Лев Гурский - Пробуждение Дениса Анатольевича

И улыбка, и очевидное кокетство гостя меня насторожили.

— Ну, в известном смысле… — протянул я, а сам внутренне подобрался, готовый дать отпор любым проискам. — Безусловно, есть определенный интерес… Ладно, давайте начистоту: вы приехали за кредитами? К сожалению, состояние нашего бюджета…

— Да Господь с вами, Денис Анатольевич! — Хлебореску очень эмоционально всплеснул руками (ну точно, педик!). — Деньги? Что вы, нет! Я бы не осмелился тревожить великого восточного соседа из-за такой мелочи. У меня есть к вам куда более масштабное и взаимовыгодное предложение. Но для этого потребуется небольшой экскурс в нашу недавнюю историю… Надеюсь, вы позволите?

— Без проблем, — не без удивления согласился я. Что, кроме денег, он мог у нас просить? И что, кроме очень хороших процентов, нам предложить? Может быть, конечно, он нацелился всей Румынией попроситься в состав России. Но даже при таком невероятном раскладе потерь окажется больше, чем выгоды. Нам для полного счастья только еще румын кормить не хватало!

— В декабре 1989 года, — начал неторопливо мой собеседник, — в городе Тырговиште по приговору Временного военного трибунала был расстрелян Генеральный секретарь Румынской коммунистической партии, председатель Госсовета и президент Социалистической Республики Румыния Николае Чаушеску. Так вышло, что я был одним из пяти военных, кому поручили привести приговор в исполнение… Вы, возможно, слышали об этом эпизоде моей биографии?

Я кивнул, по-прежнему недоумевая, куда он клонит.

— Это чистая правда. Мало того, я и командовал расстрелом. Но есть кое-что, о чем мои биографы не пишут, потому что не знают. Считается, что Чаушеску был лишен последнего слова и последнего желания перед смертью, но это не совсем так. Между объявлением приговора и казнью прошло приблизительно полчаса. За это время «Великий Кондукатор» и «Гений Карпат», как его называли в наших газетах до восстания, пожелал говорить со мной. «Капитан, — сказал он, — твои начальники дорого бы заплатили за то, что ты сейчас от меня услышишь. Но моя главная тайна достанется не им, а тебе. Ведь ты просто исполняешь приказ и поэтому не виноват. Наклонись ко мне поближе, слушай и запоминай…» И как вы думаете, Денис Анатольевич, о чем он мне тогда сказал?

— Понятия не имею, — искренне ответил я. — О чем же?

— Вот это и есть самое удивительное. Он…

В то же мгновение за спиной Траяна Хлебореску случилось невозможное: сам собой исчез кусок только что монолитной стены. Вместо нее бесшумно возник прямоугольный дверной проем, из которого высунулась оранжевая рука с каким-то старинным на вид орудием — вроде арбалета, но только с двумя стрелами. И обе были нацелены прямехонько в шею румынского президента.

— А… — ошалело сказал румыну я и сумел лишь мотнуть головой: ни для слов, ни для иных движений времени не оставалось.

Но президент Румынии, представьте, понял меня с одного звука. Он вскочил… вернее, он почти взмыл с места, на лету оборачиваясь к нападавшему, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.

По комнате словно пробежал внезапный порыв ветра.

От человека за шестьдесят, пускай даже и бывшего военного, я не ожидал такой замечательной спортивной подготовки. До сего дня я был уверен, что молниеносная реакция возможна только в кино — да и то в исполнении каскадеров и компьютера в придачу. Однако кинозрителю хотя бы дают рассмотреть все на замедленной съемке, а я, сидя в первом ряду, ничего, по сути, не успел увидеть.

Не было ни красивых танцев карате, ни жаркого мочилова кикбоксинга. Просто две размытых от скорости фигуры рванулись навстречу друг другу, как две половинки магнита — черная и оранжевая. Костюм румынского президента и комбинезон нападавшего слились на миг в неразборчивый черно-оранжевый кокон, затем из кокона выскочила наружу стрела и с легким комариным жужжанием впилась в еще один портрет многострадального князя Александра Невского (сколько их, однако, по всему Кремлю понаразвешано!)

А потом все кончилось. Черный костюм снова превратился в Траяна Хлебореску и вернулся на место у стола, а оранжевый комбинезон с человеком внутри остался лежать на полу, тихонько постанывая. По гладкому паркету прямо к моим ногам приехал уже наполовину разряженный арбалет, и я его машинально поднял.

— Спасибо, очень выручили, — с легким поклоном сказал мне румынский президент. — Вы подарили мне целую секунду и уравняли наши шансы. А при равных условиях обычно выигрываю я.

— Не убежит? — спросил я, имея в виду поверженного врага.

