Том Шарп - Звездный час Уилта

– Никто. Это из одного стихотворения про хрычовку, которая своими голыми сиськами…

– Замолчи! Она моя мать. Когда-нибудь и ты будешь старым и дряхлым и тоже не сможешь обойтись…

– Очень может быть. Но пока что я не дряхлый и прекрасно обойдусь без Дракулы в женском платье, который шляется по дому и курит в постели. Помнишь, как на ней загорелось одеяло? Как она еще дом не сожгла!

Эта перепалка, а также воспоминания о тлеющем одеяле заставили Еву отказаться от своего замысла. В конце концов. Генри был прав, хотя мог бы выражаться и поделикатнее. Ева питала к матери двойственное чувство и хотела поселить ее у себя отчасти из мстительности. Пусть видит, что такое настоящая мать. Поэтому в удачные дни она звонила старушке и расписывала, как чудно ладят близняшки, как у них дома славно, как Генри рассказывал дочкам… Тут на старушку неизменно нападал приступ кашля. А уж в самые удачные дни Ева приглашала мать на выходные – и тут же раскаивалась. Ибо на смену удачным дням приходили «ну и денечки».

Но сегодня она поборола искушение и, вместо того чтобы зронить матери, отправилась к Мэвис Моттрем посекретничать до обеда. Вот только бы Мэвис не стала снова зазывать на демонстрацию «Долой бомбу!».

Именно с этого Мэвис и начала разговор.

– Ты на детей не кивай, – заявила она, когда Ева принялась объяснять, что не может оставить близняшек с Генри, что, если ее упрячут за решетку, дочкам придется плохо. – Начнется война – вообще останешься без детей. Тут же все и погибнут. Из-за базы в Бэконхите первый удар придется по нам. Русские просто вынуждены будут его нанести – для самозащиты. Тогда нам конец.

Ева задумалась.

– Но ведь если нападут на русских, значит, они нанесут удар не первыми, – рассудила она.

Мэвис вздохнула. Еву не вразумишь: с ней и раньше было трудно объясняться, а теперь она, чуть что, прячется за детей.

– Да пойми ты, войны начинаются совсем не так. Поводом может стать любой пустяк, вроде убийства эрцгерцога Фердинанда в Сараево в четырнадцатом году, – Мэвис старалась объяснять как можно доступнее, пригодилась учеба в Открытом университете.

Но на Еву это не подействовало:

– Хорош пустяк – убийство человека! Это гадко и глупо.

Мэвис прикусила язык. Как она забыла, что Еве пришлось иметь дело с террористами и политические убийства она не одобряет?

– Конечно, гадко и глупо. Но я не о том…

– Как, наверно, его жена переживала, – Еве не давали покоя собственные воспоминания.

– Едва ли. Ее убили вместе с мужем, – съязвила Мэвис. Было очевидно, что на судьбы человечества Уилтам наплевать, но Мэвис не унималась: – Я хочу сказать, что причинами всех больших войн были случайные обстоятельства. Какой-то фанатик убил мужа и жену, а в результате погибли миллионы простых людей. Если такое случится в наше время, в живых не останется никого. Все человечество будет уничтожено. Тебе ведь этого не хочется, правда?

Ева уныло разглядывала фарфоровую статуэтку на каминной полке. Ну зачем в такой удачный день ее понесло к Мэвис?

– Но мы-то ничего изменить-не можем, – сказала Ева и бросила на амбразуру Уилта. – Вот Генри говорит, что русские все равно будут производить бомбы. У них и нервно-паралитический газ есть. И у Гитлера был, и если бы во время войны он узнал, что у нас он тоже имеется, обязательно бы использовал.

Хитрость подействовала.

– Твоему Генри только и надо, чтобы все оставалось так, как есть, – вскинулась Мэвис. – Известное дело – мужчина. Вон как они хают женское антивоенное движение. Боятся, что мы заберем над ними власть. Бомба – что-то вроде символа мужского оргазма" Выражение потенции в виде оружия массового уничтожения.

– Вот как? Я и не знала, – удивилась Ева, хотя ей было непонятно, как это штука, от которой гибнут люди, может символизировать оргазм. – Но он же сам был в Движении за ядерное разоружение.

– «Был», – фыркнула Мэвис. – Был, да сплыл. Мужчинам только и нужно, чтобы мы оставались безответными жертвами их похоти.

– Нет, Генри не такой. В смысле, он в постели не очень активный, – бомбы и оргазм все не шли у Евы из головы.

– Это потому, что ты нормальная женщина. Вот если бы тебя от секса воротило, он бы тебя все время тискал. А так он утверждает свою власть, посягая на твои законные права.

– Ну я бы не сказала.

– А я скажу. И нечего спорить.

Тут уж усмехнулась Ева: Мэвис столько раз жаловалась, что ее собственный муж крутит романы на стороне.

