Анатолий Трушкин - Пятница, 13 число (сборник)

Владимир Николаевич и Игорь Алексеевич крестятся.

(Читает.) «Здорово вас разыграли!»

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Кого нас?

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Вас.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. В каком смысле?

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Я думаю, в смысле нечистой силы. Не могла же она сама написать, что ее нет.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Дай записку. (Читает.) «Здорово вас разыграли»… То есть что же?.. То есть нас как бы?.. Но я домой не мог дозвониться, все время не туда попадал.

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Связь нарушена. Сегодня трудный день, магнитные бури. Может, сеть сама порчу наводит, чтобы новые тарифы брали.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Хорошо. Всё – розыгрыши, случаи, совпадения, всё допустимо. Стул почему двигался?

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Да! Стул-то с чего вдруг пополз по сцене?

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Я двигал. Надоели вы мне со своими приметами, и зрители, смотрю, не расходятся, я привязал к стулу нитку и потянул.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (проверяет стул) . Нитка есть. (Петру Ивановичу.) Паразит ты.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Я чувствовал, что здесь что-то не так. С самого начала чувствовал.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. И я с самого начала. Думаю: не может быть, чтобы никто не встретил, розыгрыш какой-то.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Ну конечно, как это – никто не встретил? Нонсенс чистой воды.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Думаю: или розыгрыш, или подстава. (Владимиру Николаевичу.) И сразу он начал про нечистую силу: «Сейчас они найдут нечистую силу!», «Где здесь нечистая сила?», «Нет никакой нечистой силы!». Подталкивал нас к суеверию.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Пришел раньше всех, записки подготовил, чтобы знать, где какая.

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Про записки ни сном ни духом.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. По глазам видно, что врешь.

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Не вру.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Врешь, врешь! Я еще думаю: что он спокойный такой? У всех телефон не соединяет, у него соединяет. Володя закрестился совсем.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Кто?

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ты. Крестился – аж ветер вокруг тебя поднялся.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Я закрестился?

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ну да. Пугал нечистую силу.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. А ты-то?

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Что я?

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Ты-то как крестился, забыл?

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Я так, за компанию. Я понял, что он разыгрывает. Дай, думаю, поддержу для смеха. И за тебя не так будет стыдно перед людьми.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Мне стыдно. Стыдно, да. Я испугался. Насторожился, испугался. Сейчас вот удивляюсь, как быстро эта зараза входит в человека. (Петру Ивановичу.) Может, я и не поддался бы, но посмотрю на Игоря – губы синие, трясется весь от страха…

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Кто трясется?

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Лицо перекосило, голова дергается…

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Что ты несешь?

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Каждую секунду плюется через левое плечо…

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Кто плюется?

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Я еще подумал: откуда в одном человеке столько слюны?!

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Не надо с больной головы на здоровую. Кто пошел углы крестить, чертей разгонять?

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Всю сцену заплевал.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Черти с ума посходили.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Спасибо, теперь сцену мыть не надо.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ты знаешь, что из-за тебя у чертей сегодня объявили траур? Семь дней.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Сиди уж.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Сам сиди.

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Надо быть верным своим убеждениям, тогда никакая зараза вас не проймет. (Встает.) Товарищи! Братья и сестры!

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Сядь! Я публично торжественно отрекаюсь от ереси суеверия.

Петр Иванович садится.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. И я отрекаюсь, бес попутал.

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Беса-то и нет.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Правильно! Согласен, нет его. Но он попутал. И всё, и забыли об этом нелепом недоразумении и глупом розыгрыше. Кто старое помянет, тому глаз вон. Договорились?.. Петр, договорились?

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Договорились.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (смотрит за кулисы) . Никого нет. Спасибо за компанию. До свидания.

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Уходишь все-таки?

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Да. Не желаю больше участвовать в этой комедии. ( В зал .) Извините, до свидания.

ПЕТР ИВАНОВИЧ (Владимиру Николаевичу) . И ты иди.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Я останусь.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Пока.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Плюнь через плечо.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Сам плюнь.

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Может, еще записку на посошок?

Все трое смеются.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Хватит подкалывать. (Направляется за кулису.) ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ (достает записку, читает) . «Игорь Алексеевич, уйдешь – пожалеешь».

