет, а среди них ходят Прекрасные, то значит дело это благое и скоро спасёт Россию, а если наоборот — ходят Толстые или старухи в сиреневых рейтузах, то никуда не годное это дело, и надо всех посадить в тюрьму.

Как-то попал я на сборище классических питерских рокеров, так там слонялись две-три одутловатые женщины с беломором в лошадиных зубах, и сами рокеры все лысые, пузатые, а помнишь мы с Майком, говорят. Или с Витьком. Вон, кричат, Боря идёт. Боря! Боря! Срал на них Боря, и вообще на всех срал. А они ничего, не обижаются. И теплую водку из мягких стаканчиков пьют.

Выбрался кое-как от них на улицу, а там солнушко, женщины с жолтыми спинами ходят. Троллейбус проехал, так уже хорошо..

Люди, каждый по отдельности, довольно разные: некоторые более продолговатые, некоторые менее.

Но когда их собирается два или больше, то оказывается, что все они одинаковые.

Люди очень любят, когда их благодарят. Когда они сделают вам добро, то сразу ждут за него благодарности. Если вы не заметите, что вам сделали добро, они страшно обидятся. Поэтому лучше сразу выразить благодарность на всякий случай, даже если вам просто померещилось, что вам уже сделали добро. Люди не удивятся и примут вашу благодарность с удовольствием.

Люди почти всегда выглядят глуповато. Но это ложное впечатление. Даже если они умеют только мычать или смотреть на вас выпученными глазами, нужно всегда помнить, что когда им нужно, они такое придумают, до чего вы бы за всю жизнь не додумались.

1. Делать утреннюю гимнастику под команды из радиоточки.

2. Постирать целлофановые пакеты и развесить на верёвке для просушки.

3. Научиться здороваться со старухами на лавочке.

4. Научиться спрашивать про здоровье так, чтобы люди не пугались.

5. Приходить на службу в галстуке.

6. Завести тетрадь приход—расход

7. Купить белые носки… Пока достаточно.

Ветер носит по квартире засохшие пивные банки.

На левой ноге отвалились два пальца: указательный и безымянный. Линяю к зиме. Скоро на мне вырастет новая шерсть, и я стану белоснежным старичком с розовой лысинкой и маленькими лукавыми глазками. Я развешу по стенам свои портреты и Почётные Грамоты и напишу про себя мемуары. И про всех напишу мемуары, чтобы не выёбывались много.

А потом, глядишь, придёт весна, на мне расцветут разнообразные грибы и вкусный зелёный мох, и тогда я возьму палку и узелок с кальсонами и пойду пешком по руси.

Надо жениться, вот что.

Жена должна быть огромная и страшная, как мадам-грицацуева. Она бы встречала меня вечером: «Опять НАЖРАЛСЯ! И куда ж ты его ЖРЁШЬ! И куда в тебя ЛЕЗЕТ! И как ты ещё не ЛОПНЕШЬ!»

Потом бы она меня слегка пиздила и выворачивала деньги из карманов. И вообще все деньги бы отбирала, чтобы покупать на них разные никчёмные вещи: Шторки, Полочки Для Ванной и Капусту. А я бы делал от неё Заначки, чтобы покупать вкусное и полезное Пиво для того, чтобы пить его с Идиотами, один из которых просто Алкаш, а другой ещё и Придурок впридачу.

Эти Заначки я бы хранил в специальном Железном Ящике, который есть у каждого семейного мужчины, где он хранит разные погнутые шурупы, и треснутый патрон от лампочки, и отвёртку с обмотанной изолентой ручкой, и дрель без свёрел, и вообще всё. Там бы у меня было Секретное отделение и в нём, под ржавыми гвоздями, хранилась бы Сторублёвка, которая и есть то самое Счастье.

Ровно в пять часов утра в дверь позвонили. Я открыл: там стоит двести пятьдесят один покемон. Они, оказывается, все примерно одного размера — с крупную мышь, и у каждого в лапах или в зубах, если лап нет, по сто долларов.

Они обошли мою квартиру по периметру с идиотской мультипликационной песенкой, потом низко мне поклонились, оставили доллары и ушли гуськом.

Я взял одну бумажку, пошёл в обменник. Женщина в обменнике нехорошо прищурилась: а вам эти деньги, наверное, покемоны принесли, нет? Я застеснялся: да, говорю, покемоны. Вообще-то я обычно довольно честный. «Плохие это деньги, нехорошие», — говорит женщина и кнопочку потихоньку жмёт.

Ну, я убежал, конечно, кое-как.

Потом уже покемонам стало неудобно за плохие деньги, и они подстроили, будто бы это всё приснилось. Только таких снов не бывает, я точно знаю.

По утрам, когда я плохо обмываю ледяной водой из крана свой несчастный гениталий, потому что воду греть уже некогда, я часто думаю про искренность.