Иван Булах - ...Алый свет зари

— Твоя, говоришь, эта утка? На возьми.

— Да нет… Я так просто… Подумал…

Бредут к лагерю, несут добычу. Подходят по одному и бросают уток в кучу, это для шулюма, а что останется — разделят в конце, это для дома.

В каждой компании есть самый удачливый. Вася добыл пять штук, это не плохо, а вот Федя всего четыре, зато три из них кряквы, это класс! Но удивил всех Серега — одна утка и два гуся! Это что–то значит. Все завидуют ему черной завистью, а сам Серега крепится и делает вид, что вроде ему это без разницы кого бить, что гуся, что утку, он бы и больше мог их нащелкать, да неохота. А у самого рот от уха до уха. Что скажешь? Молодец!

Чтоб утки не пропали, есть свои способы хранения. Одни потрошат и подсаливают, другие зарывают в сырой песок, перекладывают мхом, еще развешивают в тенечке на ветерке…

В закопченном ведре закипает шулюм. Что может быть лучше его на охоте? Да ничего. Вы не пробовали? Нет? Тогда хоть как вам ни рассказывай, а передать словами нельзя. Это такой аромат, смешанный с горьковатым запахом дымка, свежей утятины, лучка, перчика… М–м–э-э! Пальчики оближешь.

Готово! Садись братва! И тот же ритуал. Поздравления. С почином!

Начинается самое интересное и приятное. Еще никому не удавалось передать атмосферу единения охотничьих душ. Видали картину «Охотники на привале»? Да? Ничего не скажешь хорошая картина, но устарела, да и слабовата по части компании. Что такое, всего три человека, да и на столе почти ничего.

Сейчас охотничий лагерь скорее напоминает картину Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Видали? Вот, вот, это уж точно про охотников, все с ружьями, веселые, смеются.

Эй! Где вы, современные Репины, Шишкины, Суриковы? А-у! Художники! Вот где тема, характеры, динамика и море экспрессии! Вот где правда жизни. Рисуйте с натуры и заберете все Нобелевские премии. До вечернего перелета времени много, и это самые счастливые минуты. Угощаются, закусывают, спорят, ругаются, спят, поют, смеются и рассказывают.

На охоте свежий человек — это как свадьба с генералом. А если он еще и не охотник, а гость именитый ученый или из начальства, ему хана. Заговорят. Каждый считает своим долгом рассказать что–то необычное, жуткое.

Оказывается, все как один ворошиловские стрелки, белку бьют только в глаз, у каждого на счету не менее пары убитых медведей, с десяток волков, а уж уток бьют сотнями…

Спорят, перебивают друг друга, сердятся:

— Да что там твой барсук? Подумаешь, натопил десять литров сала… Вот я зимой убил лису на восемьдесят килограмм… Честное слово! Васька подтвердит… Вась, скажи! Во! Пять шапок сшили и два воротника, а мяса более центнера в заготконтору сдал…

— Че мелешь? Какое с лисы мясо?

— Кто сказал, что мясо с лисы? Я? Ты не путай, это я кабана–секача завалил, ну и здоров был!

Чуть захлопнул рот, рассказчик тут же:

— Ох, а у меня собака умная! Ей цены нет. Идем тихонько–тихонько… Я только камыш раздвинул, и вот они сидят, голубчики. Я тихо так шепчу: — Пальма!

— А?

— Утки!

— Где?

Федя рассказывает, как его в прошлом году встречала жена с охоты:

— Еле меня дождалась. Натопила баньку, сама ласковая, радостная: «Устал, бедненький Федюня, давай я тебе спинку пошоркаю… Выпей стопочку, оно и полегчает… Ложись отдохни на коечке».

— Федь, а говорят, она тебя выгнала и ты неделю в бане спал.

— А–а–а! Это я сам… Привык на охоте на свежем воздухе, а дома ну просто как кто давит… Ну и когда она меня с коечки сбросила, ну я и в баньку…

— Мужики, кто знает, почему Костя Пятков на охоту не поехал?

— Говорят, у него что–то не в порядке.

— С ружьем?

— Нет, с печенью. Ему это… врач охотиться запретил.

Обязательно заспорят, кто лучше стреляет. В ход идут пустые бутылки, банки, шапки. Конечно, и озоруют. Сушится плащ или полушубок, «бабах!» — летят клочья, публика валится со смеху. Обида? Какая там обида — наживем!

Дозволено на охоте многое, но по неписаному закону не говорят про баб и никогда не дерутся. Не тот случай. Драка исключается, так как все вооружены и срабатывают тормоза самосохранения. Тут царит единодушие.

Еще одна страсть охотников — это оружие. Привозят с собой все, что есть дома: винчестер, пятизарядку, двустволку, вертикальную, горизонтальную, тульские, ижевские, заграничные, привозят карабины с оптическим прицелом, пистолеты. Зачем везут весь этот арсенал? Стрелять уток из карабина с оптикой? Из пистолета? Чушь! Все просто, как унитаз. Хочется похвастать перед друзьями. Им действительно любопытно. Разглядывают, ахают, охают.