— А? Нет, что вы, исключено. — Хлебореску оправил лацканы своего пиджака и, молодчина такой, уже почти восстановил дыхание. Этот чемпион по единоборствам, не мог, разумеется, быть педиком! — Я все-таки служил в спецвойсках, навыки остались. Есть один удар, он вызывает временный паралич. Это, признаюсь, неджентльменский прием, но на войне как на войне. Когда на тебя идет вооруженный психопат, все средства хороши.

— Так вы его знаете? — спросил я, рассматривая арбалет.

На самом деле несостоявшийся убийца теперь интересовал меня куда меньше, чем орудие убийства. Надо бы выпросить у румына эту игрушку на память, подумал я. Четкая красивая машинка — умели же делать в старину! Увесистая, но не тяжелая. Металл, приятный на ощупь: где нужно — гладко, где нужно — ребристо. Сбоку есть гравировка — надпись на латинском, по-моему, языке. В студенческие годы я немного знал латынь, но эти бессмысленные знания из меня с годами повыветрились.

— О да, я знаю, — с покаянным вздохом отозвался президент Румынии. — Тысяча извинений. Наша служба безопасности потеряла его в Бухаресте сразу после выборов: никто не думал, что он доберется до Москвы. Но он… есть такое русское слово… зарубился… нет-нет, затесался, мне думается, в строительную бригаду. Остроумный выход. Побрил себя наголо, перекрасил усы и, наверное, где-то раздобыл чуждый паспорт, иначе бы его взяли на любой границе. Такие экземпляры обычно изобретательны.

— Террорист? — Я рассматривал оставшуюся в арбалете стрелу. И на вид, и ощупь она была очень острая… только вот не пойму, из чего сделана. Нержавеющая сталь? Нет, блестит совсем не так.

— Сумасшедший, — улыбаясь, объяснил мне Хлебореску. — Некто Ион Малиминеску. Гражданин Румынии. Бывшая штабная крыса. Служил в СССР, в Венгрии, в ГДР — в структурах «Варшавского договора». После контузии несколько лет наблюдался у психиатра, а с некоторых пор, вы не поверите, одержим манией: хочет убить меня.

— Политика? — Кажется, я понял, из чего сделана стрела.

— Вовсе нет! У нас оппозиция мирная. Но вот этот тип забил себе в голову, что я не человек. Что я, как это сказать по-русски… кровопивец, да. Питаюсь человеческой кровью… О-о-о, по вашему лицу я вижу, что вы угадали: все верно, наконечники обеих стрел — серебряные. Это традиция, сами понимаете. Как же без серебра?

— Не пожадничал мужик, — согласился я. — Готовился к теракту на совесть. И даже оружие, я смотрю, где-то раздобыл старинное. Этой музейной редкости, наверное, лет двести или побольше.

— Какая уж там старина, — отмахнулся Хлебореску. — Китайская штамповка. У нас в Трансильвании сувенирные лавочки забиты этим хламом. Туристы едут отовсюду, хватают все подряд. Позвольте мне на минутку?.. Спасибо. Видите вон с краю клеймо: мэйд ин Чайна?

Сколько я ни всматривался, никакого китайского клейма не находил и, наконец, был вынужден признаться вслух:

— Не вижу. Ну-ка покажите, где?

Хлебореску хохотнул и отодвинулся — уже с арбалетом в руке. Теперь единственная стрела была направлена мне в сердце.

— Вы правы, — сказал он, — этой надписи там нет, я пошутил.

Лишь сейчас я обратил внимание на то, что мой гость держит орудие убийства крайне осторожно, немного на отлете, чтобы ненароком не задеть пальцами серебряного наконечника.

— Будет лучше, Денис Анатольевич, — уже без улыбки произнес румынский президент, — если вы некоторое время не будете двигаться с места и тем более звать охрану. Оружие действительно старое и довольно опасное. Оно может случайно и выстрелить.

— Вы чего, хотите меня убить? — изумился я. Ну и сюрприз! Уж лучше бы он оказался простым педиком. От такого бы я отбился.

— Нет же, наоборот… — Хлебореску досадливо поморщился. — Вот дьявол! Я-то думал, что у меня есть время для преамбулы, а из-за этого идиота придется форсировать… Нет, все-таки Гитлер был прав, когда вычищал психолечебницы от ненормальных. У них, как у собак, бывает очень развито верхнее чутье. Миллионы обычных граждан ни о чем не догадались, а этот убогий…

— О чем не догадались? — Я по-прежнему ни хрена не понимал.

Вместо ответа румынский президент издал горестный вздох:

— Ну и какой, по-вашему мнению, государственный секрет мне раскрыл в тот день Николае Чаушеску?