– А как же твой Патрик? Ты говорила, он такой неугомонный.

– Был неугомонный, – зловеще произнесла Мэвис. – Скоро эти хождения по бабам совсем прекратятся. Он у меня узнает, что такое климакс. Преждевременный.

– Ну разве что преждевременный. Ему сколько? Сорок один?

– Сорок. Но он в последнее время здорово сдал. Доктор Корее помогла.

– Доктор Корее? Какой кошмар! Неужели Патрик пошел к ней после той жуткой статьи в «Ныос»? Генри сжег газету, чтобы девочки не увидели.

– Вот-вот, вполне в его духе. Чихать ему на свободу печати.

– Но статейка и впрямь была страшноватая. Может, доктор Корее и права, что мужчина – это только… гм… биологический банк спермы. Но, когда она пишет, что после рождения второго ребенка мужчин следует кастрировать, это уж слишком. Наш кот целыми днями спит и…

– Господи, ну до чего ты наивная. Да не писала она о кастрации. Она только напомнила, как женщины мучаются при родах и как все презирают утративших девственность до брака. И что, если произойдет демографический взрыв, человечество вымрет от голода. Поэтому надо что-то предпринять.

– А я не хочу, чтобы Генри что-нибудь такое сделали, – упрямилась Ева. – Его прямо передергивает, когда говорят о стерилизации. Он считает, что от этого бывают опасные побочные эффекты.

Мэвис опять фыркнула:

– От противозачаточных таблеток тоже. И куда опаснее. А транснациональным фармацевтическим корпорациям и дела нет. У них одна забота – прибыль. Да и заправляют ими опять-таки мужчины.

– Очень может быть, – согласилась Ева. Она много слышала о транснациональных корпорациях, но что это такое – не представляла, а о слове «фармацевтический» вообще не имела понятия. – И все-таки странно, что Патрик согласился.

– Согласился?

– Да, на стерилизацию.

– Разве я сказала, что его стерилизовали?

– Ты сказала, что он ходил к доктору Корее.

– Это я ходила к доктору Корее, – проворчала Мэвис. – Думаю: знаешь что, голубчик, надоели мне твои бабы. Может, доктор Корее поможет. Пошла к ней и не пожалела. Доктор дала такое средство, чтобы муж шлялся поменьше.

Ева остолбенела:

– И Патрик его принял?

– Принимает как миленький. Он обожает витамины, особенно витамин Е. Ну я взяла и подменила пузырьки. Это не то какой-то гормон, не то стероид. Вообще-то эксперименты с ним еще не закончены, но доктор Корее говорит, что он безвреден. Опыты на свиньях прошли прекрасно. Патрик, правда, растолстел и жалуется, что соски немного опухли, но зато теперь он попритих. Вечерами из дому ни шагу. Сидит у телевизора и клюет носом. Так на него не похоже.

– Да уж, – сказала Ева, вспомнив, каким шелопутом был еще недавно Патрик Моттрем. – Но ты уверена, что это не опасно?

– Совершенно уверена. Доктор Корее говорит, что это средство будут давать голубым, которые хотят изменить пол, но боятся операции. От него яички, что ли, ссыхаются.

– Ну это ни к чему. Я не хочу, чтобы у Генри яички ссохлись.

– Не хочешь – не надо, – заметила Мэвис, которая однажды на вечеринке проходу не давала Уилту, а когда ее домогательства не возымели успеха, затаила на него обиду. – Дай ему тогда какое-нибудь зелье, чтобы его разобрало.

– Думаешь, стоит?

– Отчего не попробовать? Доктор Корее понимает в женских проблемах лучше, чем другие врачи.

– Но она, кажется, не совсем врач. Не такой врач, как доктор Бухман. Она чем-то там занимается в университете, да?

Мэвис Моттрем так и подмывало ответить, что доктор Корее ко всему еще и консультант по содержанию скота и, значит, Генри Уилту ее услуги даже нужнее, чем Патрику Моттрему.

– Одно другому не мешает. В университете есть и медицинский факультет. В общем, она открыла клинику и помогает женщинам, у которых какие-то проблемы. Она и тебе поможет, вот увидишь. Такая участливая.

Вернувшись домой и приготовив на обед сельдереевый суп с отрубями, Ева окончательно укрепилась в своем решении. Будь что будет: она позвонит доктору Корее, договорится о встрече и проконсультируется насчет Генри. Нет, сегодня она явно в ударе. Как ловко она уклонялась от неприятных разговоров – о бомбе, о нетрадиционной медицине, о том, что будущее за женщинами, потому что мужчины уже напортачили в прошлом. Собственно, Ева и сама так думала. Отправляясь забирать детишек из школы, Ева даже не сомневалась, что нынче у нее удачный день. Похоже, впереди ее ожидают приятные сюрпризы.