Игорь Алексеевич замирает, оборачивается.

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Я не прикасался. Это он сам достал и прочитал. Совпадение… Иди. Иди, куда шел.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Не могу.

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Да иди, что ты, в самом деле?

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Не могу.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Вот какая это зараза – суеверие. Одна секунда, и всё – другой человек. (В зал.) Но кто бросит в него камень?

ПЕТР ИВАНОВИЧ (Игорю Алексеевичу) . Вчера депутат встречался с избирателями, заврался, зовут тоже Игорем Алексеевичем, хотел смыться, пришла записка: «Игорь Алексеевич, уйдешь – пожалеешь». Володя случайно ее вытащил. (Владимиру Николаевичу.) Ты случайно ее вытащил?

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Случайно. Наобум вынул. Правда, первую попавшуюся.

ПЕТР ИВАНОВИЧ. К тебе она не имеет никакого отношения. Ты понял?

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Понял.

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Молодец. Иди.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Не могу.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Не позорься. Стыдно за тебя.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Стыд не дым, глаза не выест… У меня предчувствие.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Нет у тебя никаких предчувствий.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Есть – плохо кончится. Какой-то голос говорит: «Сиди не трепыхайся. Сиди и помалкивай, лучше будет».

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Просто тебе надо перебороть суеверный страх. Предчувствия, голоса – это все чушь. Ты же знаешь об этом.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Знаю. А что толку?

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Толк будет. (Встает, берет Игоря Алексеевича под руку, отводит за кулису, возвращается.)

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Вот тебе и два высших образования.

ПЕТР ИВАНОВИЧ. А что они, образования? Испугался чего-то – сразу черти перед глазами. У всех так.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Кроме коммунистов?

ПЕТР ИВАНОВИЧ (не сразу) . Сейчас и у коммунистов.

Душераздирающий крик.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ (крестится) . Что это?

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Что ты крестишься?

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Что это было?

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Зачем ты крестишься?

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Что это было?

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Не знаю… Убили кого-то.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. А-а… Тогда ничего.

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Или молодежь балуется, у них сейчас такой юмор, что волосы дыбом.

Возвращается Игорь Алексеевич – голова в крови, в руке какая-то колотушка. Идет неуверенно, то в одну, то в другую сторону.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Лоб в крови! (Крестится.)

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Что со мной?

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Мы не знаем. Вспоминай. Ты попрощался, поехал домой…

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Да… Пошел за кулису. Ты проводил меня… Ушел… Там коридор… Никого нет… Я побежал.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Зачем?

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Чтобы побыстрее выбраться отсюда, мне здесь не нравится.

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Побежал, и что?

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. И бегу себе, бегу, бегу… И вдруг кто-то в лоб мне со всего размаха.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Кто? Ты сказал: никого там не было.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Не было… Со всего размаха. Очнулся – кровь на голове, передо мной стеклянная дверь, закрытая, рядом вот эта колотушка. Я стал звать на помощь – никто не откликнулся, не подошел, чтобы помочь.

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Не те времена.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Я встал и к вам. Голова трещит.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. У меня с утра болела голова, жена дала с собой таблетки. Прими одну.

Игорь Алексеевич запивает таблетку водой.

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Ты с разгона влетел башкой в закрытую стеклянную дверь. Только и всего.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Да?

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Да.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Только и всего?

ПЕТР ИВАНОВИЧ. Да.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. А мне достаточно. (Вопрошающе смотрит на Владимира Николаевича.)

Владимир Николаевич разводит руками.

Володя, нам отсюда не выйти… Никогда.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Перестань.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ни тебе, ни мне… Нас заманили. Мы – покойники.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Не паникуй.

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ (куксится) . Никогда не выйти, я чувствую. Я чувствую, Володя! Это конец.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Возьми себя в руки! (Поет.) «Стою на полустаночке в цветастом полушалочке, а мимо пролетают поезда».

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ. Ты никогда больше не дозвонишься до жены, никогда больше не услышишь ее голос, никогда больше не увидишь свою дочь… мать, отца, брата.

ВЛАДИМИР НИКОЛАЕВИЧ. Как тебе не стыдно?! (Крестится.)