— Вот это ружье! — а в голосе восхищение и тоска.

— А чье это?

— Это Васино, — все с завистью глядят на Васю, а он как бы не замечает, что у всех аж глаза блестят, а у самого сердце от радости выпрыгивает, и он с ним сладу не находит.

— А можно, я в оптический прицел посмотрю?

— Гляди.

— О–о–о! Надо же! Все как на ладони!

— Да ты же колпачки не снял, хрен моржовый! — все заходятся смехом.

— О–о–о! А так еще лучше!..

Обязательный обычай ходить в гости. Гости бывают незваные и желанные. Первые, скажем, егеря, инспектора, разношерстное начальство и все под предлогом заботы о природе и любимых охотниках. Морды небритые, опухшие, кочуют от лагеря к лагерю. С ними не спорят, их угощают, их «любят» с затаенной ненавистью.

Другое дело свой брат — охотник. Едут в гости к знакомым всегда со своим угощением. Таким гостям от души рады, тем более, что будет ответный визит.

Тут свой ритуал: шумная встреча, объятия, застолье от чистого сердца, не ради гулянки. Но пьют мало, берегут силы, впереди еще много встреч. Да надо же вечерком и душеньку отвести на перелете…

У каждого лагеря обязательно что–то приключилось забавное, и это пересказывается много раз, обрастает веселыми подробностями, дополняется. И вот он живой анекдот.

Моховое озеро. Тут все началось хорошо. Собрались солидные охотники, правда, половина городских. И кто? Директор мясокомбината, начальник главснаба, управляющий трестом, генеральный директор… Они хоть и начальство, а на охоте, как голые в бане. Все одинаковые. И между ними затесался доцент университета, такой безобидный интеллигент, далекий от охоты. Упросил, чтобы его взяли пообщаться с природой. Ладно, думают, много он не съест и не обопьет, пусть отдохнет от интегралов и логарифмов.

Приехали, расположились, все по плану. Горит костер, закипает похлебка, на палатке трехдневный продпаек. Если сказать, что все скромно, то это будет неправда. Только из напитков здесь кроме водки: коньяк, виски, бренди, шампанское, сухое… ну все вплоть до спирта, а уж про закуску и говорить не стоит, работают не на гвоздильном заводе.

— Мы пойдем скрадки проверим, — говорят доценту. — А ты вари, накрывай на стол и никого не подпускай, а то оружие и весь харч на виду.

Ушли, проверили. Идут уже потемну к лагерю, переговариваются, а на душе ангелы поют. Впереди стол и ночь, да какая?!

Сейчас тройная уха, шашлыки, а под них… Э–э–х! Вот и костер видать.

— Эге–гей! Встречай, дорогой!

Вдруг «бабах!» — с сосенок кора и иголки сыпятся.

— Ты че? Офонарел? Это же мы, свои!

«Бабах» дуплетом, и снова как гахнет, из стволов пламя летит.

— Да что случилось? Он что очумел?

Часа два доцент не подпускал к лагерю, отстреливался как партизан, на все уговоры палил так, что приходилось тыкаться носом в траву, а сверху сыпались сучья и листья.

Лагерь стоял на мысу и выступал в озеро, не подойти. Костер пылает, чуть где шевельнулось — «бабах!»

Вот где горе–то! В ста метрах еда, выпивка, а не подступишься. Наконец все стихло. Подкрались, глядь — спит доцент.

Батюшки! Что натворил–то, ученая голова! Бутылки все откупорены. Это он из всех пробовал, потом окосел. Стащил все ружья и занял круговую оборону, в голове–то засело: «Не подпускай никого!»

А это озеро Куликово. Тут не случай, а общий конфуз. Уже все съехались, а директор межрайбазы замешкался, вагоны у него поступили, грузчики разбежались, вот он и занимался ими.

Вдруг телефон:

— Петр Иванович, это Кукушкина звонит. Вы на охоту едете?

— Да вот сейчас утрясу все дела и вперед, на мины.

— Петр Иванович, дорогой, выручи! У нас тут в райпо два дня областной прокурор занимался, а сейчас хочет на охоту съездить. Возьми его, а?

— Да ты че? Сдурела? Да там такое бывает, что он нас всех повяжет и заарестует… Нет, и не уговаривай.

Отбрехался. Где–то через пару часов Петр Иванович в кругу друзей.

— Че опоздал? — его тискают, хлопают, тащат к столу, сами–то уже малость запаренные. Наливают штрафную.

— Тост давай!

Петр Иванович с радости обалдел, квохчет, ругает Кукушкину, объясняется:

— Дела, и эта квашня еще привязалась: «Возьми, — говорит, — с собой областного прокурора, он мне осточертел».